Страница 57 из 75
Гости приезжали и уезжали. Интересные и скучные, приятные и нервные. Но все жаждали солнца и тепла, и чем невыносимее становилась жара, тем довольнее они были.
В октябре над Ла Пассереллой пронеслись тяжелые грозы. Молния уничтожила насос на колодце и водонагреватель для воды, проливные дожди смыли высохшую землю, а с ней и последние цветки герани и гортензии.
Это было в пятницу около двенадцати часов. Йонатан работал на последнем повороте перед длинным подъездом к дому. Он сажал кипарис, потому что молодое дерево, которое он посадил весной, за долгое лето высохло, а никто не прилагал усилий к тому, чтобы тащить садовую лейку до поворота дороги, чтобы полить деревце. Пару раз он говорил об этом «Тому-кто-спит-на-граблях», но Джанни, очевидно, снова и снова забывал об этом или же старался забыть по причине лени. Теперь маленький кипарис был мертв, и Йонатан купил новый. Влажной осенью у деревца больше шансов на выживание.
Он увидел, что белая машина электрика спускается по противоположному склону горы, швырнул лопату на землю и побежал к дому. До него было всего пятьсот метров, однако дорога, хоть и незаметно, но поднималась в гору. Выбившись из сил и расстроившись, что находится не в лучшей форме, Йонатан наконец добрался до террасы.
– Пожалуйста, идем со мной! – задыхаясь, сказал он Софии. – Зайди в дом!
София как раз читала книгу, написанную шрифтом для слепых. Она подняла голову.
– Зачем? Что случилось?
– Я тебе позже объясню.
Он взял ее за руку. София с неохотой встала, но все-таки пошла за ним. Йонатан затащил ее в дом.
– Зачем это? – спросила она возмущенно, когда оказалась в комнате.
Он нежно провел рукой по ее щеке.
– Ты пока ничего не поймешь, но мне нужно беречь тебя. Ты бесконечно важна для меня, и было бы ужасно, если бы с тобой что-то случилось!
София громко вздохнула.
– Что со мной, бога ради, может случиться, когда я сижу на террасе? Ты какой-то странный, Йонатан!
Он никак не отреагировал на ее слова.
– Ты меня любишь, София?
– Ну конечно!
София почувствовала, как кровь прилила к лицу.
– Ты правда меня любишь?
«Как он может спрашивать об этом!»
– Конечно, я люблю тебя, Йонатан! Люблю больше, чем могу сказать. Ведь ты у меня единственный.
– Хорошо, – сказал он и поцеловал ее в голову. – Если ты меня действительно любишь, пожалуйста, сделай так, как я хочу. Оставайся в доме, пока я не скажу, что ты снова можешь выйти на улицу.
Он повернулся, вышел и закрыл дверь на ключ.
София опустилась в кресло. Конечно, она готова была делать то, что хочет Йонатан, но она его не понимала. И в последнее время он все чаще пугал ее.
В последующие недели Йонатан начал последовательно отгораживать Софию от внешнего мира. Когда приходили ремесленники, он запирал ее в доме. Он больше не брал ее с собой, когда ездил за покупками, а записывал ее пожелания и покупал то, что она хотела.
– Когда-нибудь это закончится, – только и сказал он, – и, может быть, однажды ты согласишься с тем, что это было хорошо и правильно.
Для Софии все, что он говорил, оставалось загадкой. Она не понимала, что происходит, и от этого становилась все более несчастной. Больше всего она хотела бы поговорить с кем-нибудь и рассказать, что у нее на сердце. Но это было невозможно. Переносной телефон Йонатан всегда забирал с собой.
– Я хочу, чтобы из больницы в любое время могли до меня позвониться, – сказал он Софии, – моей двоюродной сестре становится все хуже. Кроме того, кто обычно звонит нам, мой ангел? В основном постояльцы. А поскольку я занимаюсь сдачей квартир, правильнее, чтобы телефон постоянно был со мной. Скажи, если захочешь позвонить, и я тебе его дам.
Но София этого не говорила, поскольку он никогда не оставлял ее одну, а во время телефонных разговоров всегда держался рядом.
Когда он уезжал за покупками, то забирал телефон с собой. Он просверлил отверстие в задней стенке шкафа в гостиной, так что мог на ночь оставлять телефон в розетке, чтобы тот заряжался. Ключ от шкафа он спрятал. У слепой Софии не было ни единого шанса найти его.
– Зачем ты это делаешь? – спрашивала она. – Зачем закрываешь меня, изолируешь от людей и лишаешь свободы? Я уже не человек!
– Так будет лучше для тебя, – говорил он с улыбкой. – Просто верь мне. Однажды ты все поймешь.
В ноябре позвонила Габриэлла. Она вбила себе в голову идею организовать перед Рождеством на площади в Амбре трехдневный базар. Из выручки она хотела купить игрушки для местного детского сада и покрасить помещение «Asilo Infantile».[65]
– Это хорошо и для тебя, – сказала она Нери, – если окружающие запомнят меня как человека, который заботится об общественном благе и делает добро. Вот увидишь, это откроет перед тобой все двери. Люди в Амбре будут больше доверять тебе.
«Еще больше доверять не надо», – мрачно подумал Нери, но не произнес этого вслух, потому что не хотел портить жене настроение.
– Конечно, – только и сказал он. – Наверное, так и будет. Делай, как хочешь.
По этой причине Габриэлла позвонила в Ла Пассереллу. Йонатан взял трубку, и она спросила, нет ли у них какой-нибудь одежды, мебели, предметов домашнего обихода или мелочей, которые им не нужны.
– Конечно, у нас наверняка что-то есть. Мы с Софией посмотрим, что можно отдать в качестве пожертвования.
– Ты не будешь возражать, если я приеду к вам? Тогда я прямо на месте могла бы решить, что из того, что вы приготовили, можно пустить в дело, а что нет. И тебе не придется тащить все в Амбру.
– Нет, – решительно сказал Йонатан. – Нам это не подходит.
– Это ненадолго, – настаивала Габриэлла. – Десять минут, а потом я уеду и заберу с собой вещи.
– Нет. Извини, Габриэлла, но София чувствует себя не очень хорошо. Она на восьмом месяце и не хочет, чтобы ее беспокоили.
– Что-о-о-о? Она на восьмом месяце? Я и не знала! Это же прекрасно!
– Габриэлла, прошу тебя! Это должно остаться между нами, хорошо? Боюсь, я проболтался. София не хотела, чтобы кто-нибудь знал о ее беременности, пока ребенок не появится на свет.
– От меня никто ничего не узнает.
– Спасибо, Габриэлла. В ближайшие дни я загляну к тебе, – сказал Йонатан, надеясь закончить разговор.
Но для Габриэллы тема не была закрыта.
– Я могу поговорить с Софией?
– Нет. Она спит.
– Тогда я позвоню вечером.
– Позвони. Чао, Габриэлла. Привет Донато.
И он положил трубку.
– Я не сплю, – раздался тихий голос.
Йонатан обернулся. София стояла в дверях. Ее губы дрожали.
– Я хотела бы поговорить с Габриэллой.
– В другой раз, любимая.
Он вздохнул с облегчением. Непохоже, что София слышала его рассказы о ее беременности.
– Почему ты не говоришь правду?
– Потому что я люблю тебя, мое сокровище! – прошептал он. – И если ты меня тоже любишь, то будешь держаться в сторонке и откажешься от телефонных звонков. Еще какое-то время. Разве это так трудно?
– Нет, – обескураженно ответила она.
– Вот видишь. Когда-нибудь ты все поймешь. Если ты будешь делать то, что я говорю, это и будет доказательством твоей любви ко мне.
Он поцеловал ее в голову и вышел из комнаты.
– Летом у меня снова будет работа для тебя, и ты сможешь прийти сюда, – сказал Йонатан в конце октября Серафине. – А сейчас мы сделаем перерыв на зиму.
– Что-о-о?
Йонатан никогда бы не поверил, что такой человек, как Серафина, может смотреть взглядом, исполненным ненависти.
– Вы выбрасываете меня на улицу? Что это значит, черт побери? Почему вы просто не снизите мне количество отработанных часов, как в прошлом году, когда было меньше работы? – спросила Серафина и уперла кулаки в бока.
– Потому что мы сделаем перерыв на зиму! Я что, недостаточно ясно выразился?
65
Приют для детей (итал.).