Последнее испытание

— Пожалуй, я уже слишком стар для таких походов, — пробормотал Санни Джой и присел на большой плоский камень из красноватого песчаника — передохнуть.

До пещеры он добрался лишь тридцать минут спустя. Он задыхался. Впрочем, вероятно, во всем виновата эта проклятая пыль!

Вход в пещеру скрывала настоящая стена из плюща вперемежку с ветвями какого-то колючего кустарника. Санни Джой нырнул в эти заросли, раздвинул ветки руками и тут же ощутил знакомый сыроватый запах. На него пахнуло древностью, тленом и тайной.

Он двинулся вперед. Футов через пятнадцать все вокруг погрузилось во тьму. Осторожно продвигаясь вперед, он неустанно отсчитывал шаги, стараясь никуда не отклоняться. Ему не хотелось ступать на следы своих великих и славных предков.

Отсчитав ровно тридцать три шага — когда Санни Джой был еще мальчишкой, приходилось отсчитывать сорок семь, — он остановился и повалился на грязную землю. Всмотрелся во тьму. Тьма, казалось, отвечала ему тем же. Но он знал, что у этой тьмы уже не было глаз, остались одни лишь пустые глазницы.

— Ко Джонг О, я пришел напомнить тебе о твоем обещании, данном народу Сан Он Джо. Народу, которому ты дал жизнь еще до того, как появились на свете белые, хопи и навахо. Слушай же меня, о, древний дух! Мне нужна твоя помощь!

Тьма отвечала ему молчанием.

— В наш роковой час мне нужна мудрость, о. Ко Джонг О!

В самой глубине, где сгустились особенно темные тени, что-то шевельнулось.

Сердце Санни Джоя бешено забилось — от страха и радости одновременно.

— Направь же меня. Ко Джонг О! Ибо я ослеплен горечью и уловками белых, сбился с пути истинного, потерял тропинку к Сан Он Джо и своему собственному сердцу!

Шорох и возня продолжались.

Затем вдруг левой руки Санни Джоя, которой он опирался о землю, коснулось что-то теплое. Быстро, еле уловимо, словно пролетающий мимо дух.

Он обернулся. И в тоненьком лучике света, просочившемся под своды пещеры, заметил голый мышиный хвост. Санни Джой так и похолодел от ужаса.

А затем, всматриваясь в безмолвную тьму, сказал:

— И если будет на то твоя воля, то я готов умереть здесь, в пещере! Умереть, ни на что не сетуя, и лежать потом рядом со своими славными предками, которых, к несчастью, так подвел!

Глава 20

Всю ночь через Бриктаун с грохотом проносились товарняки, печально оглашая окрестности протяжными гудками. Но Римо Уильямс крепко спал.

Во сне он опять оказался в Пустоте, и был там не один.

Он ощущал чье-то присутствие. Но ничего и никого не видел — его окружала непроницаемая тьма.

— Есть тут кто? — крикнул Римо.

Ответа не было. Закрыв глаза, он прислушался — в надежде уловить биение чьего-нибудь сердца или шелест воздуха в легких. Но тщетно. Лишь ощущение присутствия и... угрозы.

Открыв глаза, он вдруг увидел узкие блестящие полоски. Неожиданно они исчезли. Словно черная кошка, притаившаяся в темноте, зажмурилась.

Римо растерянно заморгал. Может, ему померещилось? Карие, вернее, ореховые глаза, примерно того же цвета, что у всех мастеров Синанджу, которых он знал.

Римо осторожно двинулся туда, где только что видел мерцание. Остановился. Темнота казалась плотной на ощупь.

— Эй! — окликнул он.

Вместо ответа кто-то нанес ему сокрушительный удар в солнечное сплетение.

Воздух со свистом вырвался из легких, и Римо отпрянул. Такой удар способен нанести только Синанджу.

Откуда-то из темноты послышался хорошо знакомый Римо хрипловатый смех.

Нуич!

Медленно кружась вокруг собственной оси, Римо сплел из пальцев невидимую защитную паутину, отошел на два шага влево, затем на три — вправо. И продолжал кружиться, всматриваясь во тьму и стараясь разглядеть противника.

Но Нуич, единственный из мастеров отступник и предатель, бывший ученик Чиуна, умело сохранял дистанцию.

— А ну, иди сюда, подлая трусливая крыса! — крикнул Римо. — Сразимся, как мужчина с мужчиной!

В ответ холодно прозвучало:

— Ты должен победить меня, выродок! Если, конечно, хочешь вернуться в мир живых...

— Мне ни разу не удавалось прищемить тебе хвост, когда ты был жив, так что все сроки давно прошли. И я не намерен долго с тобой возиться, — ответил Римо, перемещаясь в темноте и стараясь увидеть хотя бы смутные очертания противника. Очевидно. Нуич был одет в черное и чем-то затемнил лицо по самые веки. Пусть только откроет глаза — Римо тут же сразит его смертельным ударом!

Пока же с закрытыми глазами Нуич действовал вслепую. Что, впрочем, не помешало ему успешно атаковать. Интересно, каким же образом?

Римо прислушался. Ступал он совершенно бесшумно, и по звуку шагов Нуич никак не мог определить, где он находится.

И вдруг Римо осенило: он определил по голосу!

Римо медленно опустился на корточки и стал ждать.

Шло время. Римо застыл, превратился в каменное изваяние. Возможно, здесь, в Пустоте, это не поможет. Но, как правило, старые трюки Синанджу срабатывали безотказно.

Тишину внезапно нарушил насмешливый голос:

— Что, никак меня не найдешь?

Римо промолчал.

— Может, хочешь сдаться, а, белый?

Римо не отвечал. Только вертел головой из стороны в сторону, сжавшись, словно пружина. Казалось, голос противника все время доносился из разных мест. Нуич, видимо, хотел, чтобы Римо выдал себя.

— Не хочешь сражаться, так скажи, что сдаешься!

И Римо уже был готов сдаться, как вдруг совсем рядом, на расстоянии каких-нибудь трех локтей, открылись и сверкнули два продолговатых холодных глаза.

Увидев противника, они тотчас закрылись. Но и этого было достаточно. Римо метнулся вперед. Один кулак он нацелил в голову, другой — в живот противника. Похоже, что все это время Нуич сидел в «позе утки» и с закрытыми глазами.

Это был старый, давно известный всем Синанджу прием, применявшийся во время ночных сражений. И Нуич теперь должен был или остаться на месте, или же быстро отступить назад — в сторону. И занять оборонительную стойку в ожидании того, что Римо клюнет на подобную уловку.

Узнать об этом можно было, лишь нанеся удар противнику. Иного способа просто не существовало.

— Уф-ф!..

Нуича отбросило назад. Римо кинулся на звук и неожиданно увидел на сплошном черном фоне два растерянных, широко раскрытых от ужаса и боли глаза. И тогда каблуком левого ботинка он сильно саданул туда, где, по его предположению, находилась голова противника.

Ореховые глаза Нуича еще больше расширились.

— Получил? — осведомился Римо и поставил ногу на грудь поверженного врага.

— Хр-р-р...

— Я тебя спрашиваю, падаль! Дерьмо собачье! — рявкнул Римо.

— Я... твой... — болезненно простонал Нуич.

— На черта ты мне сдался? — проворчал Римо и вдавил каблук в грудную клетку предателя. Затрещали ребра, ореховые глаза буквально вылезли из орбит.

И к изумлению Римо, Нуич вдруг исчез, провалился в темноту. Последними в черную бездну канули два круглых глаза, полные боли и злобы и сверкающие, словно два драгоценных камня.

Римо остался один в этой темной бесконечности и пустоте. И очень-очень долго ничего не происходило.

Затем вдруг бескрайнее пространство тьмы прорезал жалобный и визгливый вой пролетающего мимо товарняка.

Римо резко сел в постели. Казалось, поезд с грохотом катил прямо по голове. Уши заложило от пронзительного визга тормозов. Римо мигом натянул одежду и бросился к двери.

Из всех дверей и окон мотеля высовывались встревоженные лица. Металлический скрежет и лязг сливались с хором испуганных голосов.

— Катастрофа! — выкрикнул вдруг кто-то.

Римо завернул за угол. Тут начинались железнодорожные пути. Вой тем временем все нарастал. Мимо, сильно накренившись и жутко искря, промчался последний вагон. Искры сыпались на прогнувшиеся и искривленные под тяжестью состава рельсы, проржавевшие костыли отзывались жалобным поскрипыванием.