Дамоклов меч

— И обращается в прах. Будущее Синанджу.

— Будущее Синанджу — это я. Ты же сам всегда твердил это.

— Да, ты — будущее моего дома, Римо. Но ведь ты — мой приемный сын. Подлинная же линия Мастеров прекратится с моей смертью.

— Что-то новенькое, — покачал головой Римо. — Ты чего-то недоговариваешь?

— Пусть эти двое уйдут, — Чиун картинным жестом указал на замеревших в дверном проеме Анну и Смита.

— Пару минут наедине — о’кей? — Римо обернулся к ним. — Тут, оказывается, дело семейное.

— Мы будем в моем кабинете, — кивнул Смит, поворачиваясь. Анна неохотно последовала за ним; черты ее прекрасного лица превратились в застывшую маску недоумения. Но Римо, казалось, это ничуть не волновало.

Когда они вышли, Чиун откинулся на подушки и скорбно закатил глаза.

— Нагнись ко мне, о сын мой, дабы я поведал тебе о своей беде. Горе мое слишком невыносимо, чтобы говорить о нем вслух. Оно огромно, как воды океана. О нем я могу говорить лишь шепотом.

Вконец озадаченный, Римо наклонился, почти прижавшись ухом к тонкой полоске губ старика.

— У меня больше не может быть детей, Римо.

Ошеломленный, Римо в упор смотрел на него.

— Детей?

Чиун кивнул.

— Божественное семя во мне увяло. Увяло в храме смерти, из-за козней этой русской женщины.

— Семя, Чиун?

— О да. Мужское семя. То самое, что прорастает в чреве женщины.

— То есть ты хочешь уверить меня, что отныне ты импотент!?

— Тсс! Ты хочешь, чтобы весь “Фолкрофт” узнал о моем позоре?

Чиун вперил в Римо укоризненный взгляд. Римо показалось, что на миг на его щеки вернулся румянец, но тут же исчез, словно его стерла невидимая рука.

— Папочка, — мягко сказал Римо, — пойми, такое может случиться с каждым. Люди стареют, постепенно теряют силу... И, в общем, таким уж страшным мне все это не кажется.

— Страшным не кажется! — взвыл Чиун, но, опомнившись, снова перешел на шепот. — Вытащи вату из своих недостойных ушей! Больше ни в чьих жилах не будет течь подлинная кровь Мастеров Синанджу. Наш род закончен. Когда я очнулся от тяжкого сна, это ужасное знание внезапно снизошло на меня. Семя не играет более в моих чреслах. Ни одна женщина больше не понесет от него.

Римо встал.

— Я прекрасно понимаю твое состояние, папочка, но... Прости, но сколько я тебя знаю, дети, по-моему, интересовали тебя меньше всего. Я вообще всегда думал, что на мне лежит еще и эта обязанность... Ну, ты сам понимаешь.

В глубине потухших глаз на секунду затеплился огонек.

— Разумеется, она лежит на тебе, Римо. Но в жилах твоих течет не моя кровь. В тебе есть, конечно, что-то корейское, и мы оба знаем об этом, но к роду подлинных Мастеров Синанджу ты, увы, не относишься.

Римо сунул руки в карманы.

— Ну, если это так заботит тебя — сочувствую. Но мне всегда казалось, что и я на что-то гожусь.

Протянув руку, Чиун коснулся его плеча.

— Прошу тебя, не обижайся, сын мой. Но родной и приемный сын — вещи разные. Хотя иногда мне кажется, что моя покойная жена и вправду принесла тебя под шепот волн нашего залива...

— Тогда в чем проблема?

— В том, что мое семя умерло.

— Ну, умерло. Жениться снова ты ведь вроде не собирался?

— Тьфу! — гневно сплюнул Чиун. — Никоим образом! Одной жены с меня хватит. Но семенем Синанджу, что было во мне, я все же собирался воспользоваться.

— Зачем? Сдать его в банк спермы?

— Римо, ты снова оскорбляешь меня!

— Хорошо, хорошо, прости. Я просто не понимаю, из-за чего все эти страдания. С тобой вроде все в порядке. А значит, и со мной. Для меня это, сам знаешь, самое главное.

— Вот, вот, — горько закивал Чиун. — Ты всегда жил сегодняшним днем и никогда не думал о будущем. Но я попытаюсь объяснить все так, что даже твое окаменелое сердце проникнется всей глубиною горя, что так неожиданно обрушилось на меня.

Римо скрестил руки на груди.

— Я весь внимание.

— Я — последний в роду подлинных Мастеров Синанджу. Правда, последний Мастер — ты... и хотя крови Мастеров в тебе нет, но все же кое-чего ты стоишь.

— Спасибо, папочка, — хмыкнул Римо.

— О нет, я не смеюсь над тобой. Ты весьма преуспел за все эти годы. Для белого, разумеется. Но Синанджу — это не просто опыт, не просто знание его искусств. Это — голос крови, которая текла в жилах моих предков тысячелетиями.

— Ага, и все развалилось, когда оказалось, что никто из твоих родичей не способен и пальцем двинуть, — заметил Римо. — Вот почему на сцене пришлось появиться мне.

— Это было бы слишком просто... Хотя чего еще ждать от твоих закостенелых мозгов? Ладно. Молчи и слушай. Так вот, ты — последний Мастер Синанджу. И когда я стану прахом, мое место должен занять ты. Но представь — вдруг что-то с тобой случится?

— Придется тебе начать все сначала и учить кого-то другого, я думаю.

— Я слишком стар для новой изнурительной борьбы с великовозрастным балбесом, сын мой. Так что если ты оставишь сей мир, мне придется взять на обучение дитя — этого требует наша традиция. Предпочтительно корейское дитя, Римо. Предпочтительно из нашей деревни, и главное — рожденное от моего семени.

— Понял, — кивнул Римо. — Если я ухожу со сцены, у тебя появится другой сын.

— Да, — закивал Чиун. — Наконец ты понял. — Неожиданно голос его дрогнул, и он бросил на Римо подозрительный взгляд. — Что ты имеешь в виду — другой сын?

Римо пожал плечами.

— Ну, я хотел сказать: вроде меня. Я ведь все же твой сын... в некоторой степени.

— Нет, ты не это хотел сказать, Римо. Прошу, не скрывай ничего от меня.

— Ну ладно, — Римо вздохнул. — Видишь ли... я знаю о твоем умершем сыне.

— Откуда? — быстро спросил Чиун. — Я никогда не рассказывал тебе об этом.

— Никогда, — согласился Римо.

— Значит, ты рылся в моих свитках, да?

— Никогда, — снова повторил Римо, приложив к сердцу скрещенные пальцы и сопроводив сей жест бойскаутским приветствием.

— Тогда откуда же?

— Мне рассказал об этом Великий Ван. Мы говорили об этом, когда его дух посетил меня на пороге посвящения в Мастера — помнишь?

— Старый сплетник! — процедил сквозь зубы Чиун. — Остался таким даже на том свете.

— О мертвых так нехорошо отзываться, папочка. Не говоря уж о величайшем из Мастеров Синанджу.

— Как бы то ни было, я не желаю об этом говорить.

— Это я понимаю. Но когда-нибудь тебе все же придется, наверное. Может быть, когда-нибудь и я окажусь еще одним сыном, которого судьба лишила тебя.

— Нет. Ты должен отомстить ей, Римо.

— Ты хочешь отомстить судьбе?

— Это твой долг. Наш долг. Долг перед Синанджу.

— Согласен.

— Но мы должны быть осторожны, — предостерегающе поднял палец Чиун. — Я не желаю, чтобы ты тоже лишился семени.

— Ну, за меня не беспокойся, — хмыкнул Римо. — Я думаю, что еще сгожусь на что-нибудь добрый десяток лет.

— Ты опять не слушал меня, — огорченно вздохнул последний из подлинных Мастеров Синанджу. — Это никак не связано с возрастом — по меркам Синанджу я еще очень молод, — но с кознями наших недругов. Кто-то сделал это со мной. И сделает со многими другими. Мы должны остановить его.

— Понятно, — кивнул Римо, хотя на самом деле понять он не мог ничего. — Остановим, а как же.

Снова откинувшись на подушки, Мастер Синанджу устало закрыл глаза.

— Слушает, но не слышит, — сокрушенно пробормотал он. И отвернулся к стене.

Когда Римо вошел в кабинет Смита, между шефом и Анной шел более чем оживленный разговор.

— А я говорю вам, что кто-то организовал дьявольский заговор против моей страны! — Анна, похоже, была уже близка к истерике.

— Успокойтесь, пожалуйста, мисс Чутесова. Я вполне понимаю ваше разочарование, но ваша теория, мягко говоря, слабовата.

— То, что я знаю, я знаю, Смит.

— А я вот ничего не знаю, — встрял Римо. — И если бы кто-нибудь просветил меня...

Анна окинула Римо ледяным взглядом и отвернулась. Римо привычно не заметил этого.