Страница 16 из 55
Ночной клуб выглядел точь-в-точь как всякий другой капкан, расставленный на туриста, посетившего Юго-Восточную Азию. Среди кричаще-ярких неоновых трубок сновали юркие гекконы, но Одри было все равно. Здесь она могла отвлечься от воспоминаний о гостиничном номере и забыть о назойливости вездесущих торговцев с их кустарными поделками, превратившими город в один огромный базар.
В продымленном помещении, залитом вспышками стробоскопической лампы, надрывался обшарпанный магнитофон. Барри Манилофф уведомлял всех, кто его слушал, что он пишет песни для того, чтобы их распевал весь мир. Навстречу Одри вышла улыбчивая официантка и, уяснив, что гостья явилась одна, усадила ее за столик у бара.
— Вы американка?
— Да. А что?
Официантка вновь улыбнулась.
— Tudak sisah, — сказала она. — Все в порядке.
Вскоре официантка вернулась, неся ром, кока-колу и крохотный американский флажок на зубочистке, воткнутой в пробку, и поставила его рядом с ароматизированной свечой, которая была единственным источником света, если не считать мерцания стробоскопа.
Ну да, конечно, подумала Одри, усмехнувшись. Американский флаг — что-то вроде ярлыка с надписью «турист», и принесли его затем, чтобы мужчины, засевшие в баре, не приняли посетительницу за проститутку, вышедшую на промысел. Где-нибудь в другой части мира такой флажок вызвал бы враждебную реакцию, даже, вероятно, оскорбление действием, но в Малайзии, по слухам, американцы не вызывали очень уж сильной ненависти. Если все будет хорошо, Одри могла выпить рюмочку-другую, немножко развеяться и вернуться в отель, чтобы ухватить часок-другой сна перед подъемом, назначенным на полпятого утра.
— Как я понимаю, вы тоже одна?
У Одри упало сердце. Она узнала этот голос еще до того, как увидела неясный силуэт Пайка Чалмерса, который высился у ее стола, словно медведь гризли. Какое невезение — выбрать тот самый бар, в котором он убивал время.
Что это — случайность? Не мог же Чалмерс следить за ней от самых дверей отеля.
— Вот так сюрприз, — отозвалась Одри, старательно скрывая испуг, вызванный таким совпадением.
— Вы не против, если я сяду за ваш столик?
— Честно говоря...
— Вот и славненько. — Чалмерс вытащил второе кресло, обошел стол и уселся рядом с женщиной по левую руку. — Вдвоем нам будет хорошо и уютно.
— Я не могу задерживаться долго, — предупредила Одри.
— Ничего страшного. — Чалмерс поймал проходившую мимо официантку и заказал двойной чистый виски. — Я и сам не могу уснуть, — продолжал он. — Такое, знаете ли, волнение, беспокойство...
— Полагаю, в этом путешествии вам вряд ли удастся увидеть что-нибудь, чего вы не видели раньше.
— Кто знает, — сказал Чалмерс, не спуская взгляда с ее груди.
Одри почувствовала, как сжались ее соски. Причиной тому было смущение и беспокойство, но Одри знала, что Чалмерс поймет это по-своему. Ну что ей стоило надеть куртку или хотя бы лифчик?
— Насколько мне известно, вы уже бывали в малайских джунглях.
— Дорогая, я бывал всюду — в Африке, на берегах Амазонки, в Новой Гвинее, в Индии. Джунгли везде одинаковы. Меняются лишь хищники, но управляться с ними — моя специальность.
— Мне так и сказали.
— Во всяком случае, одна из моих специальностей.
Увидев, как Чалмерс подмигивает ей, Одри едва удержалась от крика. Этот человек был похабником высшей пробы, живым воплощением мужского шовинизма. Одри внезапно обуяло желание сбить с него спесь.
— Я никогда не понимала того возбуждения, которое вызывает убийство беззащитных животных, — сказала она, заливаясь краской гнева, но продолжая улыбаться.
— Беззащитных? В джунглях бывает только одно беззащитное существо — неопытный человек. Вас могут прикончить муравьи и мухи, не говоря уж о кабанах, кошках и быках. Как-нибудь я покажу вам шрамы, которые ношу на своей шкуре, — пообещал Чалмерс, скаля желтые зубы. — Уж лучше вам прекратить сочувствовать зверью и обратить капельку внимания на меня.
— Нельзя же отрицать, что когда вы выходите на охоту с ружьем и капканами, любые действия животных, направленные против вас, диктуются стремлением к самозащите.
На лице Чалмерса появилась злобная улыбка.
— Самозащита, говорите? Посмотрим, что вы скажете в лесу, увидев голодного шакала или тигра, который обнюхивает застежки вашей палатки. В такое мгновение вы будете несказанно счастливы, если рядом с вами окажется настоящий мужчина.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — отозвалась Одри. — А теперь прошу прощения...
Она поднялась из-за стола и собралась уходить, так и не притронувшись к выпивке, но Чалмерс одним глотком осушил свой бокал и вскочил на ноги.
— Ночью на улицах небезопасно, — заявил он, в упор разглядывая вырез блузки Одри. — Я провожу вас, милочка. Доставлю домой в целости и сохранности.
— Что ж, если вы настаиваете...
— Ага. Настаиваю.
Прокуренный, источавший алкогольную вонь кабачок на Маркет-стрит не понравился Римо с первого взгляда, и он прошел бы мимо, если бы в тот же миг на пороге не показалась Одри Морленд, сопровождаемая ревом магнитофона и Пайком Чалмерсом, едва не наступавшим ей на пятки.
Вдвоем они выглядели донельзя нелепо. Они остановились на тротуаре, словно подыскивая нужные слова, которые позволили бы им закончить безрадостное свидание. Бросив на Чалмерса пытливый взгляд, Римо тем не менее заметил, что тому хочется, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Что же до лица Одри, то на нем можно было прочесть все что угодно — от скуки до алкогольного оцепенения. Римо слишком недавно познакомился с Одри, чтобы судить наверняка, и у него сложилось лишь неясное впечатление, будто бы компания здоровяка англичанина ее тяготит.
Римо отступил назад, скрывшись в мраке ближайшего переулка. Незадачливая парочка, обменявшись несколькими словами, отправилась в сторону «Шангри-ла». Римо позволил им отойти на полквартала и двинулся следом, забавляясь мыслью о том, что теперь он следит за кем-то вместо того, чтобы шарить глазами по сторонам, наблюдая, не следит ли кто-нибудь за ним.
Они миновали около десятка кварталов, когда Пайк Чалмерс решил перейти в наступление. Эта улица была гораздо уже большинства иных, а фонари стояли далеко друг от друга. Шагая в двадцати футах позади, Римо увидел, как Чалмерс положил руку на плечи женщине, а Одри уклонилась от его прикосновения, словно рука Пайка была наэлектризована.
— Ну-ну, дорогуша, не надо упрямиться.
Теперь, когда они отдалились от шумной Маркет-стрит, голос Чалмерса звучал ясно и отчетливо.
— Не трогайте меня! — Одри отпрянула в сторону и качнулась на каблуках.
— В глубине души ты ведь только этого и хочешь, не так ли? — спросил Чалмерс.
— Ничего подобного, мужлан вы этакий!
— "Мужлан" — это значит «настоящий мужчина», мой птенчик. А еще у меня есть сосиска, которая как нельзя лучше поместится в твоей кастрюльке, если я не ошибаюсь.
Римо со скоростью ветра беззвучно преодолел разделявшее их расстояние и оказался за спиной Чалмерса.
— Как тесен этот мир!
Чалмерс повернулся, обратил к Римо свое лицо, прищурился в темноте и, наконец узнав его, ухмыльнулся.
— Чертовски тесен, — сказал он. — А тебе лучше проваливать отсюда, да побыстрее.
— У вас неприятности?
— Все в порядке, господин доктор.
— Да, у нас неприятности! — воскликнула Одри и метнулась к Римо, вцепившись теплыми пальцами в его бицепс. — Вы не проводите меня в гостиницу?
— С удовольствием, — ответил Римо.
— Ты уверен? — осведомился Чалмерс. — Если ты будешь вмешиваться в чужие дела, боюсь, это не доставит тебе особого удовольствия.
— Ты пьян, дружище. Может быть, тебе лучше завалиться на боковую, чтобы не проспать завтрашний самолет?
— Мы еще посмотрим, кто из нас завалится на боковую!
Чалмерс вложил в удар весь свой вес, но без особого успеха. Римо действовал осторожно, не желая убивать громилу, но все же сбил его с ног, и Чалмерс потерял сознание еще до того, как упал на асфальт.