Страница 39 из 76
Потомки редко бывают благодарны государственным деятелям, которым выпала горькая участь править в эпоху поражений и национального унижения. Александр Невский здесь отрадное исключение. Несмотря на суровость и даже жестокость, которую он проявлял к соотечественникам, несмотря на его верную службу ненавистной Орде, о князе сохранилась добрая память. Это означает, что еще при его жизни люди понимали разумность и благотворность подобных действий.
Так изображали Невского в XIX веке, в эпоху возрождения интереса к отечественной истории. В. Шебуев
Очевидно, перемены к лучшему начали происходить сразу же после прихода Александра к власти. В летописи за 1254 год имеется уникальная для того ужасного периода запись: «В лето 6762. Добро бяше христьяном» («Хорошо было христианам»). Карамзин пишет: «Подданные, ревностно славя его память, доказали, что народ иногда справедливо ценит достоинства Государей и не всегда полагает их во внешнем блеске Государства». В «Житии Александра Невского», созданном вскоре после кончины князя, о нем проникновенно сказано: «И красив он был, как никто другой, и голос его – как труба в народе, лицо его – как лицо Иосифа, которого египетский царь поставил вторым царем в Египте, сила же его была частью от силы Самсона, и дал ему Бог премудрость Соломона, храбрость же его – как у царя римского Веспасиана, который покорил всю землю Иудейскую».
Обладая незаурядным дипломатическим талантом, Александр сумел найти общий язык не только с добродушным (по тогдашним меркам) Бату и его сыном-христианином Сартаком, но и с немилосердным Берке. От последнего Невский добился не только отмены карательной экспедиции, но еще и милости поистине исторического значения. Отныне русские князья начинают сами собирать дань и доставлять ее в Орду. Каким-то образом Александр смог убедить хана, что для татар это во всех отношениях выгоднее: не нужно держать лишних чиновников и воинов; сбор установленной дани гарантируют князья, которых всегда легко привлечь к ответственности; наконец, подавление возможных мятежей – тоже обязанность местных властей.
С этой коренной переменой Иго, собственно, и закончилось.
Нечего и говорить, что новое положение дел для Руси было еще выгодней, чем для татар. Постепенно исчезли грозные баскаки, прекратились опустошительные походы за недоимками, а главное – восстановилась структура государства, причем на более прочной основе, чем в домонгольский период. Тогда звание великого князя совершенно необязательно означало реальную власть. Теперь же, благодаря системе ордынских ярлыков, возникла четкая иерархия: появился старейшина, поставленный над остальными в качестве высшей инстанции. Это стало важной предпосылкой для последующей централизации страны. Наконец, самостоятельно собирая дань, князья получили возможность «греть руки», оставляя часть собранного себе. Чем бо́льшим «выходом» облагалось княжество, тем богаче становилась его казна. Особенно выгодно в этом смысле сделалось положение великих князей, собиравших для Орды дань не только со своих владений.
Но самым важным вкладом Александра в российскую историю было решение сделать ставку не на антагонизм с Ордой, а на симбиоз с ней. В этом отношении «двуединость» нашего государства, соединяющего в себе европейские и азиатские черты, следует возводить к Невскому.
Эту мысль в свое время очень точно сформулировал Н. Костомаров: «Чрезвычайная сплоченность сил, безусловное повиновение старшим, совершенная безгласность отдельной личности и крайняя выносливость – вот качества, способствовавшие монголам совершать свои завоевания, качества, совершенно противоположные свойствам тогдашних русских, которые, будучи готовы защищать свою свободу и умирать за нее, еще не умели сплотиться для этой защиты. Чтобы ужиться теперь с непобедимыми завоевателями, оставалось и самим усвоить их качества». Этим и будут заниматься московские государи, потомки и наследники Александра Невского: учить свой народ «монгольской премудрости» – сплоченности, повиновению, безгласности и терпению. Иного рецепта они не знали.
А Невскому отечественная история должна быть благодарна за то, что в самую горькую для Руси пору он заложил основу будущего возрождения: добился автономии и создал предпосылки для централизации. Тем он и велик.
Автономия
В Орде
Двоевластие
Глава про жизнь «метрополии» в этой части нам уже не понадобится. Начиная с последней трети XIII столетия события, происходящие при дворе великих ханов, утрачивают для русских областей значение. Метрополией для них становится Золотая Орда.
После смерти Менгу-Тимура (не позднее 1282 г.) там начались неурядицы, и ордынцам на время стало не до Руси – а это самое лучшее, что могло произойти для страны, недавно избавившейся от оккупации.
Тут, пожалуй, не обошлось без Божьей помощи, причем помог Руси не христианский Бог, а мусульманский.
Брат покойного хана Туда-Менгу, выбранный курултаем в преемники, оказался весьма необычной личностью. Вскоре после воцарения он отказался от монгольской веры и принял ислам, да не номинально, как это обычно делали владыки в погоне за земными выгодами, а искренне и истово. Из всех направлений этой религии хану пришелся по душе суфизм, проповедующий отречение от плотских и суетных радостей, бедность и милосердие – весьма экзотичный набор ценностей для ордынского государя. Тем не менее, именно так новый владыка и попробовал править. К сожалению, летописи не сохранили подробностей царствования Туда-Менгу. Арабский историк XIV века Ибн-Хальдун пишет, что хан «сделался отшельником и отказался от царства; он вполне отдал себя сообществу шейхов-факиров». Всецело поглощенный духовными исканиями и мистическими озарениями, государь совершенно отстранился от государственных дел.
Долго так, конечно, продолжаться не могло. Возник заговор. Благочестивого хана объявили сумасшедшим и в 1287 году свергли. Другой историк, Вассаф аль-Хазрат, с восточной цветистостью сообщает: «Вследствие распущенности… упрятали его, как вышедшую из обращения золотую монету, на дно мошны отставки».
Следующим ханом стал племянник несчастного суфиста Тула-Буга (в русских летописях Телебуга), но власть его была непрочной, поскольку к этому времени государство оказалось разделенным на две части. Главной фигурой в ордынской политической жизни уже давно был не хан, сидевший в Сарай-Берке, а темник по имени Ногай.
Ногай был праправнуком Чингисхана, но происходил из младшей ветви Джучидов и потому не мог претендовать на престол. Родился он около 1235 года и прожил долгую, бурную жизнь, на пике которой сделался самым могущественным властелином во всей Восточной Европе.
Про Ногая известно, что он был одноглаз (следствие боевой раны) и тучен. Г. Вернадский полагает, что именно он изображен в русских былинах под именем «собака Калин-хан»: «калин» по-тюркски значит «толстый», а «Ногай» по-монгольски значит «пёс». Степняки любили собак, и ничего зазорного в таком прозвище не было. Например, одну из дочерей могущественного хана Узбека звали Иткутчук, что означает «Маленькая Собачка» – очень милое имя.
Царевич был доблестным воином и хитроумным политиком. Славу полководца он завоевал еще в молодости, когда в 1263 году одержал на реке Терек блестящую победу над армией ильхана Хулагу.
Всю последнюю треть XIII века Ногай занимался европейскими делами. Его орда кочевала в степи северного Причерноморья, постепенно расширяя свои владения. Он успешно воевал с Византией, так что император был вынужден ради мира отдать «безбожнику» в жены свою дочь.
В зоне влияния Ногая оказались Болгария и Сербия. Он держал в страхе Венгрию, ходил походами на Польшу и Литву. Формально являясь подданным ордынских ханов, Ногай был намного сильнее их.