Найденыш

— Задумался? Пошли в библиотеку. Я тебе еще книжек покажу, а ты мне тот прием с ножом. И на лютне тебе поиграю.

Я перевел дух, тихонечко, чтобы он этого не заметил. Лютня у него, спору нет, хорошая, играет он здорово и нот разных много. Мне теперь на лютне больше играть не доведется — пальцев не хватает. А о ноже он либо от Малкута, либо от магов узнал. А как проведал, что меня кифрянин на ножах натаскивал, так загорелся: покажи, да покажи… Мне же Улих запрета на показ не давал. Я и показываю. Тешу высокородного. А тем временем поджидаю, чем разрешиться дележка магов с баюнами — а тогда можно будет и отчаливать. Но иной раз мне от стариковой ласки не по себе. Оно понятно, конечно, он бобылюет, детей нет, а я мальчишка, к тому же найденыш — вот и прыгает надо мной. Чего ему от меня надо? Я хотел было мысли его прочесть, но Зимородок — врет он, что в башке моей не пасется — отсоветовал. Сказал, что без надлежащего умения, можно навредить, с ума свести. Я старику плохого не желаю — мне он зла не чинил. А вот Зимородок то ли впрямь у меня в башке рыбу ловит, то ли у меня на роже все написано.

Мы поднялись по ступенькам здоровенного дворцового крыльца, и я потопал в свою комнатуху, сменить пропитанную лошадиным потом одежку. Ко мне тут и слугу приставили! Сначала какую-то бабу, как ребятенку, но я разорался, прогнал ее. Тоже, нашли дите малое! А теперь мужик. Спокойный тихий. Принесет, что надо и уйдет, слова не сказав. Сначала, правда, пытался мне штаны помогать натягивать, но я быстро его отвадил. Я из-за отрубленных пальцев в штанинах не путаюсь, через голову штаны не натягиваю.

Я подошел к высокому столику, стоящему возле кровати, взял крохотный колокольчик и позвонил, вызывая слугу; поставил колокольчик на шестиугольную столешницу и в который раз подивился столику: шесть тонких паучьих ножек из каждого угла, а на столешнице из разных кусков дерева индрик-зверь выложен, как живой — из ноздрей жаркое дыхание бьет, глаза красные, что раскаленные угли, напружинился зверь, рогом грозит. Знатный мастер столик сработал. И из дерева он сделан дорогущего: желтого, медового цвета древесина у дерева, а узор яркий-яркий. А легкое оно: столик мизинцем поднять можно — дерево если и тяжелее пуха, то на самую чуточку! Я у слуги насчет дерева выспрашивал. Он ответил, что сработал стол здешний мастер, из Тебай, а дерево, говорят, из Неведомых Земель привезли. Ну, коли из Неведомых Земель, то столик, почитай, из чистого самоцвета выточен, сколь за него заплачено. Богат высокородный Ставр, богат… А может, он сам по молодости в Неведомые Земли ходил? Спросить надо — коли старик меня так привечает, почему бы и не спросить. Ожерелье тоже бывало заговаривал о том, что неплохо поднять парус и двинуть к Неведомым Землям. Да ватага не соглашалась.

Вошел слуга с чистой одеждой в руках, положил ее на кресло и молча дверь за собой закрыл. Знает, что не дам себе помогать. А вот откуда он проведал, что мне одежку сменить надо? Возле кресла в стену было вделано громадное зеркало. Я однажды такое видел, вернее остатки от него — что еще может остаться от хрупкой вещи после боя, кроме осколков? Первые два дня интересно было в него смотреться — в полный рост себя видно, а не только рожу. Хлудовы девки из «Барракуды» до зеркал были сами не свои, но куда их зеркалам до этого. Любая из них за эдакое чудо зеркальное что угодно бы отдала. Ну, за этим-то у девок не станется…

Старик ждет, одернул я себя. Скинул рубаху, штаны, взялся за новые, прыгаю перед зеркалом на одной ноге, вторую в штанину вдеваю, а надел штаны, зеркало снова к себе взгляд приковало. Я не утерпел опять стал разглядывать себя голого по пояс. Шрамов, вон, у меня сколько… Под мышкой правой стрела кожу разорвала, на руке чуть пониже плеча не помню откуда — может, еще и до того дело было, как меня Ожерелье в море подобрал. От шкворней шрамы — эти еще самые свежие. Понял я, что в зеркале пытаюсь разглядеть. След неведомой хвори, прицепившейся ко мне недавно. Никто про нее не ведает, и что удивительно: даже маги — ни Зимородок, ни Светлогор не знают. А уж они-то, казалось бы, должны на аршин в землю заглядывать… Я смотрел в зеркало и пытался выглядеть хоть намек какой-нито. Без толку. Тишь да гладь. Одно знаю — от Изделия Исполинов хворь прицепилась. Странная какая-то — вроде и не хворь вовсе, а я почему-то про себя иначе напасть эту и не кликаю.

Я спохватился, накинул рубаху, натянул рукав на подарок Улиха в потайных ножнах на предплечье и выскочил в коридор. Дорогу к библиотеке я знал, хотя во дворце высокородного плутать было можно до морковкиного заговенья. Я и плутал поначалу. Чтобы уж больше не тянуть я побежал по коридору — задница, вроде угомонилась, не мешала ноги быстрее переставлять — добрался до конца, до железной винтовой лестницы, ведущей на верхние этажи, и взлетел по ней на второй этаж.

Перед дверью в библиотеку в зале размером с две «Барракуды» по стенам был развешан всякий воинский доспех и оружие. Чего тут только не было! На всю нашу ватагу хватило бы с лихвой. Старик, похоже, натаскал ратного со всех концов света. Вон, висит — меч не меч, сабля не сабля — шут его знает, что такое… А вот это что? Вроде морского ежа расплющенного, а сбоку рукоять костью выложена. На булаву не похоже, на шестопер тоже — уж больно рукоять коротка. Как же этой хреновиной драться?

Я маленько отдышался и потянул дверь за литую ручку в виде ящерицы, проскользнул в щель и сразу почувствовал запах съестного. У меня потекли слюнки. Старик сидел в кресле с высокими подлокотниками, под ногами у него стояла табуреточка. Он разложил на коленях толстенную книжищу в красном сафьяновом переплете с серебром; читал, водя пальцем по строчкам. Рядом со стариком на столе стоял кубок. Высокородный оторвался от книги, взял кубок со стола, пригубил и тут увидел меня.

— Что же ты стоишь на пороге? — спросил он. — Заходи.

А я верчу головой, осматриваюсь. Нравилась мне библиотека высокородного. Уж пятый день минул, как он меня в нее привел, а все равно каждый раз как внове. В библиотеке все стены до самого потолка заставлены книгами, места свободного от книг нет; мало того, у библиотеки был собственный второй этаж, а там тоже книги, книги, книги… Я прошел к столу и сел в кресло, на высокую, мягкую подушку, которая лежала на деревянном сидении.

— После тряски на лошади есть всегда охота, — сказал старик. — Я приказал накрыть здесь. Ты не прочь съесть чего-нибудь?

Я кивнул, проглатывая слюну. Высокородный показал на стол:

— Я так и думал. Ну, кушай.

Второй раз меня просить не надо было. Я пододвинул к себе блюдо с жареной курицей и набил полный рот. Он ткнул пальцем в серебряную фляжку:

— Здесь малиновый сок. Наливай и пей. А я винцом побалуюсь. — И старик забегал лазами по строчкам книги.

Умяв половину курицы, я поинтересовался:

— Высокородный, а ты почему не ешь?

Старик послюнил палец, перевернул страницу и, заметив ногтем место, где остановился, ответил:

— Не хочется что-то. Нам, старикам, мало нужно, Даль, не то что вам молодым. А ты кушай.

Я отодвинул от себя блюдо с дочиста обглоданными куриными косточками, опрокинул в себя кружку малинового сока и довольный отвалился к спинке кресла.

— Еще чего-нибудь хочешь? — спросил старик.

Я цыкнул, языком выковыривая мясо из зубов.

— Не. Трюм забит.

Он усмехнулся в бороду и хлопнул в ладоши два раза. Из глубины библиотеки появился слуга.

— Убери со стола, — велел высокородный. — Яблоки только оставь.

Стол быстро опустел, слуга ушел неслышными шагами, и мы со стариком остались в библиотеке вдвоем. Я, памятуя уговор, потянулся за ножом, поддернул рукав, открывая ножны, как вдруг старик остановил меня:

— Подожди, Даль, с ножом еще успеется.

Я опустил руку озадаченный, а старик отчего-то смутился. Он захлопнул книгу, отложил ее и забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, а потом вздохнул и пробормотал что-то вроде: «ну с богом…»

— Послушай меня, мальчик, — заговорил старик, — у меня к тебе есть серьезный разговор. Очень важный для меня. И для тебя тоже. Я сейчас начну, а ты меня выслушай и… — он запнулся. Непонятно вел себя высокородный: лицом кривился, нижнюю губу кусал. — …только не насмехайся над стариком, — докончил он через силу.