Страница 42 из 60
-- Ты слишком впечатлителен и легковерен, урукец, - снисходительно промолвил корабельщик. - Ради поживы пастухи готовы на всё.
Гильгамеш не нашёлся, что ответить. Но доводы кормчего не убедили его. То, что видел он собственными глазами, подсказывало ему, что причина творящихся безобразий лежит не в сутиях. Что-то непонятное происходило здесь, о чём местные жители предпочитали умалчивать, обвиняя во всех несчастьях пришлых бене-яминов.
После этого нападения дальнейшее путешествие протекало спокойно. Разбойники убедились на горьком опыте, что корабль не взять с налёта, и больше не тревожили его. В скуке и безделии проходили дни. Тянулось бесконечное каменное плато, гранитными бордюрами проплывали берега, редкие тонкие деревца высовывались из расщелин, грустно поникнув листьями. Поверхность усеивали небольшие полуразрушенные скалы, на вершинах которых иногда появлялись волки и лисицы, там и сям лежали огромные, покрытые лишайником, камни, встречались крохотные озерца, заросшие тамариском. Бегали ящерицы, в углублениях прибрежных утёсов вили себе гнёзда юркие птахи. Ночами слышалось дикое завывание хищников. Мрачной безысходностью веяло от этого пейзажа. Недаром сюда тянулись грабители и отщепенцы со всех краёв. Это место было их прибежищем. Здесь, вдалеке от людских глаз, они чувствовали себя в безопасности, сюда спасались от преследований городской стражи и карательных отрядов вождей.
Энкиду не мог выносить бесконечного лицезрения этого убогого мира. Привычный к биению жизни во всех её проявлениях, лесной человек ужасно страдал и целыми днями угрюмо сидел в трюме, не в силах смотреть на тоскливую действительность. Гильгамеш тоже чувствовал себя не в своей тарелке, но не падал духом. Ощущение приближающейся цели придавало ему сил.
Впрочем, плавание их закончилось раньше, чем они предполагали. Однажды на исходе третьей недели путешествия, они как обычно пристали на ночь к берегу, и вдруг нежданно-негаданно обнаружили рядом большое становище эблаитских купцов. Гильгамеш немедленно отправился туда, чтобы расспросить этих людей о дороге к кедровым горам. Выяснилось, что торговцы очень хорошо знают те места. Они предложили вождю присоединиться к их каравану и идти вместе к Эбле. Обрадованный Гильгамеш вернулся к Энкиду.
-- Счастье вновь улыбается нам, возлюбленный брат мой, - сказал он. - Я нашёл людей, которые готовы сопроводить нас в Эблу, откуда рукой подать до кедровых гор. Пойдём попрощаемся с гостеприимным хозяином этого корабля и возблагодарим его за помощь. Отныне наши пути расходятся.
Напарники отправились к кормчему и сообщили ему о своём желании оставить судно. Корабельщик искренне огорчился.
-- Не слишком ли опрометчивое решение вы приняли? - спросил он с тревогой. - Эблаиты - народ ушлый. Им ничего не стоит заманить вас к себе и раздеть донага. Я бы не доверял людям, которые говорят на сутийском наречии.
-- Мы ценим твою заботу, достопочтенный кормчий, - ответил Гильгамеш. - Но решение наше неизменно. Мы признательны тебе за всё, что ты сделал для нас, а ныне пришёл час расстаться.
-- Ну что ж, - вздохнул корабельщик. - Мне тоже было приятно плыть с вами, урукцы. Быть может, судьба ещё сведёт нас вместе.
Они тепло попрощались. Гильгамеш напоследок пригласил корабельщика в Урук, обещая с почётом принять его в своём доме. Кормчий с радостью согласился, не подозревая, какая честь ему оказана. Со своей стороны он тоже пригласил Гильгамешу и Энкиду к себе, будучи уверен, что проявляет снисхождение к двум безвестным воинам. На этом они расстались.
Идти с караваном было веселее, чем плыть на корабле. Купцы оказались жизнерадостными людьми, всю дорогу пели разные песни и рассказывали байки из своей беспокойной жизни. Энкиду не понимал их языка, зато Гильгамеш с жадностью слушал удивительные рассказы о путешествиях в дальние страны и плаваниях по морям.
Вскоре они миновали негостеприимное плато и вышли к плодородной долине. Пустыня снова зазеленела, исчезли нагромождения выветрившихся скал, щебёнка уступила место сероватой рыхлой земле. Застрекотали кузнечики, запорхали бабочки, в зарослях ковыля замелькали сизые с белым хохолком головы журавлей-красавок. Растительность стала разнообразнее. Вместо сухих кустов тамариска появились густые с острыми иголками заросли кипариса, возле водоёмов стал встречаться редкостный в стране черноголовых лавр. По лугам забегали сернобыки, кое-где уже слышался могучий рык льва, а высоко над головами парил, выискивая добычу, степной орёл. Жизнь снова входила в свою колею, безошибочно отмечая приближение великого города Эблы.
В нескольких переходах от него они повстречали странную процессию. Впереди шествовал благообразный старик в длинном белом балахоне, с посохом в руке и огромным костяным оберегом на шее. Седая борода его знаменем развевалась по ветру, вытаращенные глаза жгучим взором пронизывали пространство, на заскорузлых руках синими нитями вспучились переплетённые вены. Ноги его были босы, руки покрывала короста. Вслед за ним шёл молодой парень среднего роста, в дерюжной юбке, тащивший на спине большую тростниковую корзину. Лицо его заливал пот, длинные волосы прилипли ко лбу, меж пепельных губ виднелся частокол гнилых зубов. Голова его была опущена, в глубине курчавых волос просвечивала белая макушка. Словно одуревшее от работы животное, он плёлся за стариком, неотрывно глядя ему в спину.
Дальше шествовало ещё человек десять, все в затрапезных поношенных юбках, с длинными нестрижеными космами и почерневшими от солнца лицами. Замыкающий процессию путник вёл на поводу измученного дряхлого осла, под завязку гружёного разными вещами и бурдюками с водой. Они шли, негромко распевая какую-то песню, с детским восторгом озираясь вокруг.
Заметив купеческий караван, старик остановился и грянул посохом оземь.
-- Привет вам, о благородные скитальцы! - провозгласил он, направив на них указующий перст. - Поведайте нам, кто вы, откуда и какому поклоняетесь богу.
-- Привет и тебе, почтеннейший друг, - ответил глава каравана, подъезжая к нему на осле. - Мы - эблаитские купцы, держим путь на родину, куда везём различные товары, дабы насытить наш народ и возвеселить душу его правителя. Поклоняемся мы Дагану, коего почитаем за творца жизни и неиссякаемый источник всевозможных благ для нашего города.
-- Воистину блаженны вы, ибо обращены ликом к истинному богу, - похвалил их старик. - Посему не сквернословьте, не прелюбодействуйте и не желайте имущества ближнего своего, ибо это есть мерзость пред очами господа нашего. - Вдруг лик его посуровел. - А иным богам не поклоняетесь ли?
Купец улыбнулся.
-- Почитаем также солнцеликого Шипиша, грозного Хаду, могучего Дабира и многих других, что ниспосылают нам пропитание и кров, даруя удачу в тяжких трудах наших.
-- И это хорошо. А Адамму, Мика-илу, Дубуху и прочим демонам не приносите ли жертвы? - не унимался строгий старик.
-- Случается, - насмешливо признался торговец.
-- Отрекитесь! Прочь, прочь! Избавьтесь от скверны. Сие есть богомерзкое прельщение хурритское. Отвергните его всею душою вашей, ибо негоже пречистым сынам Эблы входить в порочные сделки с грязными духами отверженного народа. Сбросьте покровы с очей ваших, очистите длани от нечистот, налипших на них, откройте разум ваш для восприятия истины, рекомой посланниками божиими, и да прольётся всё изобилие земное на поля ваши и закрома ваши, да наполнятся колодцы ваши свежайшею водою, дабы нести насыщение посевам и радость всем живущим. Если же будете упорствовать в кривде своей, не будет вам покоя ни на земле, ни под нею. Во веки вечные обречены будете вы влачиться изъязвленными стопами по пустыне, нигде не находя отдохновения. В неизбывном голоде будут пребывать утробы ваши, неисчислимые хвори поразят тела ваши, а жёны ваши будут приносить на свет только мертворождённых...