Опаленная земля

«Шаттл», ракетоносители, топливный бак, транспортер — все это превратилось в кипящую, пузырящуюся массу расплавленного металла и резины. Над местом катастрофы поднималось ядовитое облако. Жаропрочные керамические плитки, которыми был облицован корпус «шаттла», буквально пролились дождем. Раскаленные добела капли падали на землю, оставляя после себя черные следы и струйки дыма.

Расположенные неподалеку камеры также расплавились, так что никаких видеосвидетельств случившегося не сохранилось.

Если не считать одной-единственной фотокамеры.

Фотографу из «Нэшнл Инквайрер» было отказано в допуске на место на общих основаниях, и он снимал происходящее, расположившись далеко за пределами объекта.

Затвор щелкал в автоматическом режиме, снимая величественный силуэт «шаттла» на фоне ночного небосклона. Репортер рассчитывал, что хоть один кадр окажется удачным.

Картинка в видоискателе была такой мелкой, что он не заметил одной важной детали. Лишь напечатав снимки «до» и непосредственно «после» катастрофы, он обратил внимание на горящие на фоне ночного небосклона буквы.

Это послание было способно взорвать мир по обе стороны земного шара.

Глава 14

Президента Соединенных Штатов разбудил звонок главы аппарата Белого дома.

— Неприятности с новым «шаттлом», сэр.

— С «шаттлом»? — переспросил Президент, все еще пребывая во власти сладких снов.

— "Релайент". С ним произошло то же, что с «Биобабблом».

— Проклятие. Ни слова моей жене. Она найдет повод во всем обвинить меня.

Чувствительный удар ногой по лодыжке лишний раз напомнил Президенту, что это не сон и его жена находится рядом с ним в постели.

— Извини, — пробормотал он, скидывая одеяло. — Не узнал тебя с новой прической.

Глава администрации, натянув махровый халат, вышел из спальни. Навстречу ему уже спешил глава аппарата.

— Вы должны выступить перед нацией, — с тревогой в голосе произнес тот.

— Текст уже готов? — буркнул Президент.

— Надо бы предложить какое-нибудь правдоподобное объяснение, чтобы избежать всеобщей паники.

— Предоставляю это вам, — сказал Президент, входя в кабинку лифта.

Глава аппарата было последовал за ним, но наткнулся на мягкую, мучнистого цвета ладонь Президента.

— Встретимся в Овальном кабинете. Через девять минут.

— А куда вы сейчас? А-а, — понимающе протянул растерянный глава аппарата.

Поднявшись в спальню Линкольна, Президент соединился с неутомимым Смитом. Тому потребовалось не более пяти секунд, чтобы стряхнуть с себя остатки сна, после чего в голосе его послышались знакомые кислые интонации.

— Смит, только что был уничтожен космический челнок «Релайент». Угадывается тот же почерк, что и в случае с «Биобабблом».

— Я займусь этим.

— Мне казалось, вы уже занимаетесь этим.

— Верно, но моим людям пока не удалось узнать ничего сколько-нибудь существенного. Но я продолжаю расследование.

— Как прикажете объяснить все это американскому народу? Похоже, марсиане действительно решили похоронить нашу программу исследований космоса.

— "Биобаббл" не имел отношения к космической программе, — пояснил Смит.

— Попробуйте убедить в этом американцев, когда доктор Паган все время твердит, что мы впали в немилость к марсианам. Мне просто никто не поверит. Я не располагаю его авторитетом.

— Сделайте все, что в ваших силах. Я прикажу моим людям немедленно заняться этим делом.

Президент понизил голос, памятуя о том, что офис Первой леди находится по соседству:

— Вы думаете, что кто-то вознамерился сорвать нашу космическую программу?

Смит откашлялся и скупо проронил:

— Я бы не исключал такую возможность.

— Может быть, за этим стоят русские? Снова хотят ввязаться в драку?

— Если не считать орбитальной станции «Мир», их космическая программа переживает не лучшие времена.

— И с тех пор как месяц назад их «шаттлу» не удалось состыковаться с «Миром», они сидят на голодном пайке.

— Вот именно. Так что русским просто нет смысла лезть в бутылку. Если на «Мире» произойдет чрезвычайная ситуация, наши «шаттлы» для них последняя надежда.

— Видимо, вы правы. Таким образом, русских можно исключить.

— Программы коммерческого освоения космоса сейчас активно разрабатывают китайцы, французы и японцы, — продолжал Смит. — Все они являются потенциальными конкурентами НАСА. Но я бы не спешил обвинять и их. У них просто нет соответствующей технологии.

— Японцы последнее время стали совершенно невыносимы. Я ума не приложу, чем мы могли вывести их из себя.

Смит предпочел избежать комментариев, хотя он-то знал — чем. Он сам приказал Римо и Чиуну наказать одну японскую корпорацию за акты коммерческого саботажа, о которых Президент ничего не знал. Японцы догадывались, что, когда на здание штаб-квартиры «Нишицу» в Осаке упал локомотив, за этим стояли американцы, однако предпочитали не выдвигать прямых обвинений, не желая обнаружить свою причастность к попыткам развалить систему железнодорожного сообщения США.

— Я свяжусь с вами, господин Президент, — сказал Смит, прекращая разговор.

Президент положил трубку и, завязав пояс халата, в мягких шлепанцах потащился к лифту. Кризисами, подобными этому, он мог заниматься только днем. Он терпеть не мог, когда его поднимали среди ночи. Ему требовался полноценный десятичасовой сон, иначе он весь день чувствовал себя не в своей тарелке.

Харолд В. Смит взял чемоданчик спутниковой связи для выхода на телефонную линию КЮРЕ. В ту ночь он был избавлен от необходимости выслушивать нескончаемый храп своей жены. У него был благовидный предлог. Этот чемоданчик был единственным слабым пунктом в системе связи с Белым домом. Когда Смит отсутствовал на своем рабочем месте, звонок через компьютер направлялся в его кейс, в котором также был установлен мини-компьютер, соединенный с клиникой «Фолкрофт».

Разумеется, все разговоры зашифровывались. Однако разговор, который передавался с наземной станции на спутник связи и снова на землю, мог быть перехвачен. Теоретически разговор даже можно было расшифровать при наличии соответствующего оборудования и времени — на это ушло бы лет пять, и разговор давно потерял бы свою актуальность. Так что Смит считал, что такая чрезвычайная линия связи вполне надежна.

Поговорив с Президентом, Смит нажал кнопку с номером телефона Римо в Массачусетсе. Смит был человеком серым, внешне невзрачным. Серые глаза, пепельно-серые волосы, лицо цвета мореного дуба — все это вполне соответствовало его замкнутому, нелюдимому характеру. Недаром в ЦРУ, откуда он ушел более тридцати лет назад, его знали как Серого Призрака.

Смит терпеливо ждал, зная, что мастер Синанджу сделает вид, что не слышит звонка, а Римо в свою очередь — в зависимости от настроения — мог либо в пику Чиуну также притвориться, что ничего не слышит, либо разбить телефон, чтобы не мешал ему спать.

Этот номер не значился ни в одном справочнике, и у этих двоих не было ни друзей, ни знакомых, однако последнее время им докучали телефонные торговые агенты, которые могли позвонить в самое неудобное время, а Римо не любил, когда его беспокоят по пустякам.

Наконец, на пятидесятом гудке Римо — бодрым и слегка раздраженным голосом — ответил:

— Если опять хотите что-то мне впарить, я скормлю вам содержимое вашей мошонки.

Смит откашлялся:

— Это я.

— Кто "я"?

— Вы знаете мой голос, — осторожно сказал Смит, памятуя о том, что разговор шел через спутник.

— Я знаю миллион голосов.

Смит решил прекратить эти игры и перейти к делу.

— Космический челнок «Релайент» был уничтожен на транспортере на полпути между ангаром и стартовой площадкой.

Римо посерьезнел:

— Есть жертвы?

— Пока трудно сказать. Известно лишь, что астронавтов на борту не было. — Смит помолчал, затем добавил: — Римо, удар был как гром среди ясного неба. От «шаттла» осталась кучка золы.