Страница 14 из 60
-- Мы должны убить владыку Киша. Тогда войско его придёт в смятение и обратится в бегство. Поразив прихвостня Забабы, мы восторжествуем над злобным божеством войны. Так мне обещала богиня. - Он помолчал, глядя на командиров. - Кто может совершить такой подвиг?
Военачальники переглянулись.
-- Каждый из нас готов отдать свою жизнь во славу Инанны, - ответил Забарадибунугга. - Надо бросить клич среди воинов. Наверняка найдётся немало охотников, желающих перерезать Акке глотку.
-- Ты рассуждаешь как воин, Забарадибунугга, - заметил вождь. - Если бросить клич среди воинов, лазутчики Акки немедленно пронюхают об этом. Мы должны сохранить наш замысел в тайне, если хотим достичь успеха.
Военачальники снова переглянулись.
-- Но откуда мы возьмём добровольца, господин? - спросил Бирхутурре.
-- Лучше всего, чтобы кто-нибудь из вас пошёл на это дело.
Наступило молчание. Гильгамеш с волнением следил за военачальниками. Потом Бирхутурре произнёс:
-- Я пойду, повелитель. Забарадибунугга командует храмовыми воинами, его гибель подорвёт веру бойцов в победу. А я - всего лишь начальник портовых стражников. Моя смерть не ударит чёрным крылом по защитникам Урука.
-- Если ты сделаешь это, Бирхутурре, - вдохновенно провозгласил Гильгамеш, - слава о твоих деяниях разнесётся по свету. Лучшие певцы будут слагать о тебе песни, а люди Урука поставят в твою честь статую. Да не коснётся страх твоей печени, и да пошлёт тебе Инанна удачу!
Бирхутурре слегка поклонился вождю. Лицо его было бесстрастно.
Глава четвёртая. Гильгамеш на площади
-- Раб, соглашайся со мной!
-- Да, господин мой, да!
-- Скорей подгони колесницу, её запряги, во дворец я желаю поехать!
-- Поезжай, господин мой, поезжай! Будет тебе удача! Вождь, тебя увидав, милостями осыплет!
-- Нет, раб, во дворец не хочу я ездить!
-- Не езди, господин мой, не езди! Вождь, тебя увидав, в далёкий поход отправит, заставит тебя идти неведомою дорогой, заставит тебя страдать ежедневно и еженощно.
Диалог о благе.
-- Господин, люди Киша схватили неустрашимого Бирхутурре! - сказал посланец Забарадибунугги, рано утром явившись в трапезную вождя. Гильгамеш отодвинул в сторону блюдо с запеченной уткой, хлебнул из кувшина воды.
-- Он убил Акку?
-- Нет, повелитель.
Это прозвучало почти как приговор. Гильгамеш обхватил колени, кивком отпустил рабов.
-- Как это случилось?
-- Мы не знаем, господин. Всего вероятнее, его взяли возле главных ворот. Мы слышали там шум ночью. Воины кинули несколько факелов, но ничего не увидели.
-- Откуда вы узнали, что он схвачен?
-- Прислужники Забабы привязали его в столбу и выставили в поле. Они пытали его.
Гильгамеш содрогнулся.
-- Он жив?
-- Да, господин.
Вождь с трудом поднялся.
-- Я хочу видеть его, - произнёс он дрогнувшим голосом.
-- Я проведу тебя, господин. - Воин согнулся в поклоне.
Гильгамеш сделал шаг, но голова его закружилась, в ушах поднялся звон. Он схватился пальцами за плечо воина, глубоко задышал, выкатив глаза.
-- Что они сделали с ним? - прохрипел вождь.
-- Они отрезали ему ухо, переломали ноги и поставили клеймо на лбу.
Голос воина был сух и безлик, как глас оракула.
Гильгамеш прикрыл глаза, постоял некоторое время, потом глубоко вздохнул.
-- Пойдём.
Они спустились по лестнице, миновали двор, потоптались перед воротами, которые открывали нерасторопные слуги Инанны, и вышли в город. Путь до стены был недолог, но утомителен. Душные тесные закоулки переплетались словно клубок змей, всё в них дышало разрухой и запустением. Повсюду валялись разбитые горшки, полусгнившие тростниковые корзины, разорванные одежды, шкуры. Было много стрел и круглых обтёсанных камешков - воины Акки изредка обстреливали город из луков и пращей, разгоняя скуку. Между домами зияли бреши - в первые дни осады ретивые люди Курлиля пробивали проходы, облегчая защитникам доступ на стены. Бреши эти, полные глинобитных обломков, постепенно заполнялись грязной водой, стекавшей с улиц, и со временем превратились в вязкие хлюпающие лужи, в которых копошились бездомные псы и чумазые голые дети. При виде Гильгамеша дети замирали, сверля его любопытными взглядами, собаки подбегали и заискивающе выклянчивали подачку. Вдоль стен, весело журча, текли помои. Кое-где эти зловонные ручейки собирались в болотца, над которыми лениво кружились навозные жуки. Жителей видно не было. Они либо прятались по домам, либо помогали воинам на стенах. Лишь однажды вождь наткнулся на какого-то работника со здоровенным зубилом за поясом. Узрев Гильгамеша, тот немедленно бухнулся на колени и принялся истово славить мудрость и силу владыки Урука. Приглядевшись, Гильгамеш заметил, что работник мертвецки пьян.
Возле стены было полно народу. Суетились торговки, громко предлагавшие свой товар, бегали рабы с какими-то ношами за спиной, ходили размалёванные шлюхи, носились ватаги любопытных мальчишек. Везде горели костры, слышалась музыка и нестройные песни. В этой сумятице поначалу не все распознавали вождя, и воин, сопровождавший Гильгамеша, должен был раздать немало звонких затрещин, чтобы расчистить повелителю путь. Когда Гильгамеш поднялся на стену, то увидел там сангу. Низко поклонившись и молитвенно прижав руки к груди, Курлиль воскликнул:
-- Господин! Смиренно прошу тебя не подходить к краю стены. Кишцы - отменные лучники, их стрелы направляет сам Забаба. Печень Акки, да разорвут его демоны, возрадуется, увидев тебя поражённым. Господин, заклинаю тебя, не подставляй лучезарного лика злобным кишским варварам. Пусть Забарадибунугга либо кто иной из военачальников осмотрит местность. Твоя жизнь слишком драгоценна, чтобы без нужды подвергать её опасности.
-- В сторону, - прорычал Гильгамеш, с ненавистью глядя на служителя.
Курлиль испуганно отскочил. Гильгамеш подошёл к краю стены, устремил взор вдаль.
-- Вон он, господин, - сказал подошедший Забарадибунугга, вытягивая палец.
К своему удивлению Гильгамеш не впал в отчаяние, заметив истерзанного Бирхутурре. Может, из-за дальности расстояния или из-за того, что внутренне он был готов к чему-то подобному, но единственным чувством, которое посетило вождя при первом взгляде на поверженного военачальника, было раздражение. Непонятно было, на кого он злился больше: на кишцев, которые глумились над его слугой, или на самого Бирхутурре, который так глупо и, главное, бессмысленно, дал себя схватить врагам.
Начальник портовых стражников был раздет, привязан к столбу и выставлен на всеобщее обозрение. В дополнение ко всем пыткам кишцы вымазали его с ног до головы сажей, так что он сделался похож на демона-галлу[21]. Проходящие мимо воины плевались в него и показывали оскорбительные знаки. Вскоре к столбу подошла большая группа людей в богатых воинских доспехах. Впереди шествовал невысокий бритоголовый человек с короткой бородой, облачённый в белую, расшитую узорами, юбку до колен и сложносоставной деревянный панцирь. На боку у него висела булава с медными шипами, болтался длинный нож в чехле, правой рукой он опирался на высокий посох, увенчанный тяжёлой медной болванкой. Человек приблизился к Бирхутурре и что-то спросил у него, вытянув посох в сторону Гильгамеша. Военачальник медленно поднял голову, посмотрел на вождя и снова уронил подбородок на грудь. Человек повернулся лицом к стоявшему на стене Гильгамешу и что-то произнёс, наставительно подняв палец. Окружающие захохотали. Такого унижения владыка Урука не стерпел. Перевесившись через край стены и потрясая кулаком, он заорал что есть мочи: