Страница 11 из 32
Старый, разумеется, получить из телевизора вразумительный ответ не рассчитывал да и не нуждался в ответе, потому как и сам его знал — ниоткуда. А еще деду было совершенно ясно, что теперь, когда по телевизору можно безнаказанно лепить любую либеральную чушь, отчего бы ее не лепить? Тем более если знаешься с Чебаксом со времен, когда будущий великан энергично проводил единственно верную молодежную политику в ампирном здании напротив и вы с ним вместе скакали на дискотеках для актива, а после снимали раскрепощенных комсомолок да с гиканьем и свистом увозили куда-нибудь…
Впрочем, все это Иванушку и деда как бы не касалось. Потому хотя бы, что они тоже считались в Тридесятом как бы иностранцами. Как бы гостями. Раз вида на жительство не имели. Но однажды — коснулось. Приехали они, как обычно, на рыбалку, а озеро — огорожено! Иванушка было — за пассатижи, а дед ему — постой-ка! Надо, мол, хоть почитать, чего пишут. Читай, раз грамотный, ответствует внук и готовится — перекусить. Как обычно. Но дед его руку перехватывает и вслух читает, что написано на одной из табличек, какие развешаны по всему периметру: «Частная собственность! Купание, загорание, рыболовство и пр. воспрещается!..» Это мы уже проходили, бубнит себе под нос дед, но — дальше: «Под напряжением! Опасно для жизни!»
— Стоп, внук! Тут нас убить грозятся!
— Кто?!
— Чебакс, видимо. Колючка-то — под током.
— Вот гад! И как нам — теперь? Домой? Не порыбачив?
— Ну, уж нет. Дай-ка, я сам…
И дед спокойно перекусывает проволоки — пассатижи-то монтерские — а потом каждую в отдельности и тоже с помощью пассатижей оттаскивает в сторону. И они проезжают, и рыбачат весь день. А вечером их встречает на берегу Чебакс собственной персоной. Он при галстуке, приветливо улыбается, смотрится куда симпатичней, чем на экране. И не такой уж великан, хотя, конечно, мужчина рослый. И сопровождают его два угрюмых амбала — это, как несколько позже догадались Иванушка и дед, чтобы самому рук не пачкать, ибо западло ему — которые, ни слова не говоря, начинают деда маленько как бы мутузить, никакого внимания не обращая на Иванушку, хотя тот, разумеется, яростно рвется деда оборонить, но его просто отшвыривают в сторону, как нечто несущественное и неодушевленное.
— Хватит, — говорит через минуту великан амбалам.
И — деду:
— Тебе, любезный, все ясно?
— Еще как! — отвечает дед, поднимаясь с земли и отряхиваясь. Пострадал он не сильно — разбита губа да фингал под глазом — но как же ему тошно оттого, что его при внуке так унизили!
— Ты, мужик, сам виноват — не пристало в твоем возрасте так хулиганить. Ведь озеро-то я купил. Честь-честью. Чему пацана учишь?
Крыть, пожалуй, что и нечем. Но ведь не стал бы дед хулиганить, если б ему хоть кто-нибудь вразумительно объяснил, по какому, собственно, праву продают-покупают то, что сделано для всех самим Господом Богом, Который никому ни на что Свои права не передавал?! Но если Он попустительствует, то как же неправильно устроен мир! Тут взвоешь…
— Пацан вырастет — разберется…
— Как же… Ладно. Для первого раза достаточно с вас. И то потому только, что должен же кто-то рассказать остальным. Чтоб неповадно было… Езжайте. Да не забудьте за собой проводку восстановить.
И они поехали. И дед проводку восстановил. Под напряжением. А потом — дальше…
Всю дорогу молчали, а дома, чуток выпив водки «для снятия внутренних напряжений», дед Иванушке сказал:
— Ну, я ему сделаю. Клянусь.
— Мы — сделаем, — угрюмо уточнил внук.
— Хорошо. Мы. И сделаем, если можно так выразиться, элегантно! Выше голову, птенчик мой!..
Купил дед целую бухту кабеля, у приятелей-то из Тридесятого и на это денег нет, а разбогатеют — отдадут, водки еще взял пару пузырей, и поехали они опять туда. Без удочек и всего прочего.
Там, пока Иванушка с пацанами футбол гонял, дед да местные мужички водку выпили и обо всем договорились. Нет, на трезвую-то голову аборигены спервоначалу дружно сдыгали, но, «огненной воды» хлебнув, понемногу раздухарились и дедову идею коварной мести великану Чебаксу приняли за основу и в целом.
И ночью, когда Иванушка спал в чужой избе на печке, от деревни до проволочного заграждения на озере была прорыта неглубокая и неширокая траншейка, а в нее положен кабель. После чего траншейку очень аккуратно зарыли и даже сверху кусками дерна заложили, да еще утром, как по заказу, пошел дождик. Так что через пару дней уже совершенно невозможно было догадаться о произведенных тут работах.
И пошло бесплатное электричество сперва в несколько домов, а от этих домов — в другие, а от других — в третьи. Потом один за одним подключились к источнику энергетической халявы и местные мелкие бизнесмены — а что, коли обнаружилась у них общность классовых интересов с простым народом — веселей закрутилась лесопилка, колбасный заводик сразу приметно взбодрился, из МТМ, совсем уж было испустившей дух, опять стал разноситься на всю округу звон различных железяк.
Само собой, такая параллельная электрификация одним сельским поселением ограничиться не могла. Постепенно запитались и другие поселения. А потом, окончательно обнаглев, дедовы подельники даже пустили часть добытой незаконно энергии на экспорт. По дешевке.
Впрочем, Иванушка и дед в этом всем уже непосредственного участия не принимали, но, находясь на безопасном удалении, были тем не менее в курсе происходящего и даже регулярно получали кое-какую информацию из самого штаба чебаксовской империи…
Довольно долгое время великан не замечал ничего. Потом, постепенно, в нем стали зарождаться некие смутные ощущения. Долги потребителей вдруг без видимых причин начали сокращаться, иностранные державы, будто вступив в закулисный сговор, принялись одна за другой под разными предлогами затягивать процесс подписания важнейших документов, требуя снижения тарифов и угрожая в противном случае перейти на альтернативные источники электроснабжения.
И Чебакс, начиная-таки мыслить в правильном направлении, послал целую армию своих контролеров произвести внеочередную проверку электросчетчиков у потребителей. Однако те ничего предосудительного нигде не обнаружили. Пломбы оказались в полном порядке, стекла — без трещин, характерных проводов, примотанных к радиаторам отопления, тоже ни в одной хижине обнаружить не удалось. А проверить что-то еще контролеры полномочий не имели. Да и специальными знаниями владели в минимальном объеме.
И Чебакс опять погрузился на какое-то время в благодушие. Решил, что просто — неблагоприятная конъюнктура, из-за чего потребители резко снизили хозяйственную активность. К такому, кстати, выводу подталкивало и снижение индексов на товарно-сырьевых биржах мира. Он даже в противовес этим тенденциям счел уместным и необходимым растворить настежь свои закрома да сусеки, чтобы только мир не позабыл, кто таков есть рыжий великан Чебакс.
Ну — экономист же! Финансист-юрист еще! Одним словом, «эффективный менеджер». И даже — «креативный». Кому жалко. А зато в электричестве — ни уха, ни рыла, вольт с ампером путает, а уж про «треугольник» и «звезду» и говорить не приходится! Но хуже всего — полное и уже непреодолимое презрение к тем, кто в электричестве кое-что смыслит. Отчего никто его и не вразумил вовремя. А потом, когда вразумили, было уж поздно. Золотовалютные резервы сошли на ноль, одна за другой стали останавливаться «генерирующие мощности».
Ограждение вкруг озера обесточили, но это уже ничего не решало. Разве что для окрестных жителей халява закончилась. Которой они, само собой, не смогли распорядиться максимально эффективно, чего даже и не поняли, оставшись вполне счастливыми оттого, что хоть столько-то урвать удалось да из рабства выбраться. На время, конечно.
Правда, они еще столбы бетонные, оставшиеся от бывшего ограждения, по своим дворам растащили и постепенно в хозяйстве приспособили. А вот колючая проволока применения не нашла, и ее просто по берегу разбросали, где она, до того как напрочь ржавчиной изойти, еще немало неприятностей доставила и совсем посторонним людям, и самим аборигенам безалаберным…