Страница 81 из 81
— Вот! Это она нашептала мне историю про одинокого всадника. Волшебная раковина. Я нашел ее на берегу залива Недотроги. В день приезда.
Грин взял раковину, и она спряталась в его больших грубых руках, будто кораблик в гавани. Его ясно–карие глаза зажглись, коротко подстриженные усы шевельнулись. Александр Степанович долго рассматривал раковину, несколько раз прикладывал к уху и даже попробовал колупнуть ее прокуренным ногтем.
— Нет, — вздохнул он и отложил мою находку в сторону. — Ты ошибся, дружище. Это самая обыкновенная раковина, которую можно купить в первом встречном киоске сувениров.
— Как же так?
— Не грусти, Лен. Ты еще не знаешь, что все волшебство мира — в человеке. Может статься, что именно ты нашепчешь человечеству золотые слова. Без всяких там раковин. Понимаешь?
Мы пили терпкое слегка кисловатое вино, заедали его персиками и никак не могли наговориться. Далеко за полночь Александр Степанович встал, протянул крепкую ладонь.
— Будь, дружище! До встречи в Зурбагане. Я напишу…
И он ушел, еще раз осветив мою времянку по–детски смущенной улыбкой.
На следующий день пришел мой черед уезжать. Рукопись я свернул в трубку, превратив ее в подобие подзорной трубы. Раковину бросил в сумку. Оставалось попрощаться с морем.
Оно дышало свежестью и лениво играло лентой прибоя. В сторону Феодосии прошли два прогулочных корабля. На их палубах звенели музыка и смех, в толпе отдыхающих вспыхнуло чье‑то белое платье. Пароходики прошумели мимо меня, словно чужие свадьбы. Море было таким же, как и в день приезда. Что‑то говорило и говорило, не задумываясь — слушают ли его. То же самое оно нашептывало и когда мы гуляли здесь втроем, и год назад, и во времена Грина. Да… Я не успел понять его речи. Но все же благодаря морю я понял: у каждого из нас есть свое Спасение, оправдание собственного бытия. Разным оно может быть — Спасение. И имен у него миллион. Будь то любовь, работа по душе или вовремя услышанная сказка…
Три дня назад Ирина (она же Ирис) уехала с матерью в Днепропетровск. Александра Сергеевича Галсова (в нашей игре он был Грином) вызвали телеграммой в Москву. Там он выступил на пленуме Союза писателей и высказал, на мой взгляд, очень ценную мысль о том, что надо развивать традиции романтизма, пробуждать в сердцах читателей возвышенные мысли и чувства. Сказка, которой мы с общего согласия жили в дни отпуска, закончилась, и я тоже уехал домой.
Среди старых газет, которых насобиралась в почтовом ящике целая кипа, оказалось письмо. Конверт был узкий и плотный. Словом, необычный. Я тут же, на лестнице, хотел открыть его, но передумал. Я даже дыхание затаил перед тем как взглянуть на обратную сторону конверта. А вдруг?! Ну, а вдруг там стоит фиолетовый чернильный штемпель с коротким, будто всплеск волны, названием — Зурбаган?