Страница 50 из 56
Я помогаю Кэролайн навести порядок и помыть посуду, когда мой отец отправляется наверх в свою комнату распаковывать вещи. Дин куда-то исчез, а Миша на время ушел домой, потому что у его мамы есть подарок для него. Лила и Итан в гостиной пытаются поставить небольшую сосну, которую Дин срубил на переднем дворе.
Я иду вынести мусор, и облако дыма охватывает мое лицо, когда я выхожу на крыльцо. Дин стоит в тени прислонившись к дому, одетый в одну из старых теплых фланелевых курток, натянув на голову капюшоном, и курит сигарету. У меня уже есть воспоминание, возникшее, когда мне было четырнадцать, и я поймала его курящим что-то в гараже.
— Что ты здесь делаешь? — Я открываю крышку мусорного контейнера и бросаю туда пакет.
Он чешет голову и делает еще одну затяжку. — Сделай мне одолжение, не говори Кэролайн. Она думает, что я бросил. И я бросил. Ну, типо того.
Кивая, я обхватываю себя руками и разворачиваюсь к дому.
— Это так странно, верно? — говорит он внезапно.
Я отступаю и щурюсь в темноте, чтобы взглянуть на него. — Что странно?
Он выдыхает облако дыма. — Что он здесь, трезвый.
Через окно дома, Кэролайн разговаривает с моим отцом. На нем полосатая рубашка и брюки. Его каштановые волосы аккуратно расчесаны, а лицо свежевыбритое.
— Да, это странно, — соглашаюсь я, возвращая свое внимание к Дину. — И он выглядит таким чистым.
Дин качает головой вверх и вниз. — Знаю... Клянусь, у меня складывается впечатление, словно прошел год с тех пор, когда он последний раз мылся. — Он делает еще одну затяжку и отряхивает свои ботинки от снега. — Он... он тебе тоже написал письмо?
— Да... — Я замираю от неловкости стоять здесь и говорить с ним о личных вещах. — Полагаю, что он написал тебе первому.
— Мне кажется, что терапевт или консультант заставил его сделать это. — Кончик сигареты светится в темноте, когда он затягивается. — Признаюсь, я чертовски не уверен, что думать насчет этого.
— Я тоже. — Я покачиваюсь из стороны в сторону, чтобы согреться. Без куртки моя кожа онемела и превращается в фиолетовую. — Мне нравится, что он сделал это, но это не вычеркивает прошлое.
— Ничто не изменит прошлое, — заявляет он прямо. — Но мы. Черт возьми, можем двигаться дальше. И это именно то, что я пытаюсь делать уже некоторое время.
— Я тоже. — Мне кажется, что история повторяется, и сейчас он опять скажет мне, что в том, что случилось, только это моя вина.
Снег приземляется на верхушки наших голов, когда я смотрю на улицу, где огни от фонаря освещают лед на тротуаре.
— Она унаследовала автомобиль, — признается он. — Вот как она получила его.
Я поворачиваю голову назад к нему. — Что?
Он делает длинную затяжку. — «Порше». Полагаю, это была богатая двоюродная бабушка или кто-то еще, кого в действительности никто не знал, и когда она умерла, то оставила каждому из родственников что-то в наследство. Вот как «Порше» и оказался у нее.
— Она рассказала тебе это?
— Да, за несколько недель до того, как она... до того, как она умерла. Она рассказала это тогда же, сказала мне, что когда она уйдет, то я смогу забрать его себе. Тогда мне показалось, что она странно себя вела, но сейчас, оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, не планировала ли она свою смерть.
Я проглатываю огромный ком в горле. — Ты уверен, что она не лгала тебе, ведь иногда она рассказывала различные истории. Например, как она с папой встретилась на железнодорожной станции, когда они оба опоздали на свой поезд, хотя на самом деле они познакомились в старшей школе.
— История про поезд была лучше, — говорит он с небольшой улыбкой, сбрасывая пепел с сигареты. — И да, она говорила правду. Я могу с уверенностью сказать об этом, потому что этот разговор состоялся в один из ее «нормальных» дней.
Я вздыхаю, думая о ее редких «нормальных» днях. Эти дни сжимают мое сердце, потому что я знаю, что их больше не будет.
Дин предлагает мне сигарету. — Это успокоит тебя. Поверь.
Я зажимаю ее между пальцами и затягиваюсь. — Ты знаешь, на вкус она такая же ужасная, как и в последний раз, когда ты мне предлагал закурить, — говорю я, кашляя и прикрывая рот рукой.
Улыбаясь, он бросает окурок в снег и тушит его носом своего ботинка. — Тем не менее, ты снова взяла ее.
Качая головой, я пробираюсь через снег к двери, но она распахивается, и мой отец выходит наружу, натягивая свой капюшон на голову. — Господи, как же здесь холодно.
— Ну, сейчас же декабрь, — замечает Дин, выгибая бровь.
Мой отец засовывает в рот сигарету и поджигает ее. — Похоже, мы должны были украсить дом или как-нибудь иначе подготовиться к празднику. Мы ведь никогда раньше не делали этого.
— Мы делали это однажды, — говорю я, проводя нижней частью своих ботинок по снегу. — Но тебя здесь не было. Если не ошибаюсь, это было, когда ты отправился с Биллом на зимнюю рыбалку на несколько недель. Мама хотела, чтобы мы сделали это... — Я замираю, и мы все затихаем.
— Ну, может, мы должны начать делать это, превратив это традицию. — Он выдыхает дым, который плывет в сторону моего лица. — Возможно, мы все сможем вернуться сюда на следующее Рождество, украсить дом и провести прекрасный ужин, вроде сегодняшнего. — Он останавливается, выглядя нервозно. — Что вы двое думаете?
Дин быстро смотрит на меня, а затем пожимает плечами. — Что бы ни было, звучит здорово. Хотя, я ничего не обещаю. У меня ведь теперь есть своя собственная жизнь.
Мой отец не отвечает, и снова становится тихо. Я смеюсь себе под нос. Вероятно это то, что будет с нами, по крайней мере, пока мы не сможем преодолеть наши проблемы. Вещи будут казаться странными, нам будет трудно находиться рядом друг с другом, и, возможно, мы даже будем говорить вещи, которые смогут ранить.
Но есть кое-что, что помогает мне справляться с этим. В моей жизни есть люди, которые всегда поддержат меня. У меня есть Лила. Есть Итан. Есть Миша, которому я могу рассказывать обо всем. И я знаю, что он заставит меня почувствовать себя лучше. Он будет рядом ради меня.
Я подхожу к забору. — Думаю, что схожу к соседям на некоторое время. — Я забираюсь на забор, и они смотрят на меня, ошеломленно. — Пап, и мне нравится идея о том, чтобы ввести Рождественские традиции. Это звучит здорово. Считай, я в деле.
Он кивает и продолжает курить, когда Дин покидает его и уходит в дом.
Я вхожу в дом Миши без стука точно так же, как я делала еще тогда, когда была ребенком. Он сидит за столом на кухне, поедая кусок пирога, который он, должно быть, стащил из моего дома перед тем, как ушел. Его светлые волосы свисают на его прекрасные глаз, цвета морской волны, а движения его рта заставляют меня хотеть поцеловать его.
Он бросает вилку в тарелку, после чего смотрит вверх, и его глаза расширяются. — Боже, ты выглядишь так, словно замерзла. Твои щеки красные, а губы посинели.
Я сжимаю губы вместе, чтобы согреть их. — Я стояла снаружи некоторое время, разговаривая с Дином и отцом.
Он морщится, когда ставит тарелку в раковину. — Как все прошло?
— Хорошо. — Я пожимаю плечами и иду через кухню к нему. — Никто не сказал ничего значимого, поэтому можно воспринимать это как дополнительный бонус.
Он моет тарелку, а затем выключает кран. — Ты в порядке?
Я обхватываю его и крепко обнимаю. — На данный момент, да.
Его руки оборачиваются вокруг меня, и он поднимает мой подбородок, чтобы подарить мне мягкий, но страстный поцелуй. Когда он отстраняется, его брови сходятся вместе. — Ты курила?
Я прикусываю свою нижнюю губу, чтобы скрыть мою виноватую совесть. — Эмм... вроде того.
Он ждет от меня объяснений, и когда я не делаю этого, он снова целует меня, вероятно, наслаждаясь вкусом. — Что ты хочешь делать остаток ночи? — шепчет он напротив моих губ.
— Я хочу лечь в кровать с тобой.
Он берет меня за руку и ведет по коридору, давая мне то, чего я хочу.
Миша