Страница 17 из 23
а) что в данном случае внезапно возникла непосредственная опасность;
б) что эта опасность, раз она возникла внезапно, тесно связана с деятельностью профессора.
Следовательно, неизвестных в этом логическом уравнении два:
1) характер деятельности профессора;
2) момент возникновения опасности.
Вокруг обоих неизвестных уже нагромоздилось достаточно данных, чтобы определить их конкретную значимость:
а) недавно профессор попросил Аввакума достать ему из книжного шкафа латинский словарь и латинскую грамматику. Аввакум нашел обе книги. Они были почти новые, поэтому исписанный карандашом помятый листок, высовывавшийся из словаря, не мог не привлечь внимания. Аввакум вынул его. На странице 154-й жирной красной чертой был подчеркнут глагол. А на листочке, на самом верху, стояли, тоже написанные красным карандашом, четыре существительных. Под ними находились графы типичной шифровой заместительной таблицы со словесным «ключом» над самой верхней горизонтальной чертой. Даже неопытный глаз любителя сразу же догадался бы, что на листке написана расшифрованная радиограмма, составленная по методу замещения. Латинские слова означали: «профессор», «работа», «заканчивает» и «Витоша». Очевидно, для составления этой шифрограммы был применен предварительно установленный символический код.
Когда Аввакум пробежал глазами этот листок, в ушах у него зазвонили колокола. Кровь зашумела в висках. Если бы он не видел однажды, как из дома профессора выходил полковник Манов, то, наверное, подумал бы в тот миг, что доктор математических наук составлял, а не расшифровывал донесения. Но было бы глупо предполагать, что полковник Манов наносит визиты человеку, который составляет шифрограммы для вражеских радиопередач, и совсем разумно — что полковник пришел к человеку, который расшифровывает.
Итак, Аввакум установил, что доктор математических наук и страстный любитель ребусов был секретным сотрудником шифровального отдела Госбезопасности, так же, как он, археолог — секретным сотрудником контрразведки. С той лишь разницей, что парализованный профессор все-таки что-то делал, а он, здоровый, прозябал в законсервированном виде. Аввакум спрятал это открытие в памяти и сделал все, чтобы не думать о нем;
б) профессор сам раскрыл свои карты этим утром. Точнее за обедом. Он сказал (Аввакум хорошо помнил каждое его слово): «Решаю, дети мои, труднейший ребус, какой мне только приходилось решать в жизни». Ребус! Аввакум теперь понял, о чем говорил профессор. Потом старик похвастался: «Должен сказать вам, что я его уже до половины решил». И поклялся, что до вечера непременно его одолеет и даже уверял, что они могут быть в этом уверены.
Второе неизвестное уравнение — момент возникновения опасности — определилось само собой. Это была аксиома. Раз Госбезопасность начала внезапно охранять шифровальщика, надо полагать, что на него возложена какая-то спешная задача, связанная с опасностью, грозящей непосредственно государству.
Открытие неизвестных в уравнении приводило, разумеется, к абсолютно ясному и определенному выводу.
Итак, вывод. Иностранная разведка пристально следила за жизнью и работой профессора. Бывший кок изображал из себя придурковатого авантюриста: играл вальсы, пел идиотские песни. А на деле был глазом и ухом иностранной разведки. Но вот они узнали, вероятно, вчера, что Госбезопасность возложила на профессора срочную расшифровку перехваченной радиограммы, содержащей чрезвычайно важные указания агентам. Напуганная опасностью провала, иностранная разведка решила прибегнуть в данном случае к опасной, но эффективной и радикальной мере — убийству. Мертвый профессор, выполненная задача, застрахованная от неприятных разоблачений агентура внутри страны — вот три цели, достигнутые одним точным выстрелом в сердце. Мера хитро обдуманная и разумная.
Я именно так понимаю задумчивость Аввакума, моего друга.
— Товарищ майор, — тихо окликнул Аввакума лейтенант. В его сдержанном голосе наряду с боязливой почтительностью слышались веселые нотки.
Аввакум открыл глаза.
Лейтенант стоял, протягивая к нему руку. На ладони блестела небольшая коричневая пуговица.
— В чем дело? — спросил Аввакум. Голос его был спокоен и сух.
— Таких пуговиц со звездочками у нас не делают, — сказал лейтенант. Видя, что Аввакум отнюдь не удивлен его находкой, он пожалел о своей веселости.
— Верно, не делают, — согласился с ним Аввакум и попросил: — Положите пуговицу на стол, потом будьте любезны спуститься вниз, на кухню, и пригласить сюда Гарри.
Когда Гарри вошел, Аввакум указал ему на пуговицу и спросил:
— Если мне не изменяет память, это твоя пуговица, Гарри, не так ли?
Гарри обошел мертвеца, взглянул на пуговицу и пожал плечами:
— Моя, — сказал он. — Где вы ее нашли?
Аввакум взглянул на лейтенанта.
— Под столом, — ответил тот. — Вот на этой половице, на которой стоят ноги профессора.
— Возможно, — пожал плечами Гарри. — Возможно, что она была там. Вчера я вкручивал новую лампочку и, когда спускался с лестницы, пуговица оборвалась.
— Бывает, — улыбнулся Аввакум.
— Я даже начал ее искать, но он меня выгнал. Ты же знаешь, какой он вспыльчивый.
— Он был нервным человеком, — подтвердил Аввакум.
— Был, — грустно усмехнулся Гарри и некоторое время молчал. Потом повернулся к лейтенанту. — Можно мне ее взять? Я купил эти пуговицы в Чехии, на ярмарке.
Лейтенант не ответил.
— Иначе придется сменить все остальные пуговицы на пиджаке, — продолжал Гарри. — А я скорее куплю себе новый костюм, чем буду терять время на портных.
Лейтенант слушал его и, казалось, не верил своим ушам. Столько забот из-за какой-то пуговицы?
Аввакум улыбнулся, ко тут же взглянул на мертвеца и нахмурился. Гарри был мелочным человеком. Он вел строгий счет каждой истраченной стотинке и мошенничал, играя в карты.
— Гарри, — сказал Аввакум, с трудом сдерживая негодование, — ты становишься владельцем этого чудесного дома, как же ты можешь сожалеть о какой-то пуговице. — И подумал про себя: «Сейчас Очаровательная Фея, наверное, поспешит выйти за него замуж, потому что дом действительно хорош».
— Ха! — пожал плечами Гарри и сжал презрительно губы. — Какой я владелец? Мансарда завещана этому толстому дураку — повару. Это, — он постучал ботинком об пол, — какому-то математическому клубу. Вместе с обстановкой и ковром. — Он взглянул на мертвеца и нахмурился. — Старик был непрактичным человеком, хотя и умел управляться с интегралами. Как я его уговаривал оставить хотя бы ковер… Так что же достанется мне?
— А весь первый этаж? — ответил Аввакум и улыбнулся: «Нет, этот человек определенно заслуживает, чтобы ему наставляли рога».
— Первый этаж! — Гарри вздохнул. — А ты знаешь, какой налог приходится платить за наследство?
— Гарри, — сказал Аввакум, — завтра вечером премьера «Спящей красавицы». Твоя невеста танцует главную партию. Тебе не кажется, что ее нужно как можно скорее увести отсюда?
— Я займусь пуговицей, — сказал лейтенант. — Составим протокол, исследуем. И завтра вы получите ее.
— Вуду очень признателен, — поклонился Гарри.
Потом они поговорили о похоронных формальностях и решили, что все следует закончить к четырем часам следующего дня.
Когда Гарри вышел, Аввакум с видимым облегчением вздохнул, потом закурил сигарету и устало опустился в широкое кресло напротив убитого.
Он сознавал, что лейтенант ждет от него распоряжений, а в голове зияла пустота.
— Ну что же, — начал он и тут же умолк, словно дойдя до какого-то тупика. — Ну что ж, — повторил он. — Поступайте согласно святым правилам следствия: заверните эту ерунду в бумагу и отправьте в научно-исследовательскую лабораторию Управления. Каждый предмет, который не принадлежал убитому и не связан с обстановкой, окружавшей его обычно при жизни, каждый такой предмет, независимо от того, пуговица это или стул, следует отправить на лабораторное исследование в Управление. Это — правило, и я, если не ошибаюсь, учил вас ему.