Гены-убийцы

— Ничего не трогайте! Здесь все заражено! — Добившись тишины и убедившись, что все до одной камеры перестали шарить по взбудораженной толпе и обращены на него, он воздел руки к небу и заговорил: — Нам говорили, что здесь ничего не может случиться. Нам говорили, что никто не пострадает. Якобы гены, хромосомы и всякие там коды жизни, с которыми возятся эти нелюди, с трудом выживают. Что ж, по крайней мере на этот раз удар пришелся по виноватому. Так давайте же положим этому конец, пока не пострадали невинные люди!

Демонстранты, радуясь своей удаче, митинговали еще долго после того, как разъехались операторы. Младенцы раскапризничались, и толпа отрядила гонца за детским питанием. Другой гонец отправился за гамбургерами и напитками для детей постарше. Всего было принято 14 резолюций, касающихся Бостонской биологической аспирантуры, все с порядковыми номерами. Такое количество резолюций обязательно должно было привести к несчастному случаю в лаборатории, как ни была она защищена от несчастных случаев. Девочка Этель уснула на мамином жакете в глубине лаборатории, лежа на животе и выставив на всеобщее обозрение мокрые трусики.

Кто-то сообщил, что видел, как к ней кралась какая-то фигура. Кто-то оглянулся на низкий рык, раздавшийся из выходящего во двор окна. Потом праздношатающийся ребенок доложил, что доктор Файнберг возвратилась.

— Леди, которая пила эту дрянь, — объяснил ребенок.

— Нет, Боже, только не это! — раздался голос из глубины помещения. — Нет, нет, нет!

Миссис Уолтерс знала, что где-то там спит Этель. Она продралась сквозь толпу, опрокидывая людей и стулья, ведомая древним, как пещеры, инстинктом. Она уже знала, что с ее дочерью произошло что-то плохое. Она поскользнулась, врезавшись в человека, только что издавшего крик ужаса, попыталась встать и снова поскользнулась. Барахтаясь в чем-то маслянистом, красном, она поняла, что жидкость не маслянистая, а скользкая, что это кровь.

Она все еще стояла на коленях, пытаясь подняться, когда увидела удивительно бледное личико Этель. Как ей удается так мирно спать при этом гвалте? Потом женщина, поднявшая тревогу, сделала шаг в сторону, и миссис Уолтерс обнаружила, что у ее дочери нет живота, словно его кто-то выгрыз; вся кровь вытекла из маленького тела на пол.

— Нет, нет, нет, нет! — взвыла миссис Уолтерс.

Она хотела дотянуться до откинутой головки ребенка, но снова поскользнулась и растянулось на скользком полу.

Машина «скорой помощи», которой полагалось доставить доктора Файнберг в больницу, была найдена на Сторроу-драйв врезавшейся в дерево. У водителя было разодрано горло, санитар лепетал нечто мало вразумительное.

Детективам удалось расшифровать его лепет: последним пациентом «скорой» была доктор Файнберг. Она находилась в беспамятстве, однако в разбитой машине ее не оказалось. Некто, убивший водителя, забрал ее с собой. На переднем сиденье была кровь, сзади крови не было. Лоб выжившего украшала глубокая царапина.

Судебно-медицинский эксперт предложил препроводить санитара обратно в зоологический сад: если у него сохранится страх перед зверями, звери в конце концов до него доберутся.

— Лучше ему наведаться туда завтра, иначе его потом не затащишь туда никакими силами — так он будет бояться. Я знаю, что говорю: мне уже приходилось заниматься ранами от клыков, — сказал врач.

— Но он работает не в зоопарке, — возразил детектив. — Он — санитар со «скорой помощи», его полоснули ножом. При чем тут зоопарк?

— А при том, что на лбу у него след клыков. Нож такой раны не оставит. Кожа сначала прокушена, а потом разодрана.

Увидев труп девочки Этель, врач окончательно убедился, что по городу разгуливает большая дикая кошка.

— Взгляните на живот, — предложил он.

— Что-то я не вижу живота, — сказал детектив.

— Вот и я о том же. Большие кошки первым делом лакомятся животом — это их излюбленное блюдо. Завалив теленка, они сразу принимаются за его брюхо. Это человек предпочитает бифштекс из огузка. Так что это, бесспорно, большая дикая кошка. Если, разумеется, вам не известен маньяк, охотящийся за человечьими внутренностями.

На темном чердаке где-то на северной окраине Бостона Шийла Файнберг дрожала и изо всех сил цеплялась за балку. Она не хотела думать о забрызгавшей ее крови, об ужасе чьей-то смерти и о том, что кровь на ней чужая. Она не хотела даже открывать глаза. Ей хотелось умереть, прямо здесь, в темноте, и не думать о случившемся.

Она не была религиозна и никогда не понимала языка, на котором молился ее отец. Даже не понимая этих молитв, к двенадцати годам она успокоилась, уверовав в естественный порядок вещей и в то, что людям следует соблюдать требования морали просто потому, что они справедливы, а не в ожидании последующей награды.

Поэтому она не умела молиться. Так обстояло дело вплоть до этой ночи, когда она стала умолять Бога — того, кто правит вселенной, — чтобы Он избавил ее от этого кошмара.

Ее колени и руки лежали на балке. Пол был внизу, на расстоянии пяти метров. На этой перекладине она чувствовала себя в большей безопасности, почти неуязвимой. Ее зрение необыкновенно обострилось.

Какое-то движение в углу. Мышь? Нет, слишком мелкое существо для мыши.

Она слизала с рук кровь, и все ее тело охватила истома. В груди и в горле раздалось урчание.

Она замурлыкала.

Она снова была счастлива.

Глава 2

Его звали Римо. И сейчас какой-то незнакомец собирался нанести ему удар. Римо наблюдал, что из этого выйдет.

Много лет тому назад удары противника бывали стремительными, их требовалось отражать или блокировать, в противном случае чужой кулак обрушивался на голову, причиняя боль.

Теперь же это было почти что смешно.

Нападавший был верзилой почти под два метра. Он обладал широкими плечами, мускулистыми руками, могучей грудной клеткой и ногами, напоминающими колонны. На нем были замасленные штаны, клетчатая рубаха и грубые, подбитые гвоздями башмаки. Он вез на лесопилку в Орегоне срубленные деревья и сейчас сообщал окружающим, что не намерен торчать у придорожной закусочной лишних двадцать минут, дожидаясь, пока какой-то старый кретин допишет какое-то там письмо. Придурку в черной майке предлагалось убрать свою желтую машину подобру-поздорову, иначе... Нет?

— Ну, тогда, хлюпик, я тебя размажу.

Тут и был занесен кулак. Нападавший значительно превосходил Римо ростом и весил фунтов на сто больше. Он неуклюже выпрямился и устремился на Римо всем корпусом. Огромный волосатый кулак начал движение из-за головы, набрав силу благодаря толчку ногами от земли. В ударе участвовало все тело. Из закусочной высыпали посетители, чтобы полюбоваться, как хлюпик и его спутник-иностранец будут уничтожены Хоуком Хаббли, отправившим в больницу больше людей, чем насчитывается звеньев на мотопиле.

В ожидании удара Римо взвешивал свои возможности. В происходившем не было никакого чуда. Некоторые талантливые игроки в бейсбол умеют разглядеть шов на пролетающем мимо мячике. Баскетболисты выполняют броски из-под корзины, стоя к ней спиной. Лыжники на слух улавливают, какова плотность снега, еще не прокатившись по нему.

Все эти люди пользуются естественными талантами, случайно получившими скромное развитие. Что до Римо, то его умение стало плодом неустанного труда в строгом соответствии с кладезью мудрости, копившейся три тысячи лет. Поэтому там, где средний человек с неразвитым вниманием видит всего лишь стремительный рывок, Римо наблюдал движение костяшек пальцев и всего тела, причем не как в замедленном кино, а почти как в серии стоп-кадров. Вот вздумавший ему угрожать здоровенный Хоук Хаббли, вот толпа, сбежавшаяся поглазеть, как от Римо останется мокрое место, вот долгий, медленный удар...

На заднем сиденье желтой «тойоты» Чиун, Мастер Синанджу, с морщинистым, как древний пергамент, лицом и пучками седых волос вокруг голого черепа склонился над блокнотом, вооружившись длинным гусиным пером. Он слагал великую сагу о любви и красоте.