Ключ разумения

– Бург ещё дышит, а это, – он потряс сумой, – я вырвал у него из-под наковальни, – он постучал себя по голове, ожидая смеха. Он был глуповат.

Марго строго посмотрела на него, и он скоренько отдал ей потрёпанную дорожную суму.

– Вот-вот, там грамота, такая, с печатью, – сказал, оживившись, Колобриоль. – Там всё, всё написано.

Пергамент с печатью и буковками заходил по рукам. Загвоздка заключалась в том, что никто из разбойников читать не умел. Пергамент взял в руки Учум и уставился в него. Он очень боялся, что Метьер разоблачит его перед всеми во лжи: ведь он никогда не видел Робина Гуда, а про стрелы ему рассказывали.

– Да что тут читать, ерунду всякую, – вскричал он, – закорюки непотребные. – Вешать его, этот наглец нашего главаря убил, и твоего любимого мужа! – напомнил он Марго, и, выхватив нож, хотел порезать грамоту в клочья, как тонкая но цепкая рука высунулась из-за дерева, облокотившись на которое сидел в своём кресле Учум, и вырвала у него пергамент. Это была рука принца Алекса, и он вышел на поляну.

– Принц! – всплеснул руками Лысый, – принц Гистрион, а тебя что, не сторожат?

Никто не хотел оставаться в хижине, когда тут так интересно, и Алекс развязал верёвку и даже нашёл в уголке отобранный у него Бургом «глазной камень», без которого несколько страдал.

– Я умею читать, – сказал он громко, – и сейчас вам всё прочту. – И он приставил к глазам выпуклую сферу. Для убедительности, потому что читать он мог и без неё. Он глянул в грамоту и увидел там знакомые буквы, которые складывались в неизвестные ему слова. Ведь в Середневековье было много разных наречий, а алфавиты похожи. Он посмотрел на Марго.

– Ну читай уж, цыплёнок, – разрешила она.

– Иборури ибоири, – честно прочитал Метьер, и, подумав, перевёл: – Это значит «Победившему от побеждённого». Это крупно. А дальше помельче. – И он навёл камень, как бы усиленно вглядываясь в текст. – «Это грамота дана лучнику из Деваки Метьеру Кораблетролю, – тут Метьер хихикнул. – Да, Кораблетролю, как знак его победы над самим мною, Робином Гудом, – сочинял на ходу Алекс. – Теперь не я, а он лучший стрелок мира». – Он было закончил, но спохватился. – «Грамота эта также оберегательная. Метьер имеет право безпрепятственно ходить и ездить по всему Середневековью, а захочет – и поселиться в нём навсегда. А кто с этим поспорит, будет имеет дело с нами, Вольными стрелками Робина Гуда. А кто ранит его, или на своё несчастье, убьёт, тому мы обещаем мучительную смерть в трёх поколениях с конфискацией всего имущества!» Подпись: Р.Г. и печать – герб с тремя перекрещенными стрелами.

– Такие же у меня на застёжке плаща, видите, – показал Метьер, – его подарил мне Робин, и на стрелах по 3 зарубки. А сейчас, если не хотите, чтоб сюда нагрянули Вольные стрелки, развяжите мне руки и отдайте коня: я тороплюсь в Деваку! – Кораблетроль, как окрестил его Алекс старался быть грозным, но глаза его улыбались: он любил приключения, и перед ним уже стояли не разбойники, а какие-то испуганные дети.

– Да… – вымолвил Молчун, который говорил редко и потому к нему прислушивались. – Не стоит ссориться с Вольными стрелками. Их земля не так уж далеко от нашей.

– И я считаю, не надо ругаться с самим Робином, – прибавил Лысый.

– Так отпустим Карабуля, не помню как, язык вывернешь, – пропищал Малыш.

– Но сперва угостим его, и сами хорошенько надерёмся, – сказал Хохмач, и все засмеялись, но обернулись к старику и Марго.

– По-мер! – вдруг донёсся из хижины вопль любителя немножко пощипать у своих, пока они отсутствуют. Разбойник выбежал на поляну. – Помер Бург и весь почернел и разбух, в дверь теперь не вытащишь, придётся крышу снимать.

– А-а! – завопила Марго, машинально отбирая у него упёртую брошь и кинулась было к хижине, но тут же вернулась и схватила Метьера за развязанную руку. – Нет! Никуда не уедешь, убил мужа, так заменишь мне его! – и она поволочила лучшего стрелка мира за собой, как разъярённая мать напроказившего мальчишку.

– Дура! – тихо сказал ей вслед Молчун. – Тебя и нас всех убьют, а деревню сожгут. Пошли отбивать.

И разбойники, даже не оборотившись к старику, побежали к хижине. А старик остался в кресле, и задумчиво попивал винцо из большой бутыли. Он отправлял его маленькими глоточками в изношенную утробу, предварительно споласкивая рот и жмурясь от удовольствия.

Марго же заперла Метьера в подпол и ключ сунула куда-то под юбку.

– Попробуй кто отыми! – показала она всем кулак, и оказавшегося первым Хохмача ошарашила слегка по голове так, что он лёг рядом с Бургом едва ли не такой же мёртвый, как тот. Довод был убедителен, и разбойники занялись покойником.

Труп Бурга зарыли, как и полагается, в землю, но в вертикальном положении и головою вниз. Было местное суеверие, что в конце времён земля перевернётся, и небо окажется внизу. Значит, оживший покойник сможет ступить ногами сразу на небо, где и ждёт его сладкая небесная жизнь. Они были язычники.

Алекс, про которого подзабыли, мог бежать. Но сердце подсказывало, что надо спасти Метьера, и что встреча эта не случайна.

Спасти, но как? Он встал на колени среди дубов и стал молиться Единому Неведомому Богу, как учил его дед, король Кеволимский. Потом поднялся, отряхнулся и с лёгкой душой, насвистывая какой-то новый мотивчик, ещё без слов, направился к хижине. «Новая песня будет о долгой дружбе», – восторженно думал он. Ему ведь, как и Метьеру было восемнадцать лет!

Все были на похоронах. На дверце, ведущей в подпол, лежал чёрный замок, величиною с детскую голову. Алекс не стал его трогать, он знал, что сейчас что-то произойдёт и они спасутся. Он стал разговаривать с узником, разумеется, на своём наречии. Метьер знал несколько языков Середневековья, он был полиглот и запоминал всё с лёту. Они вкратце поведали друг другу о себе, посмеялись над тем, как перековеркал Алекс фамилию Колобриоль и как сочинил грамоту, где на самом деле было только: «Победителю всемирных соревнований по стрельбе из лука, проходивших в Шервинском лесу Метьеру Колобриолю», дата и подписи грамотных участников состязаний и корючки неграмотных, которых было большинство. Неграмотный Робин запечатал всё в конце своим перстнем с тремя перекрещенными стрелами, подарил Метьеру, скрепя сердце, плащ, колчан со стрелами и длинноносые середневековские туфли.

Лекс же рассказал новому другу о Кэт, о том, что он сочиняет песни, спел про овечку. «Лютня у тебя фальшивит, – сказал Метьер, – буду жив, подарю свою. Обещаю, мне она от знаменитого Высоца досталась».

– Облава! Облава! – раздались испуганные крики. В хижину влетел протрезвевший Лысый. – Робя, облава! Должно быть, это Вольные стрелки! Марго убили, я её ощупал, вот ключ. – Он кинул ключ от подполья Алексу и встал на колени, руки его дрожали.

– Робингудцы никого не щадят. Гистрионушка, умоляю, если не ухоронюсь, скажи, что я спас этого Кара-бле-круша! – он кивнул на подпол и пополз к выходу. – А лучше спрячьте меня в подполе, спрячьте, они всё жгут! Мама, я боюсь! – и Лысый снова пополз к Алексу.

Но тот его не слушал, он открыл замок, Метьер выбрался – и тут загорелась хижина. Стрела с зажжённой паклей на конце попала в неё – хижина вспыхнула мгновенно.

– А-а! – заорал Лысый и на коленях пополз в самую гущу огня, – я боюсь! – Он просто обезумел.

– Выволакивай! – крикнул Метьер Алексу и схватил разбойника за толстую ногу.

– Он душегуб! Самим надо! – заорал Алекс, и, обхватив Метьера за туловище, выдрал его из хижины, у которой уже горел и обваливался потолок. В двух шагах лежала огромная Марго со стрелами в могучей спине, рядом сума Метьера, которую он и схватил по дороге. Неподалёку на лужке топтались растерянные тревожные кони. За деревьями показался ряд наступавших рыцарей.

– Это не стрелки, – шепнул Метьер, – с какой стати!

Они по-пластунски пробрались к коням и вскочили на двух. Один по случайности оказался конём Метьера, Алекс, досадуя, что Кеволима нет, вскочил на чужого. И беглецы поскакали вниз по сельской дороге… в общем, неведомо куда.