Последнее испытание

Он сел. Гонг, лежавший рядом на песке, откликнулся тихим гудением. Странно, ведь он не ударял молоточком. Должно быть, гонг загудел от упавших сверху крупных капель дождя.

Звуки стихли, но вскоре гонг загудел снова. Неужели некие неведомые духи?

Римо встал. И услышав доносившиеся с запада звуки второго гонга, воскликнул:

— Чиун! Он зовет меня!

Римо выхватил молоточек и ударил в гонг, а затем помчался через пустыню к горе Красного Призрака. Волна новых звуков настигла его в безветренном воздухе, и гонг в руках Римо откликнулся на этот зов.

Звуки превратились в один сплошной плач. И не умолкали до тех пор, пока Римо не приблизился к пещере.

Рядом с ней стоял мастер Синанджу, и лицо его являло собой маску скорби и боли.

— Только не говори мне... — начал было ученик.

— Моя печаль...

Римо сжал кулаки и зажмурился.

— Не-е-ет!..

— Моя печаль сравнима разве что с твоей радостью, — закончил фразу Чиун. — Ибо ты обрел отца, а я потерял своего единственного сына.

Ученик открыл глаза.

— Так он жив?!

Кореец кивнул.

— Да. И ждет тебя.

Римо шагнул в пещеру, затем обернулся.

— Ну, что же ты? Идем!

— Нет, я не пойду, останусь здесь. Потому как настал седьмой день седьмой луны, и мне следует искупаться в горьких слезах Кьон-у и Чик-ньо, чьи страдания мне так близки и понятны.

Глава 24

Три дня спустя через пустыню Соноран ехали трое всадников. Впереди скакал Санни Джой.

Справа Римо, а на почтительном расстоянии от них верхом на пони следовал Чиун. Личико его сморщилось от горя и теперь напоминало скомканный клочок бумаги.

Под синим и безоблачным небом, в прозрачном воздухе все предметы казались какими-то особенно яркими и резкими, точно были вырезаны из стекла. Над головой безжалостно палило солнце.

— Я обязан вам обоим жизнью, — произнес Санни Джой.

— Наша кровь одного цвета, — откликнулся Чиун.

— Более того, я должен все объяснить, перечислить обстоятельства...

Римо промолчал. В течение тех двух дней, что Билл Ром выздоравливал от мышиной болезни, ни один из них ни разу не затрагивал этой темы.

— Чтобы было понятнее, — продолжал Санни Джой, — я прежде всего расскажу о себе. Давным-давно, еще до появления в этих краях белого человека, в пустыню пришел мой предок. Ко Джонг О. Пришел с земли, которую мы называем Сан Он Джо. Говорят, что краснокожие, то есть индейцы, ведут свое происхождение от азиатов. Так что, думаю. Ко Джонг О попал в Америку откуда-то из Китая, переправившись через Берингов пролив. Как бы там ни было, но он обосновался здесь, среди небольшого индейского племени, и выбрал себе в жены одну из местных девушек. Уверен, что племя это принадлежало к Разбивателям Черепов.

— Разбивателям Черепов? — удивился Римо.

— Да, так мы называем индейцев навахо, которые разбивали черепа своим врагам. В отличие от хопи, которых у нас называют Живущие на Скале... Итак, Ко Джонг О, обосновавшись здесь, вскоре стал пользоваться всеобщим уважением, потому как был храбрым воином и могущественным волшебником. Он взял это племя под свое покровительство. В знак благодарности и почтения люди стали называть его Сан Он Джо. Он научил индейцев жить мирно и в согласии с другими племенами. Все войны, сражения и убийства отныне запрещались. Разрешалось сражаться только Ко Джонг О и каждому старшему сыну его рода. И то только в целях самозащиты и защиты своего племени. А еще его сыновьям запрещалось привлекать к себе внимание, иначе получалось, что они нарушают клятву, данную самим Великим Волшебником, Сан Он Джо.

Санни Джой обернулся и взглянул на Чиуна.

— Я вроде бы рассказывал тебе эту историю несколько лет назад?

— А я рассказал тебе легенду о моей родной деревне, — холодно заметил Чиун. — Но ты тогда не поверил, что у нас может существовать одна общая легенда.

— Меня до сих пор терзают сомнения. Впрочем, слушайте дальше.

И Санни Джой продолжил свой рассказ:

— Итак, все старшие сыновья рода считались наследниками Ко Джонг О и обучались всем приемам и методам Сан Он Джо. Ну, к примеру, как незаметно выслеживать дичь, как видеть дальше и лучше ястреба, как слиться с тенью и стать незаметным. И все это — в целях защиты племени. Когда я родился, многие из наших влачили жалкое существование, страдали от разных болезней. Особенно тяжело приходилось женщинам... В день моего совершеннолетия отец — кстати, тоже Санни Джой — привел меня на гору Красного Призрака и выложил мне всю правду. Он рассказал, что племя вымирает не только физически, но и духовно. Многие уже сбежали в города, многих настигла преждевременная смерть, и они похоронены под красными песками пустыни. Женщин моего возраста не осталось. И вообще, в племени почти не рождались девочки. Отец объяснял это воздействием радиации после экспериментальных ядерных взрывов в Юте и Нью-Мехико.

Санни Джой пожал плечами.

— Впрочем, теперь не столь важно. Отец сказал, что если я хочу помочь племени сохраниться, то должен уйти в большой мир, отыскать там землю Сан Он Джо и просить Великого Волшебника отдать одну из женщин в наше племя. Иначе народ Сан Он Джо к концу столетия вымрет.

Римо нахмурился и покачал головой.

— Ну вот, собрал я свои вещи, сунул в багажник студебеккера и поехал на запад. Почему на запад? Да потому, что именно оттуда пришел когда-то Ко Джонг О. Надо сказать, что далеко я не уехал, деньги кончились. Стал искать работу. И устроился каскадером. Платили хорошо, к тому же режим был довольно свободный и в перерывах между съемками я путешествовал. Мне удалось объехать почти весь мир. Иногда — вместе со съемочной группой, иногда — в одиночку. Я искал Сан Он Джо, изучал старинные карты, говорил с людьми. Но в Китае правили коммунисты, и путь туда мне был заказан.

В последние дни оккупации я побывал в Японии и повстречал там одного корейца. Тот рассказал мне о местечке под названием Синанджу, что в Северной Корее. Воинов Синанджу страшились и уважали во всей Азии. В ту пору там правил старый маршал Ким Синг, и я, американец, не смог бы попасть туда ни за какие деньги. Ни хитростью, ни за красивые глаза...

— А в каком году это было? — перебил Римо.

— Сейчас, подожди немного. Примерно в то же время в Корее разразилась война. Я понаблюдал за развитием событий, и когда генерал Макартур взял Пхеньян, решил воспользоваться случаем и записался в армию добровольцем. Меня посадили на корабль, и... вот она. Северная Корея. Искал приключений на свою голову — получай! Определили меня в пехотный полк и почти сразу же отправили на передовую. Я видел все... Это была ужасная война. Настоящая бойня... Впрочем, думаю, все войны ужасны.

— Да уж. Я вот побывал во Вьетнаме, — вставил Римо. — В морском десанте служил.

— О, если бы я тогда оказался рядом, то вышиб бы всю эту дурь у тебя из головы!

Римо промолчал. Санни Джой продолжил свое повествование.

— Я был приписан к Восьмой армии генерала Уокера. В октябре 1950-го мы укрепились на одном из берегов реки Чонгчон и получили приказ удерживать этот плацдарм севернее Синанджу до подхода основных сил.

С востока — горы, с запада — тоже. Никогда не видал такой гористой местности, если, конечно, не считать Аризоны. Никогда не знал такой суровой зимы. Мы разбили корейцев, но тут пошли слухи, что вот-вот на занятую нами территорию вторгнутся китайцы. Мы стали окапываться. И они нас атаковали. Стерли с лица земли наши укрепления в Унсане. Стало ясно, что скоро придет и наш черед.

Мной же владела навязчивая идея — во что бы то ни стало пробраться в Синанджу, но такой возможности никак не представлялось. Мы сидели в окопах и били противника, и он в ответ бил нас, нанося бомбовые удары всеми этими своими «мигами» и «яками». Да и американские истребители не отставали. Приближалась зима, и разные важные шишки только и знали, что твердить нам в утешение: «Домой к Рождеству». Правда, при этом не уточняли, к какому именно Рождеству. Знакомое дело, верно, Римо?