Вулфхолл

В 1529 году, когда милорда кардинала постигнет королевская немилость, он будет вспоминать тот вечер.

Они в Ишере, ночь без огня и света, великий человек лежит в своей (вероятно, сырой) постели, рядом лишь один товарищ по несчастью – Джордж Кавендиш. Что было потом, спрашивает он Джорджа, с Гарри Перси и Анной Болейн?

История известна ему лишь в сухом пересказе кардинала. Джордж говорит:

– Я вам расскажу, как это было. Сейчас. Встаньте, мастер Кромвель.

Он встает.

– Чуть левее. Кем вы хотите быть? Милордом кардиналом или юным наследником?

– А, так мы разыгрываем пьесу? Наследником. Кардинала мне не потянуть.

Кавендиш просит его чуть повернуться от окна, за которым ночь и голые деревья – единственные зрители пьесы. Он смотрит в темную комнату, как если бы и впрямь различал призрачные фигуры из прошлого.

– Можете сделать взволнованное лицо? – спрашивает Кавендиш. – Как будто вы приготовили дерзкую речь, но не смеете открыть рот? Нет-нет, не так. Вы молоды, нескладны, вы смотрите в пол и покраснели до ушей. – Вздох. – Думаю, вы никогда в жизни не краснели, мастер Кромвель. Вот гляньте. – Кавендиш мягко берет его за плечи. – Давайте поменяемся ролями. Сядьте вот сюда. Вы – кардинал.

И тут же Джордж преображается: стискивает пальцы, переступает с ноги на ногу, только что не плачет – становится мямлящим Гарри Перси, влюбленным юнцом.

– Почему я не могу на ней жениться? Пусть она простая девушка…

– Простая? – переспрашивает он. – Девушка?

Кавендиш гневно сверкает глазами.

– Кардинал бы в жизни такого не сказал!

– Тогда бы не сказал, согласен.

– Теперь я снова Гарри Перси. «Пусть она простая девушка, а ее отец – всего лишь рыцарь, у них хороший род»…

– Она ведь доводится королю кем-то вроде кузины?

– Кем-то вроде кузины?! – Кавендиш от возмущения выходит из роли. – Перед милордом лежала бы подробнейшая родословная, составленная герольдмейстерами!

– Так что мне делать?

– Просто играть! Итак, ее предки не такого уж низкого рода, упорствует юный Перси. Но чем больше мальчишка спорит, тем больше сердится кардинал. Гарри говорит, мы заключили брачный договор, это все равно что венчание…

– А что, правда? В смысле, они и впрямь заключили брачный договор?

– Да, в том-то вся суть. Самый что ни на есть законный.

– И что ответил милорд кардинал?

– Он ответил: милый мой, что я слышу? Если вы и впрямь заключили какую-то мнимую сделку, о ней придется доложить королю. Я пошлю за вашим отцом, и мы вместе аннулируем эту блажь.

– И что сказал Гарри Перси?

– Почти ничего. Повесил голову.

– Интересно, девушка его хоть сколько-нибудь уважала?

– Ничуть. Ей нравился титул.

– Ясно.

– Итак, когда с севера приехал отец… Вы будете графом или юношей?

– Юношей. Теперь я знаю, как себя вести.

Он встает и делает пристыженное лицо. Судя по всему, граф с кардиналом долго разговаривали, потом выпили по бокалу вина. Видимо, довольно крепкого. Граф некоторое время расхаживал по галерее, потом сел, говорит Кавендиш, на скамью, где лакеи отдыхают между переменами блюд. Потребовал к себе наследника и распек при слугах.

– «Сэр, – говорит Кавендиш, – вы всегда были гордым, заносчивым, высокомерным и крайне расточительным мотом». Неплохое начало, а?

– Мне нравится, как вы все воспроизводите дословно, – говорит он. – Вы тогда же и записали? Или позволили себе долю художественного вымысла?

Кавендиш смущен.

– Разумеется, никто не может тягаться с вами памятливостью, мастер Кромвель. Милорд кардинал спрашивает что-нибудь по счетам, и вы сразу называете цифры.

– Может, я выдумываю их на ходу.

– Ну уж нет! – возмущается Кавендиш. – Вы бы так долго не продержались.

– Это мнемоническая система. Я научился ей в Италии.

– Многие люди, в этом доме и в других, немало бы отдали, чтобы узнать все, чему вы научились в Италии.

Он кивает. Конечно, отдали бы.

– Так на чем мы остановились? Гарри Перси, по вашим словам, практически женатый на леди Анне Болейн, стоит перед отцом, и тот говорит…

– Что если неблагодарный сын унаследует титул, это погубит их знатный род. Что Гарри станет последним графом Нортумберлендом. «Благодарение небесам, – говорит он, – у меня довольно и других сыновей». Граф развернулся и вышел. Сын остался в слезах. Кардинал все-таки женил его на Мэри Тэлбот, и теперь их жизнь тосклива, как утро Пепельной среды. А леди Анна сказала – ну и смеялись же мы тогда! – сказала, что если сможет устроить кардиналу какую-нибудь неприятность, то непременно устроит. Представляете, как мы хохотали? Какая-то, простите за выражение, замухрышка, дочь рыцаря, угрожает милорду кардиналу! Она, видите ли, обижена, что ей не дали выйти замуж за графа! Но мы не знали, что она будет возвышаться и возвышаться.

Он улыбается.

– Так скажите мне, – просит Кавендиш, – где мы просчитались? Погодите, я сам скажу. Мы все – кардинал, юный Гарри Перси, его отец, вы, я – не понимали главного. Когда король говорил, что мистрис Анна не должна выходить за Нортумберленда, он уже тогда присмотрел ее для себя.

– Был со старшей, а думал про младшую?

– Да-да!

– Занятно, – говорит он, – как так получается: все думают, будто знают королевские желания, а его величество на каждом шагу встречает препоны?

Препоны и досадные разочарования. Леди Анна, которую Генрих выбрал забавой на время, пока будет избавляться от старой жены и ждать приезда новой, не допускает короля до себя. Как она смеет? Все в недоумении.

Кавендиш расстроен, что они не продолжают пьесу.

– Вы, должно быть, устали.

– Нет, просто задумался. Как вышло, что милорд кардинал… – Ему хочется сказать «дал маху», но это чересчур непочтительно. – Так что было дальше?

* * *

В мае 1527 года кардинал с тяжелым сердцем открывает судебное заседание, чтобы рассмотреть законность королевского брака. Суд тайный, королеву не пригласили, нет даже ее представителей; считается, будто она ничего не знает, зато вся Европа в курсе. Генриху указано прибыть лично и предъявить разрешение на брак с вдовой брата. Король уверен, что суд найдет в документе какие-нибудь огрехи. Кардинал готов объявить, что законность брака под сомнением. Однако, объясняет его милость королю, легатский суд может сделать лишь этот предварительный шаг, поскольку Екатерина, без сомнения, будет апеллировать к Риму.

Насколько известно, Екатерина и король шесть раз ждали наследника.

– Я помню зимнее дитя, – говорит Вулси. – Вы, Томас, как я понимаю, тогда были не в Англии. Схватки начались преждевременно, точно на переломе года, и принц родился недоношенным. Ему было меньше часа, когда я взял его на руки. В комнате ярко пылал камин, за окном валил снег, к трем часам стемнело, а к утру все следы животных и птиц замело, а с ними остались в прошлом и наши горести. Мы называли его Новогодним принцем. Говорили, что он будет самым богатым, самым красивым, самым обожаемым. Весь Лондон ликовал, на улицах жгли костры… Принц прожил пятьдесят два дня, и я считал каждый. Думаю, выживи он, наш король был бы… нет, не лучше, потому что лучшего государя просто невозможно вообразить… но более в мире с Богом.

Следующий ребенок – мальчик – умер через час после рождения. Через год, в 1516 году, родилась девочка, принцесса Мария, маленькая, но здоровая. На следующий год у королевы случился выкидыш (снова мальчик). Еще одна маленькая принцесса прожила всего несколько дней; ее звали бы Елизаветой, в честь матери короля.

Иногда, говорит кардинал, король вспоминает свою мать, Елизавету Плантагенет, и в глазах его величества стоят слезы. Она, как вы знаете, отличалась редкой красотой и с удивительной кротостью переносила все ниспосланные Богом несчастья. У них с прежним королем было много детей; некоторые умерли. Но все же, говорит король, мой брат Артур родился у батюшки с матушкой в первый же год, а вскоре появился и второй сын – я. Так почему у меня после двадцати лет брака лишь одна слабенькая дочь, которую может погубить любой сквозняк?