Последний алхимик

Но Мастер Го отверг его.

— Ваше Величество, для вас это золото, возможно, годится, но для нас оно проклято. Я видел, из каких ингредиентов оно делалось, и что-то в них было такое, что лишает силы самое тренированное тело.

— Не хочешь ли ты сказать, Мастер Синанджу, спасший короны Арагона и Астурии, явивший нам свою мудрость и величие, что это дурное золото?

— Нет, Ваше Величество. Это золото хорошо настолько, насколько им можно расплачиваться, покрывать для красоты разные вещи, использовать для изготовления каких-то инструментов, но для нас оно является проклятым.

И тогда король дал Мастеру Го хорошего золота, на котором не было проклятия и не было клейма неверного алхимика с изображением аптечной колбы.

Спустя столетия это клеймо обратило на себя внимание Мастера Чиуна, но осталось не замеченным запальчивым и непочтительным Римо. Вот как упрямец Римо навредил своему телу, ибо ему важнее дурные белые привычки, нежели слава Синанджу.

— Ты приплел к старинной легенде какую-то отсебятину, папочка, — сказал Римо. К тому моменту, как Чиун кончил свой рассказ, он уже сидел на кровати. У него было такое чувство, словно от этого рассказа в жилах у него вместо крови потекла газированная вода. — Я-то думал, летописи вечны и незыблемы. И переписывать их нельзя.

— Все, что я добавил к истории, — это история. Неужели, держа на теле эту подвеску, ты ничего не чувствовал?

— Я злился, что ты ко мне привязался.

— Любая глупость вроде злости и раздражения притупляет естественную чувствительность. Похоть, жадность — все это притупляет чувствительность. И чем сильней эти вспышки, тем хуже мы воспринимаем действительность, — сказал Чиун.

— Но ты ведь тоже злишься. Ты все время злишься!

— Я никогда не злюсь, — возразил Чиун. — От твоих упреков у меня кровь вскипает!

— Когда мне станет лучше?

— Никогда. Ты испорченный ребенок, Римо. Придется это признать.

— Я имею в виду свое физическое состояние. Когда я поправлюсь?

— Организм сам скажет.

— Ты прав, — вздохнул Римо. — Не надо было и спрашивать. — Он допил воду и встал с кровати. Было приятно вновь ощутить радость движения, хотя пока ему приходилось думать о каждом шаге.

— А что входило в состав реагентов, которые использовал этот алхимик? Мастер Го пишет что-нибудь о яде?

— Разве твое тело не распознало яд? Разве тебе нужен был радиометр, когда мы были на заводе в Мак-Киспорте?

— Радиация. Уран! Он делал золото с помощью урана! А тебе не кажется, что тот уран, который сейчас все ищут, как раз и идет не на производство бомб, а на изготовление золота? Что если кто-то заново открыл старинный секрет?

— Нет, не кажется, — сказал Чиун.

— Но почему?

— Потому что я не забиваю себе голову такими тривиальными вещами. Римо, я снова спас тебе жизнь. Я не хочу этим похваляться, но это правда. И для чего? Чтобы ты маялся дурью? Мы что, должны металл сторожить? Или может, мы обыкновенные рабы? Я научил тебя премудростям Синанджу, чтобы ты приумножил свою славу и славу Дома Синанджу, а мы тут решаем задачки! Неужели я стану над этим размышлять? Я скажу тебе, о чем я думаю. Я думаю, нам надо покинуть сумасшедшего императора Смита, ибо ему никогда не захватить трон. Мы должны служить настоящему монарху!

Римо прошел в ванную и умылся. Он уже достаточно наслушался. Теперь он без конца будет слушать, как он чуть себя не погубил.

Зазвонил телефон. Чиун снял трубку. Римо догадался, что звонит Смит. Полились цветистые заверения в преданности, велеречивые славословия в честь мудрости Смита, а в завершение трубка легла на рычаги, положенная величественным движением руки, похожим на тот жест, каким торжественно ставят розу в золоченую вазу. Но на этот раз из уст Чиуна прозвучало в завершение нечто необычное.

— Мы развесим их черепа на стене Фолкрофта и будем поносить их ничтожество и воспевать вашу славу, — сказал Чиун Смиту.

— Что происходит, папочка? — встрепенулся Римо.

— Ничего особенного, — ответил Чиун. — Не забудь промыть ноздри. Ты ими дышишь.

— Я всегда промываю ноздри. Кого это нам надо прикончить?

— Никого.

— Но ты ведь сказал, что мы развесим черепа по стенам. Чьи черепа?

— Я сам не понял, о чем он толкует, этот Смит. Сумасшедший.

— Кто?

— Никто. Какие-то люди окружили крепость, которую он называет санаторием. Не забудь, пожалуйста, про ноздри.

— Фолкрофт окружен?! Все может пойти прахом!

— Да мало ли безумцев!

Римо направился к телефону. Ноги еще не вполне слушались, и ему приходилось переставлять их с усилием, так что походка у него была какая-то нескладная, как когда-то давно, еще до обучения у Чиуна. Он позвонил на коммутатор мотеля и сделал заказ. Он не был уверен, что секретными кодами удастся воспользоваться в открытую, но другого выхода не было: если Смита и Фолкрофт захватят, все и так погибнет.

Смит ответил сразу.

— Говорю по открытой связи, — предупредил Римо.

— Неважно. Они сужают кольцо.

— Сколько у нас времени?

— Не могу сказать. Они будут держать санаторий в кольце до тех пор, пока не убедятся, что мне некуда деваться. Если это случится, придется прибегнуть к крайней мере, вы меня понимаете. В таком случае мы больше не увидимся, и вы можете считать свою службу оконченной.

— Рано еще сдаваться, Смитти. Не вздумайте глотать свою пилюлю.

— Придется. Я не могу допустить, чтобы меня захватили. Это отразится на престиже государства.

— Постарайтесь продержаться! Я сейчас буду у вас. У вас там в Рае, кажется, есть небольшой аэропорт?

— Да. Совсем рядом с нами.

— Добудьте мне разрешение на какой-нибудь самолет, чтобы я побыстрее до вас добрался. Держитесь. Я сейчас буду.

— Как вы себя чувствуете? Мне сказали, вы умерли.

— Достаньте мне самолет, — повторил Римо.

Через тридцать секунд Смит раздобыл ему разрешение воспользоваться правительственным реактивным самолетом и вылететь из аэропорта Даллес.

— Куда это ты собрался? — спросил Чиун. — Ты несколько минут назад лежал в постели без сил!

— Я должен выручить Смитти. И тебе бы не мешало. Ты любишь рассказывать, что Синанджу еще ни одного императора не подводило. Ну вот, считай, что он и есть император.