Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 72

— Ирнчин, — кратко представляется он.

— Лиза, — говорю на всякий случай.

Азамат не сводит с меня виноватого взгляда и наконец набирает воздуха, чтобы его объяснить:

— У меня, к сожалению, есть еще дела сейчас, и я не могу пойти с вами…

— Уверена, что мы справимся, — старательно изображаю на лице ободрительную улыбку.

Он кивает, вручает мне кредитку с кодом и уходит.

Дорчжи ничего не говорит, и мы выдвигаемся.

Выходим по трапу, спускающемуся из центра брюшка. Вокруг космопорта местность и правда не соответствует моим представлениям о Гарнете — сплошные лабазы, гаражи, слева и справа от выхода с посадочных площадок стоят неаппетитного вида харчевни с сильным запахом паленого мяса. Это йинир терпят. Такое чувство, как будто планета повернулась к нам спиной.

Наш звездолет ужасно гламурный, как я теперь понимаю. Он очень гладкий, весь такой закругленный, как самые навороченные земные корабли. И ярко-красный. Я его вообще-то уже видела из иллюминаторов земного корабля, когда выход искала, но тогда вообще все вокруг было подсвечено красным, да и мне было не до разглядывания. По форме он напоминает бронзовку: толстое брюшко, а с другого конца маленькая голова, где капитанский мостик. Над этой головой торчат две лопасти неясного назначения, как усики. Корабль не сидит на земле, а стоит на четырех мощных лапах, а еще несколькими лапками потоньше придерживает джингошский корабль — очередную черепаху, правда, намного меньше той, от которой мы удирали. Грубо слепленное потрепанное джингошское судно на фоне нашего выглядит просто дохлым. Интересно, чего это Азамата потянуло на такой гламур? Правда, это известная вещь, что примитивные народы любят все яркое, но забавно. Кому сказать, что летаю на красном с золотом звездолете, засмеют ведь.

У самой задней правой ножки стоит довольно эклектичная машина: спереди как «скорая помощь», а сзади еще открытый кузов с откидным верхом из какого-то модного тонкого материала. Мы грузимся в кабину, и Ирнчин везет нас к цели — складам фармацевтической компании. Оказывается, Азамат уже даже связался с ними заранее и все обговорил, нам остается только огласить список и забрать товар.

В офисе компании со мной общается расторопный клерк, похожий на частично отмытого индуса. Тирбиш сообщает шепотом, что это и есть йинир. На всеобщем они, правда, называются тамлингами, по своей планете — Тамль. Ну вот, новая статья в мой словарь муданжского. Правда, про обоняние тамлингов я раньше ничего не знала.

— Вы с Арея? — спрашивает он меня между делом.

— С Земли, — отвечаю я и прикусываю язык под суровым взглядом Ирнчина. Ну ребят, предупреждать надо было, что мне положено шифроваться.

— Ого! — Он даже отвлекается от каталога. — И что же вы забыли среди муданжцев?

Я кошусь на Ирнчина, но он на сей раз отвечает за меня:

— Она жена Байч-Хараха.

Ага, это, значит, можно сказать. Не понимаю я ничего в ваших тонкостях.

— Да ну-у-у! — шепотом восхищается тамлинг и окидывает меня совсем другим взглядом, чем сперва, — с оттенком подобострастия. Впрочем, быстро смущается и снова утыкается в каталог, бормоча: — То-то я думаю, странно, чтобы муданжцы и ареяне лекарства покупали…

На складе нам отряжают двух грузчиков. Объем вышел гораздо больше, чем я ожидала, но это для меня нормально. Тем более что Азамат велел брать все, невзирая на цену, и практически все у этих ребят нашлось. Тирбиш и Дорчжи контролируют, чтобы тамлинги не кантовали хрупкие приборы, а Ирнчин молчаливым стражем стоит у меня над душой. Серьезно мужик подходит к вопросу телохранения, ни на шаг не отступает и глазами вертит, как будто у него нистагм.

На все формальности уходит довольно много времени, и я сильно устаю, тем более что спячки у меня нынче были с препятствиями. Немедленно раскладывать покупки в «смотровой» мне неохота, а охота вовсе даже взглянуть на Гарнет и прикупить себе шмоток. К счастью, мои провожатые не возражают против еще одной вылазки.

На сей раз Ирнчин везет нас совсем в другую сторону, и вскоре местность разительно меняется. Появляются высокие, блестящие сплошным стеклом офисные здания, за ними не менее сверкающие гостиницы-небоскребы, а потом и всякие навороченные магазины и рестораны. Ну вот, это я уже готова считать Гарнетом.

— «Грегориз» подойдет? — угрюмо спрашивает Ирнчин.

Я понимаю, конечно, что у него манера такая, но не могу избавиться от ощущения, что ему претит мысль о покупке одежды. Вот и магазин выбрал дорогой и бестолковый.

— А «Трех тюльпанов» тут нету? — спрашиваю с надеждой. — Знаете, такие с красной вывеской…





Все трое смотрят на меня так, как будто я собралась попить из лужи.

— Есть в принципе, — медленно произносит Ирнчин. — А вы уверены, что вам это подходит?

Нет, ну «Три тюльпана», конечно, довольно дешевая сеть, но что уж так-то презрительно? Там неплохие шмотки, между прочим. Уж получше, чем в этом понтовом «Грегориз».

— До сих пор подходил, — говорю. — Или женам капитанов положено одеваться исключительно дорого и безвкусно?

Ирнчин издает короткий смешок, Тирбиш тоже расплывается в улыбке, а вот Дорчжи хмурится и внезапно, впервые за все время, подает голос:

— А че сразу безвкусно?

Так и не сообразишь, что ответить.

— Ну каждому свое, — говорю. — Я вот не люблю платить большие деньги за то, чтобы выглядеть хуже.

Тирбиш покатывается со смеху, а Ирнчин с торжествующей интонацией бросает через плечо:

— А я тебе говорил!

После этого атмосфера в нашем маленьком отряде становится намного дружелюбнее. Дорчжи принимается меня расспрашивать, что нынче в моде на Земле (я, конечно, тот еще информатор по вопросам моды, но хотя бы от совсем уж безумных уродств могу его предостеречь). Выясняется, что молчал он, потому что неважно владеет всеобщим. Тирбиш этим злорадно пользуется: неразборчиво нашептывает мне, что у Дорчжи на Броге невеста и ему очень хочется ей что-нибудь подарить по рекомендации с самой Земли.

Под эти разговоры я затариваюсь вагоном и маленькой тележкой барахла, а заодно помогаю Дорчжи выбрать кой-чего для его барышни. А после того как расплачиваюсь, мы плавно перекочевываем в мужской зал, где эти трое таких разных мужчин дружно закапываются в шмотки, меряют все подряд и спрашивают мое мнение. Ирнчин, правда, следит, чтобы я не оставалась в торговом зале одна, пока мужики по примерочным, но его тоже захватывает одежная лихорадка. Видимо, это такая суровая национальная черта — прибарахлиться они любят все. Через час мне еле-еле удается их вытащить в стоящий неподалеку магазин тканей, и теперь уже я устраиваю допросы насчет того, что пристало носить капитану. Правда, сначала приходится несколько раз повторить, что да, я хочу ему что-нибудь сшить, да, я умею, да, он в достаточной мере мне нравится, чтобы тратить усилия. Зато потом все идет как по маслу и проясняется один скользкий момент.

— Я ему уже сшила одну рубашку, — говорю. — А он не надевает. Уж не знаю, что там не так…

— А куда бы он ее надел? — удивляется Тирбиш. — Кто же дареную одежду в обычные дни носит? Это для праздников, перед людьми хвастаться, что тебя любят. — Он мечтательно вздыхает. — Вот я помню, мне в восемь лет соседская девочка жилетку сшила, да какую… эх, жаль, имя у меня не то, чтобы к ней подсаживаться.

Я стараюсь не подавать виду, как меня вышибает из колеи это случайное замечание. Ладно, хотя бы про рубашку мне теперь понятно.

— А как думаете, если я ему ленту для волос подарю, он будет носить? — спрашиваю.

— Ле-энту… — протягивает Ирнчин, пока Тирбиш переводит Дорчжи, что я сказала. — А как ее сделаешь-то?..

Внезапно Дорчжи начинает махать руками.

— Вы это… не ленту… гизик, гизик сделайте!

Двое других явно оживляются:

— Да, точно! Гизик!

Через несколько минут при помощи показывания на пальцах и рисования в мобильнике мне объясняют, что гизик — это такой плетеный шнурок на все случаи жизни, который можно сделать очень красивым, а Дорчжи умеет их плести и готов меня научить. Надеюсь, для обучения слов ему не потребуется.