Страница 145 из 159
Дядька, поднимавший с колен молящуюся, замер с ней на руках, и она, застонав, сползла на пол.
— Что здесь происходит? — сурово спросил Коваль, обращаясь и к молящимся, и к хозяину, которого сержант вежливо направлял из коридора в комнату.
— Суд божий, гражданин начальник, над грешницей, и вы права не имеете вмешиваться. У нас один судья — господь бог Иисус Христос. — Савенко высоко воздел руки и запрокинул назад голову. За ним, словно по команде, повторили этот жест все и среди них — грешница, которую только что судили.
— Где же это вы бога обрели, Михайло Гнатович? — укоризненно произнес Коваль. — Не в колонии ли?
Подполковник успел уже ознакомиться подробно с биографией экспедитора и его судимостями.
— Не имеет значения, где человек благодати удостаивается. Господь Иисус наш везде приходит и ко всем убогим и страждущим спускается… А вы мне ордерок предъявите… От прокурора. Нарушаете законы. Обижаете верующих… — закончил он, оглядев своих собратьев, которые жались на лавке и растерянно моргали при ярком свете.
— Постановление на обыск мы уже вам предъявили.
— А я не рассмотрел, темно в сенях…
— Откройте окна, — приказал Коваль сержанту, — задохнуться можно, так начадили.
Пока Савенко рассматривал постановление прокурора, сержант отвинтил ставни и настежь раскрыл окна, выходившие в сад. Прохладный пахучий воздух дохнул в комнату.
Подполковник Криворучко попросил всех молившихся сесть на одну длинную лавку, и оперативная группа начала обыск.
Вскоре на столике, который внесли в большую комнату, где, кроме лавок, ничего не было, появились туго перевязанные пачки денег, дорогие украшения, золотые и серебряные портсигары, кольца, браслеты, коробка из-под фотопластинок, в которой аккуратно, сложенные одна к одной, лежали золотые монеты.
Коваль искоса следил, какое впечатление производит на собратьев такое богатство их духовного наставника. Одни из них тупо молчали и отворачивались от Савенко, другие, особенно «судимая грешница», смотрели на своего пресвитера явно недобрыми глазами. В их измученных взглядах, переходивших с брата Михайла на столик с кучей добра и обратно, медленно проступала ненависть.
Но Савенко на это никак не реагировал. За плечами у него была уже долгая жизнь, и немалую часть ее он провел в заключении, в последний раз — за тяжкие побои, которые нанес жене. Он с напускным безразличием ходил следом за оперативными работниками, производившими обыск.
Подполковнику Криворучко впервые пришлось встретиться с вором, который хитро замаскировался под верующего. Савенко это почувствовал и сразу пошел в наступление.
— Зря выгребаете, гражданин начальник. Не мое оно — общественное добро, всех их. Правильно? — обратился он к сидевшим на лавке верующим.
Кое-кто согласно закивал.
— Значит, групповое дело? — уточнил Криворучко.
— Не шейте, гражданин начальник, — не растерялся Савенко. — Я говорю — общественное, общины, значит, народное, а народное — это господнее. Разница большая.
— Зачем же вам, если такие верующие, копить этот греховный металл? — кивнул Криворучко на стол.
— В греховном мире живем, с грешниками дело имеем, вот и держим, чтобы не мешали нам господа нашего прославлять. Для защиты от вас, гражданин начальник, ибо вы веру нашу не чтите, все только золото ищете.
Коваля не удивило, что из тайников земляного подвала вытащили несколько канистр со спиртом.
Закончив обыск и составив протокол изъятия, подполковник Криворучко отпустил верующих домой, а Савенко увез в камеру предварительного заключения.
В управлении подполковника Коваля, возвратившегося вместе с оперативной группой, ждало тяжелое известие.
Из Виграево передали, что поздно вечером в районе Лесной дачи грузовик сбил гражданку Станкевич. Потерпевшую отправили в районную больницу. Ведется розыск.
III
Дмитрию Ивановичу казалось, что никогда еще «Волга», за рулем которой сидел классный водитель областного управления внутренних дел, не ползла так медленно. На самом же деле машина, нарушая все правила, летела по дороге со скоростью, которая разрешается только во время гонки за опасным преступником.
«Только бы жива! Только бы жива! — билось в голове Коваля. — Как это случилось? Почему?»
Самым главным сейчас было — увидеть Ружену, услышать ее голос, посмотреть в глаза. Обычная в таких случаях горечь обиды наполняла его. «Почему это должно было произойти с ней, с его женой?» Если бы его спросили: «А когда Ружена Станкевич успела стать вашей женой?» — искренне удивился бы, потому что для него это было уже решенным делом.
«Волга» шумно промчалась по тихим улицам городка и с резким визгом притормозила возле больницы. Коваль выпрыгнул из машины, взбежал на крыльцо и толкнул парадную дверь. Испуганная видом подполковника милиции, навстречу ему вышла полусонная дежурная сестра.
— Где Ружена? Станкевич! В какой палате? — выпалил Коваль. — Что, что с ней? — Он хотел быть, как всегда, сдержанным, но сейчас это ему не удалось.
— Во второй палате, второй этаж, — сказала дежурная. Коваль бросился к лестнице. — Подождите, наденьте халат! — крикнула она ему вслед.
Перепрыгивая через ступеньки, Коваль мигом взбежал на второй этаж.
Полутьма и тишина ночного больничного коридора привели его в себя. Он огляделся, стараясь отыскать нужную палату. Как можно тише ступая, подошел к белой двери с цифрой «2». Успевшая подойти дежурная сестра прерывистым шепотом сказала:
— Спят, товарищ подполковник.
— Жена тоже? — шепнул он.
— Я дам халат, подождите.
Она направилась к столику, сняла с вешалки халат и накинула на Коваля.
— Подождите, — она еще раз остановила его и исчезла за дверью.
Коваль проскользнул следом. В слабом свете ночника сразу увидел Ружену, над которой склонилась медсестра: голова не забинтована, руки лежат поверх одеяла. На него глянули большие черные глаза, и в ту же секунду он оказался возле кровати. Уже не замечая, куда исчезла сестра, не зная, как поместиться в узком проходе между кроватями, он опустился на задрожавшие от волнения колени. Боясь обнять Ружену, чтобы не причинить ей боль, лишь касаясь пересохшими губами ее руки, тихо зашептал:
— Очень больно? Все будет хорошо, не волнуйся!.. Что случилось? Почему?! Как?!
— Ничего страшного, Дима, просто упала, — прошептала в свою очередь Ружена.
— Почему? — повторил Коваль.
— Ты без допроса не можешь, — старалась она отделаться шуткой.
— Ружена! — упрекнул Коваль.
Она была счастлива, что видела своего Дмитрия, что он рядом и все обошлось.
— Все было просто и случайно. Гуляла в лесу, темнело. Ты же знаешь, дорог там нет. Я вышла на проселок между деревьями и кустами. Даже не заметила, как это произошло. Машины не слышала — они же там едут по траве тихо, особенно с горы к речке. Я задумалась. Потом вдруг меня что-то сильно ударило, и я полетела в сторону. Отошла от боли и сразу же радостно подумала: «Я жива!» Услышала шум удаляющейся машины. Вот и все. Еле поднялась, пронзала тупая боль, сама не знаю, как доплелась к дому отдыха. Оттуда меня привезли в больницу. — Ружена тихо погладила руку Коваля. — К счастью, ничего страшного, сильный ушиб. И никакого следствия проводить не нужно. Не только шофер, но и я виновата.
— Ты первый раз вышла прогуляться в сумерках?
— Нет. Я уже дважды гуляла там после ужина.
— И ты смогла бы по шуму мотора определить, какая это машина — грузовая или легковая?
— Грузовая. Меня уже расспрашивал об этом лейтенант. Даже протокол составил.
— Ну хорошо, — сказал Коваль.
На соседней койке шевельнулась больная.
— Иди, Дмитрий, — попросила Ружена, отводя от себя голову Коваля. — Завтра поговорим. Я сейчас тоже усну…
— Тебе очень больно? — еще раз спросил Дмитрий Иванович.
— Нет, не очень… Иди…
Коваль поднялся и на цыпочках направился к двери. Прикрывая ее за собой, он повернулся, и ему показалось, что увидел счастливое лицо Ружены. Даже не верилось, что в таком состоянии человек может улыбаться.