Возвращение в юность

— Тебе лучше? — спросил Кейдер, когда они уже вышли на лужайку и повернули к ее дому.

— Нет, — бесстрастно и чистосердечно призналась Санди. — Я теперь никогда уже не буду чувствовать себя хорошо.

— Так не должно быть, Санди. Эти ничтожества не могут тебя унизить. Они недостойны тебя.

— Но они видели меня! Они видели меня! — голос ее стал пронзительным. Она снова была готова разрыдаться, лицо полыхало от стыда. — Они считают меня проституткой, думают, что я всем продаюсь. А ведь на самом деле я никогда… никогда… — она разрыдалась.

— Неужели ты думаешь, что я этого не знаю? — Кейдер успокаивающе обнял ее за плечи. — Санни, я прекрасно знаю, какая ты девушка. Послушай, я не могу отпустить тебя домой в таком состоянии. Тебе надо успокоиться.

Он взял ее за руку и повел по пыльной дороге в сторону табачного поля. Продолжая плакать, Санди пошла вместе с ним, не обращая внимания на грязную дорогу. Легкий ветерок шевелил желто-зеленые листья табака, которые стояли, словно часовые, в ожидании сбора урожая.

Кейдер привел ее на дальний край поля, где росла трава и стоял одинокий дуб. Они остановились в тени дерева; он прислонился спиной к стволу и обнял ее.

— Поплачь, Санни…

— Я не могу все это выплакать, Кейдер. У меня не получится. Меня все это просто бесит. Это такое унижение…

— Почему ты чувствуешь себя униженной? Тебе нечего стыдиться. Разве ты этого не знаешь? Ты очень красивая, Санни. Самая красивая девушка, какую я когда-либо видел. Ты слишком хороша для этих подонков, и они прекрасно это знают. Вот увидишь, это они не смогут смотреть тебе в глаза, а не ты им. Выше голову: ты слишком хороша, слишком прекрасна для таких, как они.

Санни подняла голову, ее серо-голубые глаза блестели от слез, лицо выражало удивление. Она не могла поверить, что Кейдер Хэррис способен говорить такие слова. Он ей нравился и раньше, так как, несмотря на то, что был груб с ребятами, к ней относился очень ровно и спокойно. Но она не знала, что он мог быть таким чутким и добрым. Кейдер Хэррис был единственным мальчиком в школе, которого она не боялась и который никогда не смотрел на нее как на кусок мяса. Раньше ей казалось, что он почти не замечал ее, а сейчас он говорит, что считает ее красивой…

Его губы нежно коснулись ее щеки. Легче, чем крылья бабочки. Теплее, чем солнечный луч. Нежнее, чем ласка материнской руки. Кейдер поцеловал ее.

Он сказал ей, что она красивая, и она знала, что его слова искренни. Когда Санни склонила голову ему на грудь, то услышала, как сильно бьется его сердце. И в этот момент она поняла, что хочет принадлежать Кейдеру Хэррису. Сейчас и навсегда. И хотя у нее не было никакого опыта, она знала, что сделает это. Скоро. Очень скоро. И это будет самый счастливый день в ее жизни.

Санди Уотерс улыбнулась про себя, вспомнив тот жаркий полдень на табачном поле. Кейдер был нежен, ласков и заботлив. Раньше она знала его только как звезду футбола, а сейчас он предстал в новом свете. За внешней грубоватостью скрывалась нежность и мягкость, за напускным эгоизмом — щедрость. Санди интуитивно понимала, что независимо от того, как он вел себя по отношению к остальным, настоящим он был именно тогда, на табачном поле. Под горячим солнцем Луизианы, в тени ветвей развесистого дуба, Санди Уотерс отдала свое сердце Кейдеру Хэррису.

Прежде чем войти в смотровой кабинет, Марк Болдуин тихо постучался. Санди виделась с ним всего два дня назад в баре «Лемон Дроп». Здесь, на работе, он казался совсем другим — белый халат делал его выше и стройнее, на шее привычно висел стетоскоп. Темные волосы аккуратно подстрижены, лицо гладко выбрито. Санди уловила легкий запах одеколона «Арамис».

— Как вы себя чувствуете сегодня, мисс Уотерс? Какие-то проблемы или просто очередной осмотр?

Марк обычно называл ее по имени — Санди, — если они встречались вне больницы, но на приеме в кабинете всегда обращался к ней как к мисс Уотерс. Ей нравилось, когда он задавал вопрос «Как вы себя чувствуете сегодня?» вместо обычного профессионального вопроса «Как мы себя чувствуем?». Он умел обращаться с людьми, а особенно с женщинами, каждый раз находя индивидуальный подход. Он никогда не относился к людям свысока.

— Очередной осмотр… — тихо ответила Санди, благодарная ему за то, что он не насмехался над ней из-за ее ежемесячных визитов к врачу. Еще давно он как-то сказал, что если эти осмотры успокаивают ее, приносят облегчение, то она всегда может рассчитывать на его время и терпение. Санди обожала Марка Болдуина, как и все остальные пациентки, консультировавшиеся у него. Женщины просто молились на своего доктора. Он был человеком передовых взглядов и очень хорошо понимал женскую психологию. Феминистки наводнили Хейден, и в кабинете Марка было полно женских журналов, таких как «Миссис» или «Вива». Среди многочисленных номеров «Космополитэн» можно было найти даже экземпляр «Плей-герл», но никто никогда не видел в его кабинете изданий типа «Домашнее хозяйство» или «Прекрасный дом». К своим пациенткам он относился дружески и всегда был готов придти на помощь. Он мог обсуждать с ними любые личные проблемы и всегда с интересом их выслушивал. А с каким уважением и заботой он относился к женщинам! Разве он не грел в теплой воде инструменты, прежде чем начинать осмотр своих пациенток? Только одно это, по мнению женщин Хейдена, доказывало, что он является прекрасным специалистом и их искренним другом.

Измеряя Санди давление, Марк дал указание Марше приготовить гинекологическое кресло. Санди наблюдала, как Марша заняла свое место за спиной доктора.

— Давление нормальное. А сейчас проверим сердце. Так… Все у вас прекрасно.

Доктор подошел ближе, и она снова почувствовала запах одеколона «Арамис». Длинными мягкими пальцами он развязал завязки халата Санди и обнажил ее грудь. Затем поднял ее левую руку. Санди напряглась. Быстро и умело его пальцы тщательно ощупывали ее грудь.

— У вас все прекрасно, мисс Уотерс. Сейчас я вас посмотрю, и вы будете свободны. Сможете еще хорошо провести остаток этого прекрасного дня. Похоже, что лето уже наступило, не правда ли? — спросил он, улыбаясь и ожидая ее ответа, создавая впечатление, что его интересует ее мнение. На самом деле он просто оттягивал момент начала осмотра.

— Да, сегодня очень хороший день, — ответила Санди напряженно, ложась на гинекологическое кресло и поднимая ноги на высокие подпорки.

Доктор Болдуин жестом попросил Маршу подать ему расширитель, который лежал в тазике с теплой водой. Он опустился на стул у подножия кресла, его глаза оказались на уровне нежной розовой кожи между ног Санди. Еще одно обследование. Каждый такой осмотр женских органов, за исключением беременных женщин, являлся для него очередным испытанием. Это все равно что заглядывать в гнездо, покинутое птицей. Влажное и темное, лишенное жизни. У беременных женщин внутренние органы насыщены цветом, это настоящее гнездо, где растет птенец, это подлинное чудо.

Санди тем временем что-то говорила. Но он почти не слушал ее. Черт возьми! Почему все женщины считают своим долгом поддерживать беседу в то время, как он осматривает их?

Марк задержал дыхание и ввел инструмент. Его движения были уверенны и тверды. Он взял мазок с шейки матки и нанес его на стеклышко, которое подала Марша.

Санди чувствовала все врачебные манипуляции, связанные с осмотром, все малейшие движения доктора и даже ощущала его легкое дыхание на внутренней части бедер. Она не испытывала никакого стыда. В осмотре врача не было ничего неприличного. Когда его производил Марк Болдуин, даже такое не совсем удобное положение, необходимое для проведения обследования, воспринималось как чувственная поза фотомодели для женского журнала. Марк Болдуин никогда не торопился, не издавал нервных смешков, едва дотрагиваясь до пациентки руками в резиновых перчатках. Когда Марк касался женщины, она знала это. Его движения всегда тверды и уверенны. Его отношение к пациентке доверительное, личное и спокойное. О Боже! Какая счастливая Джулия. Вот настоящий мужчина, который действительно ценит женское тело — как внутри, так и снаружи.