Страница 44 из 101
– «Нервничать из-за своей работы» – это может означать и ад.
– Все это поверхностное и – как бы сказать? – произвольное. Это все… забыла слово…
– Факультативное.
– Не составляет жизненной реальности, необязательное. А в моей жизни все обязательное. Ребенок, муж, от этого не уйдешь. Я заперта в клетку.
– Мне бы тоже не помешало в жизни что-нибудь обязательное.
– Вы не знаете, что говорите, Брэдли. У вас есть собственное достоинство. Одинокие люди сохраняют достоинство. А у замужней женщины ни собственного достоинства, ни своих, отдельных мыслей. Так только, какой-то придаток мужа, и муж, когда ему вздумается, может впрыснуть ей в душу чувство неполноценности, точно каплю чернил в воду.
– Рейчел, вы бредите. Это очень сильный образ, но я никогда не слышал такой чепухи.
– Ну, может быть, это относится только ко мне с Арнольдом. Я всего лишь нарост на его теле. Лишенный собственного существования. И не могу оказать на него никакого воздействия. Ни малейшего – даже если бы убила себя. Он, конечно, живо заинтересуется, придумает какое-нибудь объяснение. И скоро найдет другую женщину, с которой ему будет еще легче ладить, и они вдвоем будут меня обсуждать.
– Рейчел, какие низкие мысли.
– Ах, Брэдли, ваше простодушие меня умиляет. Неужели вы думаете, что мне еще доступны такие понятия? Ведь вы говорите с жабой, с извивающимся червяком, разрезанным на две части.
– Перестаньте, Рейчел, вы меня огорчаете.
– А вы – чувствительное растение, так ведь? Подумать, что я видела в вас рыцаря!
– В таком потрепанном жизнью…
– Да вы были для меня самостоятельной территорией, неужели не понятно?
– Широкой равниной, где можно разбить одинокий шатер? Или это уж слишком далекий образ?
– Вы над всем смеетесь.
– Я не смеюсь. Просто такая манера речи. Вы могли бы лучше знать меня.
– Да, да, я знаю. Боже мой, я все испортила. Даже вы уже не так со мною разговариваете. Арнольд перетянул вас на свою сторону. Вы для него значите гораздо больше, чем я. О, он все у меня отбирает.
– Рейчел! Вы слышите? Мои отношения с вами совершенно не зависят от моих отношений с Арнольдом.
– Прекраснодушные слова. В действительности это уже не так.
– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, что именно он сказал вам сегодня утром, ну знаете, когда посылал вас…
– Как вы меня мучаете и раздражаете! Ну, сказал: «Не думай, что тебе теперь нельзя видеться с Брэдли. Наоборот, я бы посоветовал тебе поехать к нему прямо сейчас. Он там сгорает от нетерпения обсудить с тобой наш последний разговор. Поехала бы и поговорила с ним по душам, начистоту. С тобой он будет откровеннее, чем со мной. Он сейчас слегка обижен, и ему очень полезно облегчить душу. Так что ступай».
– И он ждет, что о нашем разговоре вы доложите ему?
– Может быть.
– И вы доложите?
– Может быть.
– Я не понимаю.
– Ха-ха.
– Это правда, что у Арнольда роман с Кристиан?
– Вы влюблены в свою Кристиан.
– Не говорите глупостей. Это правда, что…
– Не знаю. Не хочу больше об этом думать, надоело. Может быть, и нет, в строгом смысле слова. Мне наплевать. Он ведет себя как совершенно свободный человек, всегда так себя вел. Хочет видеться с Кристиан – и видится. Они собираются открыть вместе какое-то дело. И мне совершенно неинтересно, спят они вдобавок вместе или нет.
– Рейчел, возьмите себя в руки и постарайтесь отвечать яснее. Арнольд действительно считает, что я преследую вас вопреки вашей воле? Или он это придумал для приличия?
– Не знаю, что он считает, и не интересуюсь.
– Пожалуйста, постарайтесь ответить толком. Истина важна. Что произошло вчера вечером, после того как вернулся Арнольд, а мы были… Прошу вас, опишите все подробно. Начните с того момента, как вы сбежали вниз по лестнице.
– Я сбежала по лестнице. Арнольд был на веранде. Я проскользнула по коридору на кухню, оттуда через заднюю дверь в сад и подошла к веранде, будто только что его заметила, и повела его в сад показать кое-что, и мы там пробыли какое-то время, и все было хорошо. Но полчаса спустя появилась Джулиан и сообщила, что встретилась с вами и что вы были у нас.
– Я так не говорил. Она это предположила, и я не отрицал.
– Ну, все равно. Потом она рассказала, что вы купили ей в подарок сапоги. Признаюсь, это меня удивило. Хватило же у вас хладнокровия! Тогда Арнольд поднял так брови – знаете, как он делает. Но не сказал при Джулиан ни слова.
– Минутку. А заметил Арнольд, что Джулиан в моих носках?
– Хм! Это другой вопрос. Не заметил, по-моему. Джулиан пошла прямо к себе наверх примерять сапоги. И больше не показывалась, пока Арнольд не уехал к вам. И только тогда она мне рассказала про носки. Ей казалось, что это ужасно смешно.
– Я ведь скомкал все тогда и сунул в карманы…
– Да, да, я так себе и представляла. Кстати, вот они. Я их выстирала. Еще немного мокроватые. Я сказала Джулиан, чтобы она некоторое время не упоминала о вас при отце. Из-за того будто, что его расстроила ваша рецензия. Так что с носками вопрос, по-моему, исчерпан.
Я убрал с глаз серые влажные комки, эти неприличные напоминания.
– Ну, дальше. Что сказал Арнольд, когда Джулиан ушла наверх?
– Спросил, почему я не сказала, что вы приходили.
– А вы что ответили?
– Что я могла ответить? Я совершенно растерялась от неожиданности. Засмеялась и говорю, что разозлилась на вас. Что вы были со мной довольно несдержанны, и я вас выставила, ну и не хотела ему говорить, пожалела вас.
– Неужели вы не могли придумать что-нибудь более уместное? – Нет, не могла. При Джулиан я вообще не могла думать, а потом сразу же должна была что-то сказать. У меня в мыслях была одна только правда. И самое большее, что я могла, это сказать полуправду.
– Могли бы сказать и полную неправду.
– И вы тоже. Зачем вы дали Джулиан понять, что были у нас?
– Это верно. И Арнольд поверил вам?
– Не убеждена. Он знает, что я лгунья, он часто ловил меня на лжи. А я его. Мы оба знаем это друг за другом и миримся, как все женатые люди.
– О Рейчел, Рейчел.
– Вы сокрушаетесь из-за несовершенства мира? Так или иначе для него это неважно. Если я чем-то провинилась, ему только лучше, это дает ему моральное право еще свободнее вести себя. И пока хозяин положения – он, и пока он может понемногу подковыривать вас, ему даже забавно. Он не видит в вас серьезной угрозы своему браку.
– Понимаю.
– И он, конечно, прав. Какая уж тут угроза.
– Никакой угрозы?
– Никакой. Вы просто подыгрывали мне по доброте и жалости. Пожалуйста, не возражайте, я знаю. А то, что Арнольд не рассматривает вас всерьез как ловеласа, это вряд ли может вас удивлять. И самое смешное, что ведь вы для него очень много значите.
– Да, – сказал я. – И самое смешное, что, хоть я и считаю его в каком-то отношении совершенно невозможным человеком, он тоже очень много для меня значит.
– Так что, как видите, драма разворачивается между вами и им. А я, как всегда, – побочное обстоятельство.
– Нет, нет.
– Когда мужчины разговаривают между собой, они, естественно, предают женщин, это у них само по себе выходит, даже против воли. В том, как Арнольд делал перед вами вид, будто верит моему рассказу, было даже какое-то презрение ко мне. Презрение ко мне и презрение к вам. Но вам он все равно при этом подмигивал.
– Никогда он мне не подмигивал.
– В переносном смысле, бестолковый вы человек. Ну что ж, ладно, мой порыв к свободе был кратковременным, как видите. И кончился только жалкой бурей в стакане воды, и я снова пресмыкаюсь в грязи и ничтожестве. Снова все досталось Арнольду. О господи! Брак – это такая странная смесь любви и ненависти. Я ненавижу и боюсь Арнольда, бывают минуты, когда я готова его убить. Но я и люблю его тоже. Если бы я его не любила, у него не было бы надо мной этой кошмарной власти. И я восхищаюсь им, восхищаюсь его книгами, по-моему, они замечательные.