Страница 125 из 144
Алексеев особо отмечал предполагаемое участие графа Келлера в руководстве новыми соединениями: «Во главе Южной армии, а быть может и всех формирований, предположено поставить графа Келлера. При всех высоких качествах этого генерала у него не хватает выдержки, спокойствия и правильной оценки общей обстановки. В конце августа он был в Екатеринодаре. Двухдневная беседа со мной и генералом Деникиным привела, по-видимому, графа Келлера к некоторым выводам и заключениям, что вопрос не так прост и не допускает скоропалительных решений».
«Немецкие деньги» при финансировании новых армий крайне опасны, поскольку «берутся взаимообразно» и «составляют долг государства». «Будет ли это государственный долг, будет ли это субсидия со стороны Германии, наши деятели немецкой ориентации фактически закабаляют Россию на несколько поколений немцам». «Но еще более тревожит, — писал Алексеев Великому князю, — постановка военных и военно-политических задач новыми формированиями. Да, они должны будут вести борьбу якобы с большевиками, но наносить удары и по чехословакам, а, следовательно, и нашей Добровольческой армии, когда она выйдет на Волгу. Какое торжество немецкой политики, когда она незаметно настроит нас друг на друга, тогда как немцы в тиши будут помогать большевикам».
В заключение вышеизложенного Алексеев предупреждал Великого князя об опасности принятия поспешных политических и военных решений. «Деятели Киева и Южной армии мечтают просить Ваше Императорское Высочество стать во главе этих новых формирований. Я должен Вам с полной откровенностью осветить обстановку братоубийственной войны, в которой Вы не можете принять участие». «Мы должны, — заканчивал генерал письмо к своему бывшему начальнику в Ставке, — для предстоящей борьбы сплотить все разрозненные элементы, а не создавать искусственных преград к возрождению России»{134}.
Очевидно, под влиянием этого письма Великий князь в интервью газете «Вечернее время» заявил о возможности своего участия в войне лишь «при создании Русской армии, которой служил всю жизнь». Характерны его замечания в отношении монархического лозунга: «Единоличная власть вполне допустима, как переходная ступень к новому парламентскому строю, но полная реставрация, то есть восстановление самодержавия, послужила бы источником новых потрясений. Нельзя поворачивать колесо истории. Россия уже пережила период абсолютизма и к нему не вернется». В ответе Алексееву Великий князь заметил, что «на предложение встать во главе войск он может ответить утвердительно лишь в том случае, если это предложение будет отвечать желаниям широкого национального объединения, а не какой-либо отдельной партии». «Если меня призовет Добровольческая армия, — говорил он приехавшему в середине сентября в Крым посланцу генерала Алексеева князю Г. Трубецкому, — но против меня будет Сибирская армия, то на братоубийственную борьбу из-за своей личности я не пойду». Трубецкой, описывая свои переговоры с Великим князем, отмечал: «Великий князь… подтвердил мне то, что конфиденциально я знал уже от генерала Лукомского, а именно, что генерал Алексеев доверительно довел до его сведения, что Добровольческая армия мечтает, чтобы в известную минуту он стал во главе ее, и запрашивал его принципиального согласия, с тем чтобы оповестить его, когда такая минута настанет. Поручение дано было князю Петру Михайловичу Волконскому. Великий князь, решивший лично не принимать никого, кто являлся бы к нему с каким-либо политическим предложением, не сделал исключения и в данном случае, но через других лиц дал знать Волконскому, что принципиально он на это согласен, но ввиду особых условий, при коих в свое время состоялась его отставка (с поста Верховного Главнокомандующего в марте 1917 г. — В.Ц.), он считает нужным, чтобы призвание его к власти состоялось не иначе, как по соглашению Добровольческой армии с достаточно вескими общественными деятелями, и не носило какого-либо партийного характера…»
Отказавшись от своего права на престол в марте 1917 г., Великий князь был верен принципу принятия власти только сообразуясь с волей Учредительного собрания или другого всероссийского представительного учредительно-санкционирующего органа. Политико-партийные разногласия, которые могли бы возникнуть во время принятия им командования (подобно тому, как это было уже в марте 1917 г.), он отвергал. Этот же свой тезис о «воле народа» в восстановлении монархического строя Николай Николаевич неоднократно высказывал и находясь в эмиграции{135}.
5. Диктатура или политические коалиции. Разведка, Центры Добровольческой армии, Особое совещание
Понимая, что в военно-политическом противостоянии с советской властью необходимо опираться не только на военные круги, но и на политические структуры, Алексеев и в 1918 г. стремился сохранить контакты с группами и объединениями, сотрудничество с которыми началось еще летом—осенью 1917 г. Прежде всего это относилось к политикам, членам Совета общественных деятелей, структуры которого поддерживали Алексеева. Контакты с политиками и военными, оставшимися на территории Советской России, интересовали генерала с разных сторон. Интересовала информация о состоянии советского тыла, о настроениях среди населения. Немаловажными, по-прежнему, считались возможности финансирования Добрармии, хотя особых надежд на денежные передачи из Москвы и Петрограда, в отличие от периода конца 1917 г., генерал уже не испытывал. Следовало не только обеспечить отправку из Центра России на Юг офицеров, юнкеров и кадет, а также всех, кто готов был к «борьбе с большевизмом», но, по возможности, организовать местные подпольные центры.
В июле 1918 г. в Ярославле, Рыбинске, Муроме произошли восстания, организованные «Союзом защиты Родины и свободы». Глава «Союза» Савинков постоянно подчеркивал, что он, как член Донского гражданского совета, обязан подчиняться только генералу Алексееву. Личные контакты с Добрармией Савинков поддерживал через полковника Лебедева, передавшего бывшему «террористу» часть контактов с офицерским подпольем. Полковник Перхуров в своем первом обращении к населению Ярославля заявил о своем «командовании вооруженными силами» и «управлении гражданской частью в Ярославском районе», исходящем из «полномочий, данных мне главнокомандующим Северной Добровольческой армией, находящейся под верховным командованием генерала Алексеева».
Помимо «полномочий» Алексеев передал Союзу в январе 1918 г. 5 тысяч рублей — довольно большую сумму из тогдашней скудной казны Добровольческой армии. Первоначально считалось необходимым (на это были прямые указания генерала) «начать выступление — в связи с высадкой Союзников — на Мурмане, а также в Ярославле, Рыбинске, Казани»{136}.
Достаточно эффективно, в плане координации действий между Киевом, Москвой и Екатеринодаром, действовала группа Шульгина «Азбука» (названная так по литерам — обозначениям секретных агентов Шульгина). Формирование разведывательно-осведомительной сети началось с весны 1918 г., после того как от генерала Алексеева было получено указание о желательности образования в Киеве центра содействия Добрармии.
Авторитет «Азбуки» подтверждал разведотдел Добрармии, руководитель которого, полковник Ряснянскии, получал от Шульгина информацию о положении на Украине, о возможностях организации новых центров Добровольческой армии. В конце мая 1918 г. Ряснянскии выехал в Киев. Эта поездка стала своеобразным сочетанием работы но сбору информации разведывательного характера и распространением информации о положении самой Добрармии. В инструкции, данной ему генералом Алексеевым, предписывалось: «Войти в связь с политическими деятелями и партиями, стоящими на платформе Единой России, ознакомить их с положением и задачами Добровольческой армии и привлечь их к работе для армии… быть в постоянной связи с Милюковым… по части политической руководствоваться его указаниями в работе, а также с В.В. Шульгиным».