Черная пустошь. Дилогия

Услышав звонкое петушиное «кукареку», многие женщины, неуверенным взглядом обводя брезентовые «стены», говорили вполголоса:

– Ну вот, вроде бы, и дома…

Майкл приказал сменить вторую роту первой и отправил солдат в столовую, дав каждой роте по полчаса на обед. Третья рота уже закончила установку защитной сетки и осталась в охранении. Есть Майклу не очень хотелось, но что‑то поесть ему нужно было и он пожевал галеты из сухого пайка, хлебнул воды, лежа на траве и внимательно наблюдая за лесом. Теперь лес уже не казался Майклу безмятежным, теперь он знал, что лес скрывает врагов.

Майкл все время мыслями возвращался к беременной самке, никак не мог избавиться от страшной картины, все время с назойливой настойчивостью возникающей перед глазами. За все время службы Майклу не доводилось убивать женщин и он был благодарен судьбе за это. Всю жизнь Майкл привык воевать с мужчинами, по тем или иным причинам взявшим в руки оружие. Он всегда думал, что женщинам не место на войне, что война – это работа для мужчин, часто Майкл не понимал, зачем одним людям убивать других, но воевать он умел. Просто воевать с людьми было проще, там все знакомо – у твоего врага две руки и ноги, его голова похожа на твою, твой враг может разговаривать, пусть и на незнакомом языке, но его слова – это не рычание. У твоего врага в руках – обычное оружие, а не когти и зубы.

«Это несправедливо, – говорил сам себе Майкл, – ты убивал волков на расстоянии, они наверняка не понимали, что убивает их. Это жестоко – убивать ни в чем не повинных животных, жестоко и неправильно». Майклу хотелось выпить, и не просто выпить, а напиться в дым, пить до тех пор, пока телу сначала не станет легко‑легко, потом пить до тех пор, пока голова не станет тяжелой, как бревно, а потом пить, чтобы не думать о том, что сегодня он убил животных, даже неспособных ответить ему, пить до тех пор, пока тяжелый сон позволит не думать о сегодняшнем бое.

Ему до того хотелось выпить, что он чувствовал вкус водки во рту, чувствовал, как холодная обжигающая жидкость стекает по пищеводу в желудок и наполняет тело знакомым теплом.

Но пить было нельзя и Майкл отпил воды, прополоскал рот и сплюнул. Вытащил сигарету из портсигара, щелкнул зажигалкой и закурил. После трех глубоких затяжек ему стало легче и он стал терпеливо ждать, пока первая и вторая роты вернутся с обеда.

Вместе с повеселевшими от сытной еды его парнями пришли двадцать фермеров с косами и граблями.

– Привет, – Майкл поднялся с травы, – вас Криди прислал?

– Ага, – вперед вышел хмурый невысокий мужчина, – ты Фапгер?

– Да, – Майкл посмотрел на него, – извини, забыл, как тебя зовут?

– Джексон, – мужчина протянул ему руку и Майкл крепко пожал ее в ответ.

– Пойдем, что ли? – спросил Майкл и, не дожидаясь ответа, прокричал:

– Первая рота – сменить третью роту! Вторая рота – охранять периметр! Третья рота – в столовую и быстро обратно! Ким, за старшего!

– Понял, – громко ответил Ким Ли и подошел к Майклу.

– Ты хочешь идти в лес? – глаза Кима внимательно смотрели в глаза Майкла.

– Да, – твердо ответил Майкл, отвечая на незаданный вопрос в глазах Кима.

– Да не волнуйся, ты так, Ким, я в порядке, – рассмеялся Майкл, заметив озабоченность заместителя, – просто мне надо выйти в лес. Хочется, знаешь ли, подышать свежим воздухом.

– Ладно, – спокойно ответил Ким, ничем не выдав своего волнения, – веди себя хорошо.

– Обязательно. Первая рота – ко мне!

Дождавшись, пока все солдаты первой роты встанут в строй перед ним, Майкл проверил, есть ли в стволе карабина патрон.

– Проверить оружие – идем в лес. Наша задача – охранять людей. Первый взвод – слева, второй – справа, третий смотрит за нашим тылом. Интервал движения – два метра, переговоры вести на третьем канале. Бойцов с термооптикой попрошу быть предельно внимательными и немедленно оповещать о приближении посторонних.

Майкл повернулся к фермерам.

– Ко всем гражданским просьба – никакой самодеятельности, не уходите в лес поодиночке.

– А если отлить приспичит? – улыбаясь, спросил долговязый парень.

– А ты, что, такой стеснительный, что не можешь отлить в чисто мужской компании у всех на виду?

– Нет, – смущенно ответил парень под хохот соседей.

– Вот и ладно. Джексон, говори куда идти.

– Вон, маленько влево, я полянку вижу, вроде бы ничего полянка, – уверенно сказал пожилой фермер, прищурив глаза.

– Пошли!

Для удобства в защитной сетке каждого сектора были предусмотрены передвижные ворота, представляющие собой две стандартные панели проволочного забора, установленные на металлические платформы на колесах. Электрики под охраной солдат уже устанавливали распределительный щит у ворот и подключали к ограде силовые кабели.

На самом деле «полянка» оказалась большим лугом неправильной овальной формы, с северной стороны к полянке примыкал бурелом – несколько десятков поваленных деревьев сплелись засохшими ветвями, образовав естественное укрепление, преодолеть которое смогла бы только белка. Лес был похож на земной – раздавался щебет птиц, в высокой – по колено и выше – траве, пробегали какие‑то шустрые маленькие зверьки, похожие на крыс, почувствовав приближение людей, во все стороны разлетались насекомые, подобные нашим кузнечикам. В тени деревьев Майкл заметил мелькание крыльев бабочек. По всей поляне росли желтые цветы, похожие на мать‑и‑мачеху, наполнявшие воздух слегка приторным ароматом.

Не верилось, что в шестидесяти метрах отсюда еще три часа назад взрывались гранаты и лилась кровь.

Один из фермеров, такой же пожилой, как и Джексон, на ходу провел широкой ладонью по верхушкам растений:

– Эх, хорошая трава!

Майкл, шагавший рядом с ним, улыбнулся и сказал:

– Мы один раз в Колумбии работали, так там тоже один говорил: «Хорошая трава».

– Ну? – фермер, хитро прищурившись, посмотрел на Майкла.

– Ну, он так говорил, когда мариахуану в самокрутку набивал. Пыхнет раз‑другой и говорит «Хорошая трава».

– Не знаем, не употребляли, – засмеялся фермер. – Но, если ты интересуешься, могу поискать.

– Спасибо, не надо, я лучше табачок. Не желаешь? – Майкл протянул портсигар.

– Нет, не курю, но все равно, спасибо.

– Ну, что, начнем с богом, – остановился Джексон на краю «полянки».

– Эй, армейские, – крикнул Майкл, – оцепили полянку и смотреть во все глаза!

Наверное, это было странным зрелищем – люди косят траву посреди луга, окруженные вооруженными солдатами, пристально вглядывающимися в лес, готовыми в любой момент отразить нападение. Люди, равномерными взмахами кос рассекающие зеленый ковер, и солдаты с автоматами, нацеленными в неповинные деревья. Картина, в которой одни работают, другие охраняют, скоро станет привычной как для людей, так и для тех, кто будет с ненавистью и болью смотреть на непрошеных гостей…

* * *

…Я не отправился к нашему логову в холмах на севере, мы с моим другом Касом решили остаться вблизи Башни. Мы хотели отомстить убийцам, наша ненависть была такой жгучей, что мы не могли думать ни о чем другом. Кас отправился на юг, старательно обходя Черную выжженную Пустошь вокруг Башни, чтобы чужаки не могли его почуять. Я же вернулся к тому месту, на котором чужаки убивали нас. Я чуть не потерял рассудок от боли, терзавшей мое сердце, когда полз, крадучись, в тени деревьев, припадая к земле, как ночной пожиратель падали. Я, сейр, гордый и сильный, был вынужден уподобиться дождевому червю…

Запахи, окружавшие место смерти, причиняли мне боль. Запахи крови, смешавшейся с развороченной землей, запахи рваных ран, запахи смерти смешивались с незнакомыми резкими ароматами, – это были тоже запахи смерти, но не такой смерти, к какой мы привыкли. Сейры могли умереть от рогов или копыт не в меру смелого мойли или оленя, защищавших свое стадо. Это были запахи знакомой мне смерти. Сейры могли умереть от старости. У стариков свой запах, запах тела, которое медленно готовится к смерти. Иногда яссы рожали мертвых детенышей, это были запахи еще не родившейся жизни и преждевременной смерти.