Страница 4 из 60
-- Кто? - спросил вождь, рывком садясь в кровати.
-- Это Луэнна, повелитель, твой верный раб и помощник, - раздался глухой голос из коридора. - Дозволь смиренному служителю Инанны войти в твои покои.
-- Входи.
Дверь осторожно приоткрылась, и в комнату, почтительно согнувшись, вступил невысокий пожилой человечек в добротной льняной юбке, расшитой львами и скорпионами. Грудь его была скрыта под роскошной чёрной бородой, тщательно выбритый череп и верхняя губа лоснились от пота. Ладони он держал прижатыми к кругленькому животу, как бы извиняясь за причиняемое беспокойство. Чуть улыбаясь, человек произнёс:
-- Твоим скромным помощникам, о повелитель, стало известно распоряжение, которое ты отдал, повинуясь гласу богов. Не смея усомниться в мудрости решений, которые ниспосылает тебе наша владычица Инанна, я всё же отважился потревожить тебя, дабы испросить неотложного совета. - Луэнна помолчал, вопросительно глядя на Гильгамеша. Тот не шелохнулся. - Прикажешь ли кормить старейшин как гостей или как твоих пленников? - закончил человек.
-- Корми как пленников, - усмехнулся вождь. - Не надо быть расточительным.
-- Твоё слово - закон, господин, ибо оно исходит от Думузи[13], божественного супруга несравненной Инанны. Но позволено ли будет ничтожному червю высказать свои соображения?
-- Говори, - устало ответил Гильгамеш.
Мелко семеня ножками, Луэнна приблизился к вождю и зашептал:
-- Да не сочтёшь ты мои слова за преступную дерзость, о достойнейший сын непобедимого Лугальбанды, но не разумнее ли обойтись с пленёнными тобой старейшинами как с почётными гостями? Этим ты выкажешь им честь и проявишь своё великодушие. Ведь они сейчас как испуганные мыши - обречёно ждут появления голодного кота. Но кот один, а мышей много, и они не всегда будут под надзором. Скоро они разбегутся по своим норам и станут думать о мести. Как могут мыши отомстить коту? Только приведя другого кота, более крупного. Слабость глупа и коварна, ибо не гнушается средствами и готова погубить себя, лишь бы ощутить на миг свою призрачную силу. Обрести толпу злобствующих врагов легче, чем найти верного друга. И если хотя бы один старейшина одумается в своём ослеплении и станет тебе прочной опорой, кто попрекнёт тебя в непозволительной мягкости к недругам?..
-- Хватит! - выкрикнул Гильгамеш, вскакивая на ноги. - Ни слова больше, Луэнна, если не желаешь оказаться на их месте. Ты, мелкий навозный жук, явился сюда, чтобы отвести руку возмездия от грязных предателей! Клянусь Нинуртой[14], сегодня же вечером я лично перережу им глотки. А те, кого я оставлю в живых, будут сидеть на колодезной воде и лепёшках из дрянного ячменя, пока голод не заставит их образумиться. Но если и после этого они будут упорствовать, то пусть Деметум, демон злого проклятия, заберёт их гнилые душонки. До последней травинки, до последнего семени я выполю эту поросль Забабы.
Не в силах сдерживать ярость, вождь заметался по комнате, переворачивая тростниковые корзины, опрокидывая фаянсовые горшки и светильники. Зашуршали, срываясь со стен, леопардовые шкуры, затрещали разрываемые циновки. Оробевший Луэнна попятился к двери. Гильгамеш подскочил к нему, схватил за бороду и со всего размаху ударил кулаком по лицу. Старик охнул и упал на пол, закрыв голову ладонями. Гильгамеш продолжал избивать его, выкрикивая грязные ругательства. В комнату вбежали два воина. Увидев скорчившееся на полу тело, они остолбенело застыли на пороге.
-- Вышвырните падаль в Евфрат, - прохрипел Гильгамеш, переводя дух.
Опершись локтем о стену и тяжело дыша, он сжимал и разжимал кулаки. Злоба клокотала в нём, бешенство застилало глаза.
-- Сволочь... сволочь, - с ненавистью повторял он, глядя, как воины выносят бездыханного служителя.
Немного успокоившись, Гильгамеш вышел в коридор. Стражники, охранявшие его покои, прижались к стенам, замерли, выкатив глаза. Вождь даже не заметил их. Подобострастное лицо Луэнны ещё маячило перед его мысленным взором, в ушах звучали коварные речи. Гильгамеш направился к святилищу предков. Он чувствовал, словно некая тень сползла с него, обнажив перед миром всю слабость и беззащитность внука Солнца. Он хотел, чтобы эта тень вернулась, чтобы она вновь накрыла его спасительным покровом, заставила кровь кипеть в жилах. Ему казалось, что без этой тени он уже не может существовать, что она необходима ему как вода, как пища, как солнечный свет. И в то же время он боялся её. Разум подсказывал ему, что тень - это нечто нечеловеческое, нечто такое, к чему не стоит прикасаться. Гильгамеш чувствовал себя раздвоенным. Одна его часть тянулась к этому соблазну, вожделела его, стонала от невозможности вновь испытать это дивное ощущение, другая же предостерегающе нашёптывала: "Не торопись! Надо ли спешить? Ты - человек, а человеку свойственно быть беззащитным. В этом его природа".
Но Гильгамеш не хотел смиряться. Искушение могуществом манило его. Он спустился по лестнице на первый этаж, миновал зал для церемоний, обогнул каменное возвышение трона и нырнул в глухой каменный коридор. Пройдя шагов пятнадцать, он оказался в небольшом мрачноватом помещении, тускло освещённом четырьмя расставленными по углам медными светильниками. Посреди помещения, занимая добрую его треть, стоял массивный жертвенник, вытесанный из цельной глыбы известняка. Стенки жертвенника были инкрустированы драгоценными камнями и раковинами, облицованы чеканными золотыми пластинами с изображениями богов и героев. Почётным караулом вокруг него выстроились изящные резные курильницы, сделанные из дорогого приморского кедра. Возле стен, по одному с каждой стороны, устрашающе разевали пасти алебастровые львы и буйволы, охранявшие святилище от злых духов. Напротив входа на пришельцев пучеглазо таращилась беломраморная Эрешкигаль с кровавыми рубинами в глазницах.
Гильгамеш запалил две курильницы, наполнив их ароматическими смолами, и разжёг священный огонь. Приблизившись к жертвеннику, он вдруг зарычал от досады и бросился обратно. Он вспомнил, что забыл принести дар богине. Пролетев через церемониальный зал, он взбежал на лестницу, увидел двух служек и приказал:
-- В зал приёмов две свежих рыбы. Живо!
Служки без слов умчались выполнять повеление. Гильгамеш поднялся наверх, поманил к себе воинов, дежуривших возле спальни, приказал им незамедлительно разыскать начальника стражи. Затем вернулся в зал для церемоний и стал бесцельно бродить меж колонн. Какое-то опустошение напало на него. Сомнения будоражили душу. "Может, я погорячился? Может, Луэнна прав, и не стоило так круто браться за старейшин?". Эти мысли словно кусачие муравьи разъедали его покой, заставляя томиться в неуверенности. Устав ходить, он приблизился к трону. Весь в солнечных бликах на расписной керамике, тот отсвечивал яркой разноцветью, словно подмигивал вождю. "Не унывай, - казалось, говорил он Гильгамешу. - Ты молод и силён. В твоих руках власть над могучим народом. Акка никогда не одолеет тебя". Вождь забрался на трон, подпёр щёку ладонью. "Отчего я так терзаюсь? Почему не нахожу себе места?", - думал он.
Явился начальник стражи. Гильгамеш велел ему запереть городские ворота и следить, чтобы никто не покинул Урук. "Даже торговцы, - сказал он, многозначительно постукивая ладонью по поручню трона. - Чтобы ни одна мышь не выскользнула. Отправь на пристань кого-нибудь из командиров. Пусть внимательно следит за купцами. Будут возмущаться, скажи, что ищем воров". Начальник поклонился и вышёл. Вскоре вернулись служки с рыбой. Старательно пряча глаза, они приблизились к Гильгамешу, положили перед ним двух ещё бьющихся краснопёрых окуней, и отступили, распластавшись на животах. Вождь рассеянно пошевелил пальцем. Служки начали отползать, не поднимая лиц, шурша босыми ступнями по каменному полу. Вскоре они исчезли из виду. Гильгамеш неохотно слез с трона, поднял рыбин за хвосты и понёс их в святилище. Вступая в коридор, он ещё раз оглянулся, окинул зал тоскливым взором, потом громко засопел и с какой-то досадой тряхнул головой.