Страница 12 из 60
-- Пока ты воевал с простолюдинами, мы бились на пристани! - воскликнул Уршуанна, начальник отряда Дома Орла. - Мы проливали свою кровь, отражая натиск Киша. А ты в это время колотил палками безоружный сброд.
-- Этот безоружный сброд едва не снёс ворота в Дом неба!
-- Жаль, что не снёс, - буркнул Бирхутурре. - Тогда твои люди сражались бы вместе с нами на стенах, а не маялись от безделья, пререкаясь с моими воинами.
Гильгамеш яростно хлопнул в ладоши.
-- Что за галдёж?
Спорщики замолкли. Явившийся на хлопок раб растерянно остановился, ожидая приказания. Стражники шустро выпихнули его обратно. Гильгамеш обвёл всех тяжёлым взглядом и вздохнул:
-- Базар...
-- Господин, - обратился к нему Бирхутурре. - Позволь мне сказать слово.
-- Говори.
-- Санга хочет уверить тебя, что всё идёт хорошо. Но он заблуждается. На самом деле всё идёт очень плохо. Мои воины недовольны, что в Эанне заправляют какие-то непонятные люди, набранные Курлилем. Им нельзя доверять, господин. Они служат за паёк и уйдут к тому, кто предложит больше...
-- Это служители Инанны! - возмутился санга. - Они преданы своей владычице, и твои слова, доблестный Бирхутурре, обидны для них.
-- Кроме того, - невозмутимо продолжал военачальник, - мне не верится, что запасов пищи, которые сделал санга, хватит на целый месяц или даже больше. Воины пока получают обычную долю, но вот селяне, как я слышал, уже переведены на половинную.
-- Как? - удивился Гильгамеш. - Почему ты не сказал мне об этом, Курлиль?
-- Повелитель, я посчитал излишним беспокоить тебя столь мелкими заботами. Деревенщина всё равно ничего не делает, хватит с неё и половины доли.
-- И тем не менее ты сообщай мне о таких вещах.
-- Слушаюсь, господин.
-- Говори дальше, Бирхутурре.
-- Кроме того, даже этой обычной доли, которую сейчас получают воины, им не хватает для поддержания сил. Финики, сикера и ячменный чурек - очень скудный паёк для людей, что проливают свою кровь. Скоро они начнут падать от усталости. Раньше мы доставали еду на рынке. Но теперь цены взлетели, и пища стала нам недоступна. Поэтому я предлагаю выгнать всех селян из города и отдать их долю бойцам. Или же дать решительный бой Акке. Это всё, что я хотел сказать, господин.
Повисло тягостное молчание.
-- Кто ещё хочет сказать? - угрюмо спросил Гильгамеш.
-- Господин, - осторожно подал голос Уршуанна. - Наши бойцы начинают негодовать, что старейшины по-прежнему сидят взаперти. Они хотят, чтобы ты выпустил их.
Гильгамеш бросил на него мимолётный взгляд.
-- Кто ещё? - спросил он, опустив голову и закусив губу.
-- В моём отряде много недовольных, господин, - нерешительно пробурчал предводитель отряда Дома Пантеры. - Они не верят, что Гирбубу передался Забабе. Говорят, что демоны затуманили твой разум, заставив облыжно обвинить старейшину.
-- У меня тоже так говорят, - хмуро бросил его сосед, возглавлявший воинов Дома Буйвола.
-- Кто ещё? - повторил Гильгамеш, неотрывно глядя в пол.
Но никто не произнёс не звука. Военачальники смотрели на вождя и напряжённо ждали ответа.
-- Итак, вы хотите дать свободу старейшинам и сразиться с Аккой в открытом поле, - процедил Гильгамеш. Он поднял глаза и вдруг заорал. - Вы все - сборище лентяев и глупцов. Вам нужно пасти овец, а не распоряжаться воинами. Чем я прогневил богов, что они дали мне таких помощников? Убирайтесь прочь с глаз моих. Вон! Вон! И ты, Курлиль, тоже проваливай. Я сердит на тебя сегодня.
Командиры поспешно потянулись к выходу.
-- Все, все! - кричал вождь, бешено выкатив глаза. - Чтоб ноги вашей здесь не было. Дом неба отныне закрыт для вас. Любого, кто ослушается, я лично отправлю на свидание с Эрешкигаль. На стены, махать топорами! Только на это вы и годны. Скорпионы! Ослы!..
Пинками выпроводив стражников, он швырнул им вслед пустой кувшин, в ярости забегал по комнате, с силой поддевая всё, что попадалось под ноги. Затем схватил стоявший в углу жбан с сикерой, наполовину опорожнил его и прорычал, локтем вытирая рот:
-- Двух человек в комнату для наслаждений.
Послышался лёгкий вздох, какие-то приглушённые голоса, потом на пороге появилось распростёртое тело раба.
-- Господин желает рабынь или рабов?
-- И тех, и других.
Тело испарилось. Гильгамеш вышел из комнаты, поднялся по лестнице на крышу, обозрел окрестности. С запада, севера и юга город окружали изломанные вереницы грязных серых палаток, между которыми в тучах пыли бродили воины. Горели костры, слышалась кишская речь и песни. Громадные стада ослов паслись на полях урукских земледельцев, вытаптывая урожай. Возле берега покачивался длинный ряд больших грузовых кораблей с высокими бортами.
-- Я доберусь до тебя, Акка! - неистово проорал вождь, потрясая кулаком. - Ты будешь хлебать помои и спать в хлеву.
Несколько врагов, услышав его проклятья, принялись издевательски кривляться и светить голыми задницами. Урукцы выпустили по ним несколько стрел, что-то закричали в ответ, но люди Акки, отбежав подальше, продолжали смеяться и показывать непристойные жесты.
Бледный от гнева, вождь спустился вниз. Зайдя в гостиную, он ещё раз хлебнул сикеры, прочистил горло, смачно сплюнул на пол и направился в комнату для наслаждений.
Охотник присел на корточки и внимательно осмотрел след. Кабан прошёл здесь совсем недавно, всего полчаса назад. Солнце с тех пор не успело сделать и одного шага. Должно быть, зверь возвращался с водопоя. Охотник поудобнее перехватил копьё и осторожно пошёл по следу. Листья финиковых пальм, оцепенев от зноя, плотной завесой стояли над головой. В багровых зарослях тамариска сухим шорохом трещали кузнечики, неумолчным звоном висел над запревшей землёй вездесущий гнус, жаркими испарениями дышали тихие болотца со склонившимися над ними ветками ив. В камышах шелестели мыши, изредка поквакивали лягушки. Вспугнутый человеком хохлатый ткачик выпорхнул из-под ног, пробуравил крыльями загустевший воздух, скрылся в чаще. Охотник вытер пот со лба. Он старался дышать как можно тише, чтобы не выдать себя, но невыносимое пекло заставляло широко открывать рот, распирая грудь жаром. Ладони были влажными, копьё скользило в них.
Кабан вёл себя странно. Вместо того, чтобы бежать прямо к озерцу, лежавшему шагах в ста по тропе, он стал делать какие-то невообразимые зигзаги, яростно крутиться на месте, словно одолеваемый блохами, и подолгу замирал, настороженно прислушиваясь. Можно было подумать, что он обнаружил присутствие человека и пытается сбить его со следа. Но в рощице не было ветра и учуять охотника зверь не мог. Непонятные его метания были вызваны чем-то другим - шаловливыми духами леса или напавшей чесоткой. Повторяя все его движения, охотник вымотался и одурел от жары. Тяжело дыша, он то и дело останавливался, шептал ругательства, тщетно пытаясь унять нарастающее беспокойство. Внезапно след исчез. Оборвался на краю крохотной лужицы и больше не появился. Оторопевший охотник застыл на месте и непроизвольно подёргал верёвочку от висевшего на шее амулета.
-- Демон леса водит, - пробормотал он, подозрительно косясь. - Великий Сумукан[20], охрани от злых чар.
До его слуха донёсся громкий хруст веток. Кто-то пёр на него, не разбирая дороги. Охотник присел, выставив вперёд копьё. Вскоре в листве показалась рогатая голова оленя. Замерев от неожиданности, охотник уставился на рыжую морду. Несколько мгновений зверь и человек изумлённо созерцали друг друга, потом лицо охотника просияло от счастья, глаза зажглись хищным огнём. Он медленно поднялся, осторожно замахнулся копьём и швырнул его в зверя. Олень шарахнулся в сторону, пропал в зарослях кустарника. Зарычав от досады, охотник с громким треском вломился в паутину ветвей, выдрал вонзившееся в податливую землю копьё и понёсся следом. Догнать в густом лесу оленя было нетрудно. Убегая, зверь ломал ветви, рыхлил копытами землю, сеял опавшую листву, оставлял клочья шерсти на кустах. Среди коряг, рытвин и сухостоя маленький юркий человек двигался куда быстрее, чем массивный житель равнин. Охотник заверещал, прорываясь сквозь бурьян, перескочил через пару больших корней, выскочил на поляну и вдруг опять потерял след. Не в силах поверить в это, он завертелся на месте, забегал глазами по траве, испуганно засопел. Олень пропал, словно его и не было. Некоторое время охотник прислушивался к окружающим звукам, затем пролепетал в растерянности: