Персидские ночи

— Жень, — повернулась к ней Надя, облокотилась на подушку. — Ты если меня слушать не хочешь, себя послушай, а? Для разнообразия. Ты ж столько дифирамбов скакуну своему напела, что мне в пору влюбиться, в идеалы его зачислив.

— Я констатирую факты, которые ты упрямо избегаешь.

— Не-а, я просто другие факты вижу.

— Например?

— Пожалуйста! Он хитрый и продуманный человек, властный, гордый, самолюбивый, пылкий. Это же не букет, это гремучая смесь. В тебя влюблен? Не спорю, невооруженным глазом видно, но это-то и настораживает! Он же не влюблен, не увлечен, а безумен в своей страсти. Глаз с тебя не сводит, из рук не выпускает. И что человек, темпераментный, настойчивый, отягощенный умом, властью и богатством, имеющий большие возможности и ничем не ограниченный, в подобном состоянии может натворить? Страшно подумать, Женя. С тобой ясно – дома разберемся. Очнешься, потом еще стыдно будет. Если очнешься. А он? Думаешь, в покое тебя оставит? Ты б со стороны посмотрела, как он глядит на тебя – как на собственность! Как он на нас с Сусанной смотрит, когда мы рядом, разговариваем с тобой? Ревниво!

— На что намекаешь? Задушит меня перед отбытием в аэропорт, как Отелло? — улыбнулась Евгения. Надя нахмурилась, пожала плечами отворачиваясь.

— Ерунда, сама поняла.

— Ерунда или нет, в самолете обсудим. И мысль что он что-нибудь натворит, я спокойно допускаю, другое дело, что задушит, конечно, вряд ли. Другое придумает. Но на криминал он способен.

— С чего взяла?

— Жесткий он.

— Отца своего вспомни. Он жесткий, а Хамат, — рукой махнула, отворачиваясь. — Это у тебя стереотипы в голове бродят, ярлыки.

— Тебе он безобидным кажется, потому что ласков с тобой, так и стелется персидским паласом. Я же с объективной позиции сужу, со стороны наблюдателя.

— Ты предвзята. Беспокоишься за меня? Спасибо, но зря. Я не наивная девочка и оцениваю Хамата реально…

— Женя, ты себя реально не оцениваешь, не то, что его! Вспомни, что ты мне говорила, как только сюда приехали, и что сейчас говоришь? Сравни свое поведение.

— А ты свое сравниваешь? Ворчишь и зудишь с утра до вечера как мама родная. Просто настоятельница монастыря! — разозлилась девушка. — Что ты хочешь? Что б мы разбежались? Разбежимся через два дня без твоих усилий. Настроение портишь? Молодец! Получается.

— Не по себе мне…

— Это я заметила. Раз тебе неуютно, надо, чтоб и другим с комфортом душевным не повезло, да? Нет, я все понимаю, Надя, но твои нравоучения надоели уже, сил нет. Об одном и том же каждый день!

— Я о тебе беспокоюсь!

— Не надо обо мне беспокоиться, побеспокойся лучше об отдыхе, а меня оставь в покое! — прошла к себе Женя. Начала переодеваться.

— Ладно. Хорошо! — крикнула Надя в сторону не закрытой подругой двери. — Делай, что хочешь, слушай арии своего Хамата! Только потом не говори мне, что я тебя не предупреждала!

— О чем?! Нет, скажи конкретно, о чем ты меня предупреждаешь?! И без фантастики, пожалуйста! — выглянула, стягивая брюки.

— Элементарно, о СПИДе!

— О чем?! — Женю передернуло. — Ты в своем уме, Рыжова?! Инжира переела?!

— Ой, не делай возмущенную мину! Ты прекрасно поняла, о чем я говорю. Ведешь себя, как Джульетта: о, мой Ромео - Хамат. А твой Хамат, наверное, пол Сирии со своими достоинствами познакомил! Жен, наверняка, не меряно по всему шарику земному! Соловьем залился, перья свои павлиньи расправил, а ты растаяла: ах, ах, ах! У него на лице написано, что видел он настолько широкий ассортимент женщин, что ты и представить себе не можешь! Знает он как любую взять!

Надя била по больному, не подозревая о том. И Женя не на шутку разозлилась на нее за интуитивную меткость, на себя, за чувствительность, отсутствие должного равнодушия к ее словам и глупую ревность, которая вопреки трезвым доводам дает о себе знать. Разобраться – какое Жене дело до романов и романчиков Хамата, до тех девиц, что были с ним и будут? Она уедет через два дня, испарится в салоне авиалайнера, помахав ему крылом. У него своя жизнь, у нее своя. Но почему же так плохо, больно, жалко до слез?! Хамат тоже хорош! Зачем он приручал ее, приучал к себе, учил тому, без чего, не зная жить можно, а зная, уже сложно? Специально? Издевался?

— Спасибо, подруга родная, — поклонилась Надежде с сарказмом, обидевшись на нее разом за всех и за все. — Мало настроение испортила, так еще и весь отдых. Мерси!

И шарахнула дверью, так что косяк затрещал.

Подулась, побродила по комнате, переполненная злостью, обидой и неприязнью к себе за абсурдное увлечение и легкомысленность, и решила развеять мысли о Хамате, смыть мрачное настроение и печаль, прополоскав себя в бассейне. Переоделась и, демонстративно прошествовав мимо насупленной подруги, вышла на террасу в вечернюю полумглу южной ночи. Плюхнулась в прохладную воду и сделала хороший заплыв, надеясь избавиться от раздражения и ненужных мыслей. Куда там – главная причина ее расстройства появилась у бассейна.

Хамат с улыбкой глядя на Женю, разделся донага и бесшумно нырнул в воду. Подплыл к девушке и попытался обнять. Но та была не в настроении и не скрывала этого – оттолкнула его:

— Оставь меня в покое! — прошипела зло. Парень насторожился:

— Что-то случилось?

— Да! Хочу побыть одна!

— Я мешаю?

— Очень.

Хамату не нравился ее тон, не нравилась враждебность ее взгляда. Что могло случиться с Женей за те пару часов, что он провел с братом, вдали от нее?

— Тебя кто-то расстроил? — спросил, вновь попытавшись обнять. На этот раз девушка не только оттолкнула его, но и отплыла на приличное расстояние.

— В чем дело, Женя?

— Какая тебе разница?

Откуда столько агрессивности в голосе и взгляде? — нахмурился Хамат.

— Большая. Я хозяин этого дома, ты моя гостья. Если обидели тебя – обидели меня. Ты расстроена – расстроен я. Согласись, хочется узнать, чем, еще лучше – кто тебя потревожил.

— Ты!

— Когда же я успел, Женечка? — Уточнил, внимательно глядя на нее.

— Только что! — разозлилась сильней, чувствуя влечение к Хамату. — Ныряешь тут голышом! А может, у тебя СПИД, заразишь воду, — поспешила вылезти из бассейна, сбегая от соблазна.

— Что у меня? — удивился настолько, что брови вверх ушли.

— СПИД! — буркнула, проходя мимо него к полотенцу.

— А почему только СПИД? — улыбнулся, перехватив Женю за ногу. Девушка остановилась, глядя на него сверху вниз.

— Может и не только. И отпусти сейчас же! Мулаток хватай да жен своих.

Хамат усмехнулся, сообразив откуда ветер дует: подруженька.

— Жены из той же версии, что и СПИД? Ничего добавить не хочешь?

— Отпусти говорю, террорист! — прошипела без особой злости. Лицо и тело парня привлекали, а глаза убивали всякое раздражение на него. Хамат тихо рассмеялся и, потянув Женю к краю бассейна, вернул ее в воду. Та плюхнулась, поднимая фонтан брызг.

— Хулиган! — хлопнула его по груди, отфыркиваясь.

— Да, — заверил, глядя ей в глаза и крепко обнимая.

— Озабоченный!

— Да.

— Маньяк…

— Сексуальный, — улыбнулся ей в лицо, развязывая тесемки лифчика. Ненужная деталь улетела в заросли.

— Ты что делаешь? — прошептала Женя, не в силах больше ни сердиться на него, ни противиться.

— Маньячу, — доверительно прошептал ей на ухо. И приник к губам, а руки, лаская тело девушки, избавили ее от последней детали туалета.

— Перестань, увидит кто-нибудь, — сказала, озираясь, но из объятий не выскользнула.

— Кто? Слуги? Они без зова не являться. Твоя подруга? Она тебя расстроила?

Женя нахмурилась, покосившись в сторону дверей и окон гостиной, подтверждая догадку Хамата: Надежда активно работает против него. Зря, глупо и бесперспективно.

— Какая разница? — опять помрачнела Женя.

— Никакой, — согласился, принялся ласкать настойчивее, превращая купание в заманчивую игру. Девушка от него, он за ней. Жаркий поцелуй, вольные ласки и тело, словно не в воде, а в невесомости, и все же не выскользнешь из сильных рук, не полетишь без их нежности. И то, что кто-то может появиться, больше не отталкивало, а наоборот, привлекало, придавая особую пикантность ситуации. Женя перестала сопротивляться и отдалась во власть Хамата, наслаждаясь каждой секундой близости. Ее глаза блестели ярче звезд на ночном небе, а сердце билось в унисон сердцу парня.