Страница 230 из 246
Берн не мог избавиться от дурного предчувствия, что смерть парит над ними, словно какая-то черная птица, один из воронов Ингавина, и ждет.
Туман среди окружающих их холмов. Звуки приглушенные, поле зрения ограничено. Даже когда наступил день и туман поднялся, чувство подавленности, ощущение стерегущей тишины этой земли остались. Берн чувствовал, что за ними следят. Возможно, так и было, хотя они никого не заметили. Это странная земля, думал Берн, не похожая на все те, которые он знал, и эрлинги уходили прочь от моря. Он не питал иллюзий насчет своих пророческих способностей, ясновидения или знания будущего. Говорил себе, что все это не более чем дурное предчувствие. Он еще ни разу не участвовал в бою, а они ехали туда, где предстояло сражаться.
Но это не страх. Правда не страх. Берн помнил страх. В ночь перед поединком в Йормсвике он лежал рядом с проституткой и совсем не спал, прислушиваясь к ее спокойному дыханию. Он был совершенно уверен, что это последняя ночь в его жизни. Тогда в нем сидел страх; теперь это было нечто другое. Его окутало ощущение чужеродности, чего-то неведомого. Туман в этих холмах и в жизни, которую ведут здесь люди. Его отец заблудился в этом тумане, как бы ему ни хотелось это отрицать.
Отрицание было бы ложью, вот так просто. Торкел велел ему не дать им плыть в землю сингаэлей. Бранд убил последнего из Вольганов за его ложь, и все же они сейчас находятся в этих холмах и делают то, что Ивар хотел обманом заставить их совершить.
Бранд Одноглазый и другие ярлы ухватились за идею Ивара: месть и меч Вольгана. Выход из унижения. Это заставляет чувствовать — все пошло не так.
Бранд говорил об этом довольно спокойно, пока они плыли на запад, а потом на север с попутным ветром туда, где высадились на берег. Что это неудачный для них момент потерпеть поражение. («Разве может быть удачный момент?» — удивился Берн.) Что захват меча станет триумфом, блестяще сотворенным из неудачи и поражения. Талисманом против честолюбивых вождей с севера, которые считают, что могут стать королями и диктовать свою волю наемникам Йормсвика.
Берн не слишком в это верил. Ему казалось, что перечисленные причины скрывают что-то другое. Что Бранд Леофсон жалеет, что ему самому не пришла в голову идея Ивара о походе, что перед внутренним взором одноглазого воина сияет блеск славы.
В обычных обстоятельствах это было бы вполне справедливо. Чего еще, как поют скальды под арфу у очага всю зиму, могут искать храбрецы? «Человек умрет — и богатство умрет, лишь имя вечно живет».
Залы Ингавина предназначены для воинов. Зрелые, покорные девы с алыми губами и желтыми волосами не предлагают мед (и самих себя) землепашцам и кузнецам за золотыми столами богов.
Но отец не велел ему плыть в эти края.
Они не вполне понимали, куда направляются среди этих холмов и узких долин. Бранд и Карстен знали эту гавань уже много лет, но они оба, как и Гар Ходсон, не ходили так далеко в глубь суши, до самого Бринфелла. Эрлинги двинулись на восток, тридцать всадников, шестьдесят пеших воинов, пятьдесят осталось на ладьях, чтобы увести их от берега, если остальных обнаружат. Людей едва хватит, думал Берн, но он здесь — один из самых младших, что он знает?
Карстен настаивал на быстром набеге туда и обратно силами одних всадников, так как они собирались убить только одного человека и найти одну вещь. Бранд и Гар с ним не согласились. Поместье ап Хиула будут оборонять. Им придется двигаться медленнее с пешими воинами, но их будет больше. Берн верхом на Гил-лире был одним из тех всадников, которые прочесывали с двух сторон лес вдоль дороги (которая оказалась всего лишь колеей).
Они никого не видели. Можно было сказать, что это хорошо, их передвижение оставалось незамеченным, но Берн не мог отделаться от ощущения, что их видят. Они были здесь чужими — и земля каким-то образом это знала, — а море, их подлинная стихия, с каждым мгновением оставалось все дальше позади.
На второй день, двигаясь через гряду холмов под мелким дождем, один из дозорных обнаружил дровосека и пригнал его к ним, заставив бежать впереди коня, подгоняя кончиком меча.
Этот человек был маленьким, темнокожим, в рваной одежде. У него были гнилые зубы. Он не говорил на языке эрлингов, и никто из них не знал языка сингаэлей. Они не знали, что приплывут сюда, и не подобрали людей, знающих этот язык. Предполагалось напасть на незащищенные города-крепости англсинов. За это им заплатил Ивар.
Они пытались говорить с дровосеком на языке англсинов, очень похожем. Но дровосек не знал и этого языка. Берн видел, что он обделался от страха.
Бранд, в нетерпении, нервный, сердитый, выхватил меч, схватил левую руку дровосека и отрубил ее у запястья. Дровосек, с прилипшими к голове от дождя волосами, пропитанный потом и вонью, тупо уставился на обрубок руки. Его кисть лежала в траве, как посторонний предмет.
— Бринфелл! — проревел Бранд под струями дождя. — Бринфелл! Где?
Дровосек на мгновение поднял на него пустые глаза и упал без чувств. Бранд яростно выругался, сплюнул, огляделся кругом, словно искал, на кого свалить вину. Гар, хмуря брови, проткнул лежащего сингаэля мечом. Они двинулись дальше. Дождь продолжал лить.
После этого предчувствие поражения в душе Берна начало расти. Они ехали весь вечер, лишь ненадолго остановились ночью. Они слышали, как ходят звери, как летают над головой и шуршат в кронах деревьев на склонах холмов совы, и совсем ничего не видели. До наступления утра они вышли из холмистой местности на открытые низины, но туман еще не рассеялся.
Здесь должны быть поля, но Бранд считал, что до поместья Брина еще, по крайней мере, день пути. Он руководствовался полузабытыми рассказами. Они сделали остановку перед самым рассветом, раздали еду, напились из реки и двинулись дальше, когда взошло солнце.
Берн думал о своем отце, как он чинил дверь сарая на Рабади в час заката. Слава, пришло ему в голову, может достаться дорогой ценой. Возможно, она не для каждого человека.
Он наклонился и погладил шею Гиллира. Эрлинги продолжали двигаться на восток, к северу от них теперь появился лес, река журчала на юге, бежала рядом с их тропой, а потом свернула в сторону. Берну не нравилась таинственная, серо-зеленая замкнутость этой земли Солнце село, последний серп голубой луны стоял перед ними, потом над головой, а потом позади. Они остановились, чтобы еще раз поесть, и поехали дальше в ночь. Они были наемниками Йормсвика, могли обходиться без сна ночь или две, чтобы получить преимущество неожиданности. Быстрота лежит в основе набега: ты высаживаешься, наносишь удар, оставляешь за собой смерть и ужас, берешь все, что хочешь, и исчезаешь. Если не можешь этого сделать, тебе среди них не место, тебе не следует находиться на ладьях с драконами на носу, ты такой же слабак, как те, кого ты пришел убить.
Ты можешь с таким же успехом быть козопасом или торговцем.
По крайней мере, утро наступило более погожее. Кажется, туманы остались позади. Эрлинги двигались дальше.
В конце дня, когда подул ветер и по небу быстро побежали белые облака, их встретил Брин ап Хиул с отрядом своих людей. Эрлинги взбирались на склон холма, а сингаэли ждали их наверху. Не слабые, не удивленные и не испуганные.
Посмотрев наверх, Берн увидел там отца.
Алун не видел Ивара Рагнарсона. Солнце стояло за спиной эрлингов, заставляя его щуриться. Брин занял место наверху, но свет мог создать трудности. Их было не так много, и еще двадцать человек в резерве, спрятанном по обе стороны от холма. У эрлингов были всадники, по его прикидкам, человек двадцать пять. Северяне не самые лучшие всадники в мире, но кони играют важную роль. Сингаэлям придется столкнуться с наемниками Йормсвика, имея отряд, состоящий главным образом из пастухов и землепашцев.
Это лучше, чем могло бы быть, но все равно плохо.
Эрлинги остановились, едва завидев их. Инстинкт подсказывал Алуну броситься в атаку, использовать свое положение на вершине холма, но Брин отдал приказ ждать. Алун не вполне понимал почему.