Бунтарь (ЛП)

Генерал Роберт Ли. Уроженец Виргинии. Рабов своих отпустил задолго до войны. Профессиональный военный, в числе подвигов которого — подавление в 1859 году авантюры фанатичного аболициониста Джона Брауна. Получив генеральский чин в армии Конфедерации, до конца войны носил полковничьи знаки различия, соответствовавшие его званию в армии США.

— Вы упомянули пушки и сёдла, так? — ровным голосом уточнил генерал, — Следует ли полагать, что ваше подразделение не только именуется Легионом, но и, соответственно, включает в себя иные рода войск? [4]

— То есть? — не понял Фальконер.

— То есть, Легион состоит не только из пехоты? — вежливо объяснил генерал.

— Не только, не только! Конфедерация получит прекрасно оснащённое, отлично выученное формирование, пригодное для решения боевых задач любой степени сложности! — Фальконер умолк на миг, давая визави проникнуться грандиозностью замысла и сопутствующих расходов, а затем подпустил пышности, — Легион станет чем-то вроде Старой Гвардии Бонапарта. Элитные войска Конфедерации!

— Ясно. — невозмутимо сказал старый вояка и заговорил о том, чего так страшился Фальконер: о передаче подразделения в ведение штата.

У Фальконера имелись собственные виды на Легион, весьма отличные от убогих фантазий губернатора Джона Летчера. Ли закончил. Фальконер тоже молчал. Пауза затянулась, и по лицу генерала пробежала тень недовольства:

— Отдаёте ли вы себе отчёт, мистер Фальконер, насколько важно для нас сохранить единство в своих рядах?

Тот намёк понял и вскинулся:

— Может, вы мне ещё о дисциплине напомните?

— Дисциплина, конечно, тоже важна. — примирительно произнёс генерал.

Ссориться он не желал. Хозяин дома тоже, хотя и не отказал себе в удовольствии поинтересоваться с лучезарной улыбкой, понимает ли руководство штата, сколько стоило снарядить и обмундировать Легион?

— Я-то по скудоумию собирался дать Конфедерации полностью боеготовый Легион, но, раз уж штату так свербит… Так необходимо, я хотел сказать. Тогда пожалуйста. Тотчас, едва мне будут возмещены мои расходы. Мой секретарь, мистер Старбак, предоставит вам счета и отчёты.

Ли покосился на Старбака, и при виде поблекшего синяка в глазах его на миг блеснула искорка любопытства. Слова Фальконера не вызвали на физиономии генерала никаких эмоций, однако он всё же расставил точки над «и»:

— Рано или поздно, мистер Фальконер, вам придётся передать Легион нам.

— Придётся, а как же. Боеспособную и обученную часть. — он широко улыбнулся, — Или вы думаете, что я намерен в одиночку разгромить Соединённые Штаты?

Высокопоставленный посланец Летчера шутки не принял. Да и с чего бы ему веселиться? Поручение губернатора он не выполнил, последнее слово осталось за Фальконером. Ли вздохнул и спросил:

— Как идёт вербовка?

— Отлично. Я вверил её заботам одного из лучших моих офицеров. Мы набираем в Легион только ребят из нашего округа, как вам известно.

На самом деле не только, но Фальконер чувствовал, что слава Легиона, как формирования исключительно земляческого, не посягающего на рекрутов из соседних областей, поможет ему и дальше противостоять посягательствам Летчера.

Ли кивнул:

— А обучение? Им занимается компетентный специалист?

— Чрезвычайно компетентный! — с жаром заверил Фальконер, не вдаваясь в подробности, которые Ли, очевидно, и хотел услышать.

В отсутствие Фальконера муштровал новобранцев его заместитель и сосед, майор Пилхэм, ветеран войны с англичанами 1812 года. Хоть майор и разменял восьмой десяток, Фальконер клялся, что старикан по силе духа и неукротимости даст сто очков форы любому молодому. Пилхэм был единственным офицером Легиона, обладавшим военным опытом, по поводу чего насмешник Ридли ехидно заметил Старбаку накануне, что полдня ожидания врага и полдня драпа от него же едва ли можно счесть опытом, который стоит перенимать, ибо участие в войне 1812 года для юного тогда Пилхэма началось и кончилось под Бладенсбургом, где англичане походя разогнали американское ополчение.

Разговор больше не клеился. Фальконер поинтересовался планами военного командования штата и, получив ответ, что Ли намерен всемерно укреплять оборону, досадливо буркнул: мол, лучшей обороной Виргинии стал бы захват столицы северян, Вашингтона.

Когда Ли и капитан откланялись, Фальконер с горечью посетовал:

— О каких победах можно говорить, пока нами командуют болваны вроде этого? Видит Господь, как нам нужны юные, дерзкие вместо таких безвольных, боящихся своей тени старых бурдюков!

Он принялся расхаживать по комнате:

— Губернатору следовало бы, коль он возжаждал выцарапать у меня Легион, послать кого-нибудь позубастей!

— Газеты Ли хвалят. — нейтрально заметил Старбак.

— Интересно, за что? За то, что он не обмарал штаны при виде толпы голодранцев, которую в Мексике называют армией? Он же привык к войне, где, во-первых, надо сначала догнать самозабвенно улепётывающего противника, а, во-вторых, догнав, заставить его удержаться от бегства хотя бы до первого выстрела, чтобы с чистой совестью потом катать рапорт о победе в сражении. Ты слышал его, Нат: «Задача первостепенной важности — противодействие возможному вторжению с Севера!»

Фальконер удачно скопировал манеру генерала говорить и с яростью взмахнул кулаком:

— Задача первостепенной важности — победа в войне, не прозябание в глухой обороне! А победу может принести лишь быстрый и решительный удар по врагу! Наступать, наступать и наступать!

На глаза ему попался боковой стол с разложенными на нём подробными картами западной части Виргинии да расписанием поездов железной дороги направления Огайо-Балтимор, и Фальконер сбился. В шутке насчёт его личной войны против Севера, как и в любой шутке, имелась доля правды. Фальконер замышлял набег на железнодорожную линию, по которой в Вашингтон из западных штатов доставлялись солдаты и оружие. План рейда был проработан пока лишь в общих чертах, но Фальконера, человека увлекающегося, захватила сама идея небольшого мобильного отряда, громящего коммуникации противника, сжигающего станции, разбирающего рельсы и пускающего поезда под откос.

— Надеюсь, он не обратил внимания на карты. — с волнением проговорил Фальконер.

— Перед приходом генерала я накрыл их картами Европы, сэр. — успокоил его Старбак.

— Умница, Нат! Молодчина! Слава Богу, что мне в помощники достался ты, а не один из вестпойнтских выкормышей Ли! Может, газеты так обслюнявливают Ли из-за того, что он Вест-Пойнтом командовал? Газеты всегда любят учителишек. А я, честно признаюсь, не очень. Мой драгоценный шурин учительствует, и я бы ему в Легионе котла дырявого не доверил. Он, правда, на котёл не претендует. Он метит выше, в офицеры! А чёрта с два! Птичка-Дятел — осёл! Кретин! Олух царя небесного!

Старбаку смутно припомнились рассказы Адама о чудаковатом дядюшке — педагоге:

— Он был воспитателем Адама, да, сэр?

— И Адама, и Анны. Сейчас руководит школой округа, а Мириам все уши мне прожужжала, какой замечательный из него получится майор!

Фальконер говорил о своей супруге. Слабое здоровье принудило её давным-давно оставить свет, замкнувшись в тиши да уединении загородного поместья.

— Майор Птичка-Дятел! Ха! Даже звучит идиотски! Как же, его надо пожалеть! Он — бедный родственник! Это я бедный! Это меня надо жалеть за то, что у меня такой родственник!

Выплеснув раздражение, Фальконер остыл:

— Ладно, Бог с ним, что с дятла возьмешь? У нас и без него хлопот полон рот.

Полон рот — не то слово. Дом буквально осаждали просители. Половину из них составляли нуждавшиеся в деньгах изобретатели разного рода чудо-оружия. Вторую половину — отставники европейских армий, искавшие места офицера в Легионе. Этим отвечали, что подразделение набирается из числа жителей одного округа, и все служащие в нём, от кашевара до адъютанта, — виргинцы.