Страница 9 из 76
Попытка анализа
К этому времени, началу восьмидесятых годов XII века, характер завоевателя уже сформирован; он демонстрирует все основные качества, благодаря которым сумеет создать великую империю.
Ранние годы жизни Темучина напоминают контрастный душ: периоды относительного благополучия сменяются тяжкими испытаниями. Постоянно попадая из огня в полымя, мальчик, а затем юноша не столько обгорел, сколько закалился. Каждый новый удар судьбы сначала сбивал его с ног, но в результате Темучин поднимался еще выше.
Мы видели, что он обладал даром разбираться в людях и редкой харизмой.
Даже в ранней молодости он был предельно прагматичен. Стремясь к труднодостижимому, умел отступаться перед невозможным – именно так следует трактовать некрасивую историю с брошенной на милость врага женой.
Есть еще одна иллюстрация этой характерной черты, присущей Чингисхану, – из поздней поры его жизни.
Достигнув пика земного могущества, великий хан, как это нередко случалось с мегаломаньяками, возмечтал о бессмертии. Он прослышал о том, что в Китае живет даосский учитель Чанчунь, владеющий секретом вечной жизни, и повелел привезти мудреца.
Старец очень долго добирался до ставки владыки. Наконец встреча состоялась. На вопрос хана о том, как достичь бессмертия, учитель честно ответил, что это невозможно. И Чингисхан удовлетворился этим ответом, согласившись выслушать совет о том, как, по крайней мере, подольше прожить. Чанчунь ответил расхожей истиной: избегать суетных тревог (что для правителя вряд ли возможно) и воздерживаться от излишеств.
Чингисхан наверняка был очень разочарован, однако отпустил даоса с почетом. (Не исключено, что тут сыграло роль предсказание, которое заодно произнес китаец: что он и хан умрут в один год. Это было со стороны Чанчуня мудро.)
Даос перед владыкой мира. И. Сакуров
Чингисхан, разумеется, был храбр, но никогда не рисковал собой без необходимости. Кажется, он был начисто лишен горячности. Достигнув высокого положения, он перестал участвовать в рукопашной и запретил это делать всем старшим военачальникам. Поэтому, в отличие от обычая, повсеместно распространенного в войнах той эпохи, монгольские главнокомандующие всегда руководили сражением издали и очень редко погибали в бою. Когда у Чингисхана появилась такая возможность, он обзавелся целой армией телохранителей – отлично понимал, что военные империи держатся на личности вождя и что эту личность нужно тщательно оберегать.
Знаменитая жестокость Темучина объяснялась всё тем же доведенным до абсолюта прагматизмом. Завоеватель не был садистом и проявлял безжалостность исключительно «в интересах дела». Именно это больше всего и потрясало людей той весьма немилосердной эпохи: холодность и расчетливость кровопролития.
Как эта чудовищная методология будет работать в период больших завоеваний, мы еще увидим, но и в родном краю, среди своих, Темучин вел себя точно так же.
Захватив в плен множество татар, народа ему враждебного и слишком многолюдного, Темучин велел всех мужчин истребить, а мальчиков провести мимо телеги: кто выше колеса – убить, остальных же отдать на воспитание в монгольские семьи. Очень рационально и ничего личного.
Когда один из собственно монгольских, то есть близких по крови родов в назначенное время не прибыл к месту сбора, Темучин предал всех без исключения смертной казни – чтоб раз и навсегда отучить подданных от недисциплинированности. (И отучил.)
Именно у Чингисхана в ХХ веке позаимствует концепцию холодной, математической жестокости Адольф Гитлер. (Немецкие фашисты вообще многому научились у великого хана, мы еще на этом остановимся.)
Ключ к личности Чингисхана, объяснение великого голода, побуждавшего этого человека проглатывать царства и народы, дает фрагмент из «Сокровенного сказания», описывающий беседу хана с соратниками.
«Однажды Чингисхан спросил у Боорчу-нойона, который был главой беков: «Наслаждение и ликование человека в чем состоит?» Боорчу сказал: «Состоит в том, чтобы человек, взяв на руку своего сокола синецветного, который питался керкесом и зимой переменил перья, и сев на хорошего мерина откормленного, охотился ранней весной за синеголовыми птицами и одевался в хорошие платья и одежды».
Чингисхан сказал Борохулу: «Скажи также и ты».
Борохул сказал: «Наслаждение состоит в том, чтобы животные, подобные кречету, летали над журавлями, пока не низвергнут их с воздуха ранами когтей и не возьмут их».
После того спросил так же у детей Кубилая, они ответили: «Блаженство человека состоит в охоте и в умении заставить (охотничьих) птиц летать».
Тогда Чингисхан ответил: «Вы неправильно сказали. Наслаждение и блаженство человека состоит в том, чтобы подавить возмутившегося и победить врага, вырвать его из корня, взять то, что он имеет, заставить вопить служителей его, заставить течь слезы по лицу и носу их, сидеть на их приятно идущих жирных меринах, любоваться розовыми щечками их жен и целовать, и сладкие алые губы – сосать».
Однако одной лишь хищной алчностью империи не создаются, здесь необходима идеология. И она у Темучина-Чингисхана безусловно имелась.
Он был одержим мечтой о создании Единого Мира и совершенного государства. В эпоху всеобщей разобщенности и беззакония, когда властвовала грубая сила, идеалом земного устройства представлялась империя, охватывающая весь мир, управляемая одной волей и живущая по одинаковым правилам.
Образная метафора такой державы – девушка с золотым блюдом, которая может пройти от края до края, не лишившись ни чести, ни блюда, – существует очень давно, и ее приписывали разным историческим деятелям, но в литературной традиции она приросла именно к Чингисхану, потому что ему почти удалось осуществить эту фантастическую задачу: он и его потомки создали огромную империю, в которой работал единый закон и существовал относительный порядок.
«Властитель Океана»
Дарования, черты характера и стечение обстоятельств помогли Темучину подняться на самый верх степной иерархии. Со временем обнаружилось еще одно свойство, без которого честолюбивый вождь не достиг бы своей цели. Оказалось, что он умеет не только сходиться с полезными людьми, но и избавляться от них, когда они исчерпывают свою полезность и становятся помехой на его пути.
У союзников Темучина был выбор: или признать его первенство – и вместе с ним двигаться дальше, или бороться за лидерство – и погибнуть.
С обычной прагматичной безжалостностью Темучин уничтожил и побратима Джамуху, который не желал смириться с неизбежным, и названого отца Тогрул-хана, и верховного шамана Теб-Тенгри, слишком много о себе возомнившего. Великая идея, которой служил Темучин, была неизмеримо важней долга благодарности и личных привязанностей.
В начале самостоятельного пути, уже провозгласив себя ханом (пока еще не «великим»), Темучин мог собрать для войны тринадцать тысяч воинов. Он покорил один за другим, иногда не с первого раза, все главные племенные союзы: меркитов, татар, найманов, кереитов. Эта борьба, погружаться в подробности которой сейчас не имеет смысла, длилась лет двадцать и закончилась весной 1206 года, когда на великом курултае, съезде всех степных вождей, победитель междоусобной войны был объявлен верховным правителем и принял имя, под которым он войдет в историю: Чингисхан.
Чингисхана провозглашают великим ханом. Персидская миниатюра XIII–IV в. в.
Есть несколько версий относительно значения этого имени. Возможно, оно происходит от тюркского слова денгиз («море» или «океан»); если так, переводить его следует как «Властитель Океана», то есть «Вселенский Властитель». На западномонгольском наречии «чингис» значит сильный, и тогда имя значит «Могущественный Властитель». Если – есть и такая гипотеза – в основе имени китайское слово чьен («истина»), Темучин нарек себя «Истинным Властителем». В любом случае, смысл нового титулования ясен: новый вождь одной Монголией ограничиваться был не намерен.