Страница 46 из 55
— Но Аля, разве бы ты была со мной, если бы знала правду?
— Никогда. Я тебя боюсь.
Олег
Она бросилась вниз по лестнице, словно я был чудовищем, способным причинить ей вред. Навредить моей Але. Ладонь обожгло от удара о стену, следом я уткнулся о шершавую поверхность лбом, и медленно съехал на корточки, царапая кожу, не соображая, что делаю.
Ее слова били больно, но по силе не могли сравниться с отталкивающим взглядом в ужасе расширенных глаз и резкими жестами, интуитивными блоками в виде растопыренных пальцев, направленных на меня ладоней, предупреждающими, что она не вытерпит моих прикосновений, что она не хочет, чтобы я когда-либо оказался рядом с ней. Никогда.
Бесы, что же я натворил?
Она не была готова к правде, я не успел ее подготовить, не смог объяснить ей так, как следовало. Гребаный придурок, зачем я рассказал ей об Алине? Кому нужна была эта правда?
Лучше лечь в больницу, повторно потерять себя, свой разум, свои чувства и эмоции, но получить возможность быть с ней. Понимая, что не достоин любви, я чувствовал, что согласен на сострадание и жалость, лишь бы не ненависть.
Что я делаю? Осознал, что стою на коленях у открытой входной двери и глухо стучу лбом о стену. Нужно догнать и сказать, что я солгал, что бесы внушили мне эти мысли. Да я сегодня же вечером лягу в психушку, поцелую в зад Игоря, или что там еще нужно сделать, чтобы он почувствовал себя главным… Да все, что его извращенной душе угодно. А сейчас догнать, и объяснить.
Вскочив, я кинулся следом, перепрыгивая через три ступеньки, не разбирая этажей и не обращая внимания на встретившихся и шарахающихся от меня соседей. Алю нужно догнать немедленно, пока она не наделала глупостей, пока не поверила в то, что я сказал.
Она была на первом этаже, звонила кому-то. Завидев меня, бросилась к выходу. Я следом.
— Аля, подожди, я все объясню. Аля, мне нужна минута!
Она не собиралась давать мне и доли секунды. Побежала по улице, маша рукой, стараясь поймать машину. Взъерошенная, рыдающая, какая-то худая и маленькая. Меньше чем обычно. Тонкие ноги-палочки в ботинках на широком каблуке дрожали, словно вот-вот сломаются. Когда она успела так похудеть? Куда я смотрел?
Да чего я довел ее, заставив разбираться в своей сломленной судьбе, барахтаться в болоте, в котором увяз по горло. Я только что сам сказал, что гребаный специалист в своей проклятой профессии, я же понимаю, что бесы крепко держат меня за ноги. Они никогда не отпустят. Либо я утону один, либо с ней… Мне нужно ее отпустить, но вместо этого я продолжаю преследовать.
В этот момент, когда я почти достиг ее, Аля, понимая, что не сможет от меня убежать, и она слишком хорошо воспитана, чтобы начать посреди оживленной улицы кричать и звать на помощь, рванула через дорогу. Две полосы в одну сторону, две в другую. Понимаю, что уже не хочу гнаться за ней, замираю, показывая, что погоня прекращена, что я собираюсь уйти. Но она не смотрит на меня, не понимает моих намерений.
— Аля, стой! — кричу я не своим голосом. — Стой, идиотка! — а голос, будто не мой. Сильный и глубокий, словно я вкладываю в него всю душу, словно согласен умереть, когда закончу ее звать. Да так и есть на самом деле. Лишь бы с ней ничего не случилось.
И она слушается. Замирает и оборачивается на меня. На ее лице удивление, она не ожидала, что послушается моего крика, прозвучавшего на шумной улице приказом. Шок длится долю секунды, и перед ней, буквально в пяти сантиметрах с громким сигналом проносится мусоровоз, едва не зацепив мою Алю, почти убив ее. Прохожие без особого интереса осуждающе поглядывают на нас. Аля отскакивает назад, пугаясь проезжающей так близко от нее машины, а мусоровоз всё сигналит и сигналит, тормозя. Сигнал громкий, протяжный и мерзкий, рвущий перепонки. Затмевающий прочие звуки улицы. В том числе мой крик и еле слышный скрип-гудок ржавой шестерки на полосу которой выскочила Аля.
События длились пару мгновений, но для меня они растянулись на вечность. Словно мои бесы, окончательно обнаглев, замедлили время, чтобы я от начала и до конца «насладился» моментом, потому что в прошлый раз видел лишь результат аварии.
Говорят, что на долю людей не выпадает несчастий больше, чем они могли бы выдержать. Либо мой ангел хранитель от меня отказался, либо слишком хорошо обо мне думает. Я не знаю, верю ли в Бога, но в эту секунду почему-то подумалось именно о нем. Так всегда делают врачи и пациенты, если ситуация безнадежная. Начинают молить о чуде.
Но чуда не случилось. А мне давно уже следовало верить только в пожирающих мой мозг бесов.
Мгновение — мусоровоз пронесся мимо. Мгновение — Аля испуганно оборачивается, смотрит на меня. На ее лице отражается потребность в моей защите. Это инстинкты, которые еще не успели пропасть после того ужаса, что я вывалил на нее только что. Ее руки тянутся ко мне, к ее мужчине, который обязан помочь. Если бы я мог, я бы заслонил собой, я бы спас… Мой крик: «Обернись!» — она не слышит, я яростно жестикулирую в нужном направлении и бегу к ней. Мгновение — на лице таксиста кавказской национальности отражается паника, парню не более двадцати лет. Вижу, что его глаза готовы вылезти из орбит. Шестерка замирает, но поздно, моя Аля лежит перед ней на асфальте.
Пальцы печатают номер экстренной службы спасения, мой голос звучит ровно, потому что я делаю то, что необходимо.
— Авария. Машина сбила пешехода — молодую девушку. Срочно нужна карета скорой помощи.
— Говорите адрес.
Озираюсь по сторонам. Мать твою, я живу тут третий год, почему в голове лишь адрес родителей? Через пару секунд мой взгляд цепляется за табличку с номером дома, и я сообщаю его девушке, после чего клад трубку и кричу:
— Я врач, отойдите все!
Кровь бьет в висках, мешая соображать. Руки трясутся так сильно, что я не могу дотронуться одной до другой. Понимаю, что если поддамся чувствам, лягу замертво рядом с Алей, поэтому включаю выработанную за годы учебы холодность и отстраненность, помогающую трезво оценивать ситуацию. Мечтаю наглотаться нейролептиков, чтобы заглушить раздирающий изнутри ужас, чтобы от мысли, что ее сердце не бьется, не вырвать свое собственное.
А бесы смеются в голове, хохочут и хрюкают.
— Заткнитесь все! — кричу, ударяя по ушам. Окружившие нас прохожие замолкают, думая, что я обращаюсь к ним. А я их даже не вижу. Я смотрю на белую, как наволочка в психбольнице, Алю, на кровь, пропитавшую ее одежду. На ее неестественную позу.
Но помогает, в голове становится пусто, и я тут же заполняю свободное пространство мыслями о первой медицинской. Проверяю пульс — сердце бьется. Осторожно ощупываю ее тело, понимая, что сломана левая рука, а кровь идет от ссадины на голове, но череп не пробит. Рву рубашку и зажимаю рану.
— Аля, Аля, ты меня слышишь? Девочка моя, я здесь, — говорю ей, замечая, что ее ресницы дрожат. Аля силится открыть глаза, едва шевелит губами.
— Олег, — зовет меня, смотря перед собой невидящими глазами. Она не знает, что я рядом, но продолжает звать в бреду. Где скорая?
— Олег, — шепчет мне, — я не чувствую рук и ног. Олег, я ничего не чувствую.
Но она могла и не говорить этого, я уже понял, что у нее сломан позвоночник.
Надеюсь, что сошел с ума, что я нахожусь где-нибудь в доме с белыми стенами, привязанный к кровати, и происходящее мне только кажется. Не может быть, чтобы ситуация повторилась. Нет, это невозможно.
Улицу сотрясает рев серены, к нам подъезжают сразу две скорые, из которых высыпают врачи. Бегло сообщаю им, что случилось, какие у Али повреждения и отхожу в сторону, не мешая.
— Я ее не видел, она выскочила на середину дороги! — откуда-то издалека доносится на ломанном русском. Кажется, парень обращается ко мне. И полиция уже здесь, — оглядываюсь. А Алю на носилках заносят в машину, бегло сообщив мне, в какую именно клинику везут.
У полиции целая куча свидетелей, думаю, они справятся без меня. Оставив свои и Алины данные, я беру такси и еду в клинику, все еще надеясь, что вот-вот проснусь едва живым, голодным и замерзшим на тонком матрасе в одной из палат психбольницы. Я бы с радостью осознал себя даже в вонючей «камере смертников», из которой живыми не выбираются. Обещаю себе, что буду глотать все, что мне предложат врачи, только бы понять, что происходящее лишь плод моего больного воображения.