Страница 5 из 55
Мне кажется, читателю весьма полезно будет познакомиться с главными героями, дабы сразу войти в курс дела и не тратить лишнего времени на отступления.
Итак —
Миссис Кентон — седая, высокая англичанка за пятьдесят. Жена скромного служащего из очень приличной фирмы. Мать двоих взрослых детей. Домашняя хозяйка. Женщина с сильным, решительным, уверенным и смелым характером. Женского равноправия безусловно не признает. Все знает, даже то, чего не знает. Обо всем имеет сугубо индивидуальное суждение, которое почти всегда совпадает со мнением ежедневной лондонской газеты «Таймс». Читает «Таймс» с юности. Обладает замечательным талантом давать советы и делать замечания. На улице у ее лица строгий неприступный вид — это потому, что мозг непрерывно занят хозяйственными подсчетами и проблемой домашней экономии. Заботы такого рода, как известно, не способствуют миловидности лица. Очень добрый человек.
Мистер Вильямс — старый философ. Разрешил мне списывать с него образ типичного патриота, что я и сделала — под псевдонимом.
Пегги Грант — худенькая блондинка. Почти ничего не ест, потому что «бока не в моде». Всегда одета в одни и те же вылинявшие джинсы и майку. Зимой еще набрасывает легкую курточку. Хозяйка очень глубоких и голубых глаз. Зубки чуть торчат вперед. Замужество считает пережитком.
Антони Слоун — инженер автомобильного завода. Бледнолицый, лысоватый человек за тридцать. Худощав. Всегда тщательно одет, умыт, выбрит. Если ассоциировать человека с каким-нибудь цветом, то Антони — синевато-серый. Здесь я не имею в виду того, что принято подразумевать под словом «серый человек», а говорю лишь о цветовых ассоциациях. Кстати, если идти по этому пути — то миссис Кентон в моем представлении коричневая, а Пегги Грант — зеленая.
Раджат Бративати — индиец, дворник, отец огромного семейства. Очень деликатный и благородный.
Гленн Браун — шахтер из Уэльса. Простой рабочий человек.
Леа Арнольд — журналистка. Типичная представительница желтой прессы. Готова, по собственным словам, «заработать на имени родной бабушки». В нерабочее время очень приятна в общении.
Остальные возможные действующие лица имеют второстепенное значение и составляют фон для главных.
Мне очень трудно самой определить жанр этой книги. Оставляю право тем, кто захочет быть моими критиками. Заранее благодарю их за все замечания, которые уже нельзя будет учесть.
Считаю все же невозможным выпускать ее в свет, не определив, что же это такое, осмеливаюсь на следующее определение: реалистические юмористические романтические патетические и саркастически-философские рассказы.
Бефстроганов с золотым драконом
Гостей я всегда любила. Помню себя лет двенадцати в радости, что завтра гости, а значит — сегодня же вечером можно будет обсосать кости от холодца, полакомиться хрящиками, особенно нежными слизистыми волокнами с поросячьих ножек. Этот же вечер приносил радость от общения с миской, взбивалкой и ложкой, только что оттрудившихся над изготовлением сладкого торта. Весь следующий день всеми нитями вязался с предстоящим событием, и, бросив школьный портфель, сладко было припасть к салатной миске, из которой только что вывалили по вазам содержимое, и она — вся твоя с ее краями, щедро облепленными остатками. В доме волнение и беготня, пахнет сразу всей приготовленной едой, а всего сильнее пахнет свежестью белая накрахмаленная скатерть, с хрустом развертываемая мамой над столом.
Вот уже стол заставлен, и отца посылают открывать бутылки, и мама отправляется переодеваться, и вот-вот зазвонит звонок у входной двери, а ты, воровским взглядом оглядев стол и не найдя на нем ни одного плохо лежащего кусочка, вдруг вспоминаешь, что ОНИ еще в кухне, стоят на столе, укутанные в полотенце и одеяло, то самое маленькое одеяльце, которым тебя укрывали, когда началась война и когда ты себя едва помнила, а голубой заяц на нем — самое твое первое впечатление от жизни, сейчас перевернутый вниз головой, — сторожит их. И ты, скользнув ладонью по зайцу, запускаешь руку под одеяло — вот он, первый попавшийся, ах, если бы с мясом, но он оказывается с картошкой, что тоже очень вкусно. Как раз в эту минуту и раздается звонок в дверь, ты вздрагиваешь, пойманная на месте преступления, и жуешь пирожок что есть мочи, и весело тебе, и смешно, и жутко, хотя точно знаешь, что наказания за это не будет, не будет, не будет!
Воспоминания порхали и кружились вокруг меня, пока я суетливо и не без волнения готовилась встретить первых своих английских гостей.
Прошла всего неделя с того дня, как мы приехали. Вернувшись накануне вечером с официального приема, муж сказал:
— Понимаешь, так получилось, я позвал гостей. Познакомился с одним англичанином, лордом кстати, он сказал, что никогда не бывал у русских и не едал наших блюд. Завтра у них с женой неожиданно оказался свободный вечер.
Я всполошилась и полезла в закрома. Селедка и шпроты — дело простое, однако же не последнее: люди, жившие прежде в Англии, давая мне советы перед поездкой, рекомендовали не забывать, что в Англии нет ничего похожего на наши селедочные засолы, а успех у них — наивысший.
Среди множества банок, привезенных из Москвы, лежала, обвивая их и благоухая, длинные низки сушеных белых грибов, из которых я приготовляю свой семейно-фирменный салат — гордость стола.
Весь вечер я трудилась: заливала грибы кипящим молоком, дабы к утру, завернутые в теплое, они разбухли и стали почти такие, как были под деревом в лесу, заводила тесто для пирожков, пекла коржи для торта. Весь следующий день, не приседая, тоже готовилась к приему: резала салаты, жарила, парила, варила. Расставляла на столе. Едва успела переодеться к приходу гостей.
Гости откушали всего. Очень хвалили. Перебегая из кухни в столовую, я едва успевала подносить. Они о чем-то говорили с мужем, даже смеялись, но я плохо соображала о чем. Уходя, гости долго благодарили, уверяя, что провели незабываемый вечер.
Через день почтальон принес изящный, конверт. Письмо содержало восхищенные отзывы и слова благодарности. В конце стояла фраза: «И еда была изысканнейшая!»
Я ликовала. Победа! Как, однако, приятно сознавать, что удалось не ударить в грязь лицом. А ведь я только приехала! То ли еще будет! Кажется, эта гостья милая, и, хотя совсем немолодая, возможно, мы подружимся: в ней есть что-то такое приятно-располагающее.
Нежно-коровьи мечтания были прерваны телефонным звонком. Миссис Кентон хотела узнать, как называется та рыбка в баночке, что я ей на днях подарила. Она намеревалась открыть баночку нынче вечером к приезду мужа из Уэльса, где он был по делам службы.
— Милая! — закричала я радостно. — Приходите ко мне чай пить!
Мне хотелось поделиться с соседкой своей победой, а также остатками яств, которые до сих пор заполняли не только холодильник, но и всю кухню.
— Да, но… сейчас еще два часа дня.
— Ах, я забыла, что тут пьют чай ровно в пять. Жду вас.
Миссис Кентон явилась ровно в пять прямо из парикмахерской, где ей тщательно завили негустые седые волосы. К приезду мужа. От нее пахло гиацинтами.
— Вы принимали гостей и прежде не посоветовались со мной? — Завитые букольки закачались, как колокольчики.
— Чего тут было советоваться, все прошло великолепно. Вот, — протянула я ей письмо, — неоспоримое доказательство моей победы.
Она мельком пробежала его и равнодушно бросила на стол:
— Письмо еще ни о чем не говорит. Надеюсь, когда они пришли, вы рассадили их в кресла и предложили слегка выпить?
— Зачем, у меня все было уже готово, пирожки остывали, я сразу позвала их к столу.
— Так! — Глубокие, блеклые глаза миссис Кентон блеснули острым светом. — Так. Полагаю, что за столом вы рассадили своих гостей удобно и продуманно с учетом пола, языкового различия и профессии?
— Никак специально не рассаживала. Их было двое, муж и жена, рядом и сидели.