Истоки (ЛП)

Он затормозил у стены, испустив удивленный смех. — Проклятье, Кэти, это больно.

Энергия потрескивала в моем позвоночнике, сплавляясь с костями. — Как ты смеешь обвинять его в этом? Это не его вина!

Блэйк развернулся и облокотился на стену. Кровь сочилась из его губы, и он вытер ее тыльной стороной руки. Странный блеск появился в его глазах, и затем он оттолкнулся от стены. — Это полностью его вина.

Я выбросила руку, и другой заряд энергии выстрелил вперед, но он увернулся от него и засмеялся, поворачиваясь ко мне с раскинутыми руками. — Это лучшее, что ты можешь? — подстрекал он меня. — Ну же, я обещаю, что с легкостью пойду на тебя, Котенок.

От использования уменьшительного имени — уменьшительного имени, которое дал мне Дэймон — я потеряла самообладание. В следующую секунду Блэйк попытался схватить меня. Я метнулась в сторону, игнорируя болезненный протест мышц. Он широко распахнул руки, затрещал беловато—красный свет. Я увернулась в последнюю секунду, едва избежав прямого удара.

Позволив напору энергии подняться во мне еще раз, я послала новую искривленную струю через комнату, ударив его в плечо.

Он отступил назад, руки опустились к коленям, когда он согнулся пополам. — Думаю, ты можешь лучше, Котенок.

Огненный гнев скользнул мне на глаза, как завеса. Бросившись вперед, я схватила его как защитника НФЛ на скорости. Мы упали беспорядочным клубком рук и ног. Я приземлилась на него сверху, снова и снова замахиваясь рукой и опуская ее. Я даже не видела, куда била, только чувствовала вспышку боли в суставах пальцев, когда они касались его плоти.

Блэйк протолкнул свои руки между моими и отбросил их, выводя меня из равновесия. В следующую секунду я пошатнулась, а потом он поднял свои бедра и крутанулся. Я упала на спину, выбив воздух из легких. Я нацелилась на его лицо, одержимая идеей выцарапать ему глаза.

Он поймал мои запястья и, наклонившись, пригвоздил их над моей головой, на его левом глазу открылся порез, его щека начала опухать. На меня нахлынуло ужасное удовлетворение.

— Могу я задать тебе вопрос? — оскалился Блэйк, зеленые крапинки в его глазах стали ярче.

— Ты когда-нибудь говорила Дэймону, что целовалась со мной? Держу пари, что нет.

Каждый вдох, который я делала, я чувствовала каждой частичкой своего тела. Моя кожа стала гиперчувствительной к его весу и близости. Энергия росла внутри, и комната, казалось, окрасилась в бриллиантовое сияние белого. Ярость съедала меня, направляя каждый вдох и фиксируясь в каждой клетке.

Его оскал стал шире. — Так же, как ты никогда не говорила ему, как нам нравилось обниматься...

Энергия прорвалась из меня и неожиданно я была уже не на полу — мы были уже не на полу — я парила в воздухе в нескольких футах от него. Мои волосы струились позади меня, а его упали вперед на его лицо.

— Дерьмо, — прошептал Блэйк.

Перевернувшись вверх, я вырвала свои запястья из его хватки и ударила руками по его груди. Шок прокатился по его бледному лицу за секунду до того, как он полетел назад, врезавшись в стену. Цемент треснул, трещина распространялась подобно паутине. Казалось, вся комната сотряслась от удара, когда голова Блэйка рванулась назад, а потом он рухнул вперед. Часть меня ожидала, что он поймает равновесие прежде, чем шлепнется на пол, но он не поймал. Он ударился с мясистым звуком, который выбил из меня гнев.

Словно меня удерживали невидимые веревки, которые теперь перерезали, я приземлилась на ноги и шагнула вперед.

— Блэйк? — прохрипела я.

Он не пошевелился.

О нет...

Руки тряслись, я встала на колени, но что-то темное и толстое растянулось из-под его тела.

Мой взгляд переметнулся к стене. Отпечаток размером с Блэйка был ясно виден, форма, достигающая по меньшей мере трех футов цемента.

О Боже, нет...

Медленно я посмотрела вниз. Кровь образовывала лужи под его неподвижным телом и растекалась по серому цементному полу, приближаясь к моим кроссовкам.

Споткнувшись, я открыла рот, но не издала ни звука. Блэйк не двигался. Он не перевернулся со стоном. Он вообще не шевелился. И видимая кожа на его руках и предплечьях уже бледнела, приобретая ужасный оттенок белого, который создавал разительный контраст с темно-красной кровью.

Блэйк был мертв.

О Боже.

Время замедлилось, а потом ускорилось. Если он был мертв, это значило, что Лаксен, который изменил его тоже, потому что именно так это работало. Они были связаны вместе, как мы с Дэймоном, и если один умер... второй умрет тоже.

Блэйк сам нарывался огромным количеством способов. Я даже обещала убить его, но слова... слова — это одно. Действия — совсем другое. И Блэйк, даже учитывая все те ужасные вещи, которые он сделал, был жертвой обстоятельств. Он только подстрекал меня. Его убийство не подразумевалось. Он предал, чтобы спасти другого.

То же самое, что делала — и буду делать я.

Моя рука дрожала, когда я прижала ее ко рту. Все, что я говорила ему, нахлынуло на меня. И в ту крохотную секунду, когда я уступила ярости — ничто в сравнение с миллионами — я изменилась, став чем-то, из чего я не уверена, что когда-либо смогла бы вернуться назад. Моя грудь быстро вздымалась, в то время как легкие панически сжимались.

Интерком, включаясь, щелкнул. Это жужжание в мертвой тишине поразило меня. Голос сержанта Дашера заполнил комнату, но я не могла отвести взгляда от безжизненной фигуры Блэйка.

— Отлично, — сказал он. — Ты прошла этот стрессовый тест.

Это было слишком — очутиться здесь, так далеко от моей мамы и Дэймона и всего, что я знала, затем осмотры и последующие сражения с гибридами. А теперь это? Этого было слишком много.

Позволив голове запрокинуться, я открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука.

Ничего, когда вошел Арчер и нежно положил свою руку на мое плечо, направляя меня к выходу из комнаты. Дашер сказал что-то, звучащее очень похоже на одобрение отца, а потом меня забрали из учебной комнаты в кабинет, где ждал доктор Рот, чтобы взять еще крови. Они привели женщину Лаксена, чтобы исцелить меня. Минуты превратились в часы, и я все еще ничего не говорила и ничего не чувствовала.

ДЭЙМОН.

Находиться в наручниках из металла, покрытого ониксом, с завязанными глазами в течение пяти часов, а потом оказаться в полете, было не тем, что я считал забавным проведением времени.

Полагаю, они опасались, что я обрушу самолет, что было бы глупо. Он доставлял меня туда, куда я хотел идти. Я не знал местоположения, но я знал, что это должно быть там, где они держали Кэт.

И если она была не там, то я собирался совершить массовое убийство.

Когда самолет приземлился, меня затолкали в ожидающую машину. Из—под повязки я мог разобрать яркий свет, запах был очень сухим и кислым, смутно знакомым. Пустыня? Во время двухчасовой поездки меня поражало, что я возвращался в место, где, черт возьми, в последний раз был почти тринадцать лет назад.

Зона 51.

Я ухмыльнулся. Держать меня с завязанными глазами было бессмысленно. Я знал, где мы находились. Все однажды обнаруженные Лаксены проходили через удаленное соединение авиационной базы ВВС Эдвардса. Я был молод, но я никогда не забывал сухость воздуха или удаленный, бесплодный ландшафт Грум Лэйк.

Когда мы доехали, я вздохнул и дождался, когда откроют дверь позади меня. Руки легли на мои плечи, и меня вытащили из машины, я подумал, что тому, чьи руки были на мне, действительно повезло, что мои были скованы наручниками за спиной, или кто-то ушел бы сегодня с работы со сломанной челюстью.

Сухая жара пустыни Невада палила, когда меня провели несколько ярдов, а потом холодный воздух ударил меня, подняв пряди волос со лба. Мы оказались в лифте прежде, чем сняли повязку с глаз.

Нэнси Хашер улыбалась мне. — Извини за это, но мы должны принимать меры предосторожности.

Наши взгляды встретились. — Я знаю, где мы. Я бывал здесь раньше.

Одна тонкая бровь приподнялась. — Много всего изменилось, с тех пор, как ты был ребенком.