Страница 25 из 60
Вдруг какая-то тень накрыла звёздное небо. Волк изумлённо заворчал, воспаряя вверх, нелепо растопырил лапы, и с коротким взвизгом отлетел в сторону.
-- Бейте его, парни, - услышал Энкиду хриплый голос. - Не давайте уйти.
Где-то вдалеке раздались людские возгласы, послышался заливистый лай собак. Сверху надвинулась фигура Нарахи.
-- Жив?
Энкиду заморгал и сел.
-- Жив..., - ответил он, ощупывая плечи и голову.
-- Не ранен?
Страж очумело огляделся. В десяти шагах от него несколько поселян, сгрудившись, остервенело били рогатинами и кольями злобно рычащего волка. Рядом с загоном бродили женщины и дети, собирая разбежавшихся животных. Вдали, почти у самой рощи, охотники, растянувшись цепью, преследовали уцелевших хищников. Энкиду тяжело поднялся, пристыжённо посмотрел на Нарахи.
-- Я не уберёг ваших стад, - сказал он. - Слово моё разошлось с делом. Нынче же ночью я покину вашу деревню.
Нарахи изумлённо воззрился на него.
-- В уме ли ты, Энкиду? Не порицания достоин ты, но похвалы. Доблесть твоя беспримерна. Четырёх волков уложил ты в неравной схватке, не имея ни копья, ни секиры, действуя одной лишь дубиной и руками. Случалось ли такое среди смертных? Мы будем чествовать тебя как героя.
-- Вы не изгоните меня? - недоверчиво спросил Энкиду.
-- Как можно изгонять того, кто пролил кровь за наши стада? Мы дадим тебе самый лучший дом в деревне, мы найдём тебе жену, мы одарим тебя землёй. Отныне ты - один из нас. Ты заслужил это право. Радуйся, Энкиду!
-- Тогда позволь мне довершить начатое.
-- О чём говоришь ты?
-- О волке. Он должен умереть от моей руки.
Нарахи хлопнул его по спине.
-- Твоё желание будет исполнено, - он обернулся к поселянам, терзавшим замученного хищника. - Эй, оставьте его. Пусть наш новый брат нанесёт последний удар.
Люди расступились, пропуская Энкиду к зверю. Волк лежал на боку, тяжело хрипел и затравленно косил глазом. Кровь, вытекавшая из его ран, чёрным сиропом налипала на шкуру, мрачным перламутром окрасив траву. Сквозь разбитые зубы пузырилась вязкая жижа. Как ни ожесточён был Энкиду, на мгновение в нём пробудилось жалость к поверженному хищнику. Он вспомнил, как в лесу погибали его сородичи, пронзённые копьями и стрелами охотников. Ненависть отхлынула, уступив место раскаянию. "Что я делаю? - вдруг с ужасом подумал он. - Собственной рукой я убиваю своё прошлое". Волк бросил на него ненавидящий взгляд. "Предатель" - обжёг он Энкиду беспощадным приговором. Страж в страхе отшатнулся, ярость вскипела в нём, он схватился двумя руками за дубину и обрушил её на голову зверя. Хруст проломленных костей утонул в ликующих воплях селян. Теперь Энкиду стал настоящим человеком.
-- Взгляни, Забарадибунугга, - сказал Гильгамеш своему военачальнику. - Мы работаем всего неделю, а уже подняли стену на три локтя[27]. Разве это не изумительно? Когда добавим ещё десять локтей, наша стена превзойдёт все твердыни страны черноголовых. Я назову её Священной Стеной Владычицы Инанны, Оберегающей Покой и Благополучие Урука.
-- Весь мир восхищается твоими деяниями, господин, - ответил военачальник.
Они стояли у подножия северной стены. Десятки людей, приставив лестницы, карабкались вверх с вязанками хвороста за спиной, поднимали камни, спускали в корзинах строительный мусор, стучали зубилами, что-то отмеряли, записывали, ставили метки. Вождь благоговейно взирал на деловитую суету человеческого муравейника, невольно заворожённый размахом предпринятого им дела. Работа не останавливалась ни на миг. От зари до заката сотни рабочих, стражников, ремесленников и рабов в тучах пыли и песка трудились на стене, воплощая в жизнь грандиозный замысел повелителя. Горели костры, в огромных котлах варилась пища, бродили надсмотрщики, мелькали вертлявые фигуры рыночных девок. Слышался ослиный рёв и яростные понукания погонщиков. В удушливом мареве нестерпимо ярким шаром пылало солнце. Дни становились длиннее, ночи укорачивались - казалось, сами боги помогали урукскому вождю в его начинании.
Гильгамеш запрокинул голову и несколько мгновений с упоением вслушивался в бурление людских голосов. Прельщённое счастьем воображение рисовало ему картины одна прекраснее другой. Великие замыслы переполняли его. "Скоро, совсем скоро могущество вернётся в Урук, - мечтательно думал он. - Мы возведём твердыню какой ещё не было, и весь мир склонится пред градом непобедимой Инанны".
-- Господин, - услышал он голос Курлиля. - К тебе явился посланец от Пузур-Нумушды, раба ясноокого Энки.
Вождь досадливо поднял веки и скосил на сангу неласковый взгляд.
-- Что хочет от меня мой брат?
Курлиль почтительно отступил в сторону, открыв взору вождя скрючившегося на земле человека. Тот протараторил, не поднимая головы:
-- О победоносный внук благодатного Уту! Мой господин, всемилостивый Пузур-Нумушда, покорнейше просит тебя посетить сегодня его скромную обитель, отведать свежих фиников, выпить прекрасной сикеры и дать отдых натруженным ногам.
Гильгамеш нахмурился.
-- Передай своему господину, - медленно произнёс он, - что я благодарю его за приглашение и обещаю явиться сегодня ближе к полудню. Пусть он ждёт меня.
Посланец попятился, не разгибая спины, жилистыми руками обхватив тощие плечи. Шеренга воинов, лениво стоящих в трёх шагах от вождя, заколебалась, пропуская его, затем вновь сомкнулась. Гильгамеш в задумчивости поковырял сандалией песок.
-- Скольких работников забрали мы из святилища Энки, Курлиль?
Санга просеменил к вождю, движением ладони подозвал к себе раба с заплечной сумкой. Достав из сумки глиняную табличку, он пробежал по ней глазами.
-- Двадцать, повелитель.
-- А сколько всего здесь трудится людей из храмов?
-- Всего, господин? - озадаченно переспросил Курлиль, поджав губы. Он что-то прикинул в уме, потом неуверенно ответил. - Должно быть, не менее двухсот...
-- Должно быть!
-- Все записи находятся в Доме неба, господин, - торопливо объяснил санга. - Если желаешь, я отправлю за ними человека.
-- Не стоит, - сказал вождь.
Он отхлебнул воды из бурдюка, что висел на боку у стоявшего рядом осла, широким шагом направился вдоль стены. Настроение его испортилось. Курлиль, схватившись ладонью за сердце, побежал следом.
-- Господин, дозволь обеспокоить тебя одним делом.
-- Что ещё?
-- Старшины улиц смиренно просят принять их. Они припадают к твоим стопам, господин, умоляя не прогонять их прочь.
Гильгамеш резко обернулся.
-- Где они?
-- В святилище Нанше. Я велел им ждать, пока ты снизойдёшь до их просьбы.
-- Хорошо. Пойдём к ним.
Они направились к храму. Чтобы выбраться с площади, им пришлось долго плутать меж повозок, тюков, вонючих животных и спящих у костров людей. Санга шёл впереди, то и дело с неловкой улыбкой оборачиваясь к вождю, словно извиняясь за причиняемое беспокойство. Воины вереницей тянулись следом. Они путались в оружии и тихо ругались сквозь зубы. Когда неразбериха осталась позади, Гильгамеш остановился.
-- Забарадибунугга, - сказал он. - Оставь мне нескольких воинов и возвращайся в Дом неба. А ты, Курлиль, иди к стене, наблюдай за работами.
Слуги молча повиновались. Гильгамеш посмотрел им вслед, потом с четырьмя ратниками свернул в ближайшую улочку и двинулся к храму.
Войдя в знакомые переходы святилища, он немного повеселел. Ему вспомнилось, что здесь он когда-то получил свидетельство своей избранности. То, что санга выбрал это место для разговора с городскими головами, было добрым предзнаменованием.