Страница 103 из 144
Но причины разногласий заключались, очевидно, не только в персональных различиях. Они заключались и в различном понимании методов «борьбы с большевизмом», и эта разница стала источником появления таких различных категорий участников южнорусского Белого движения, как «корниловцы» и «алексеевцы». Если Алексеев, будучи опытным стратегом, считал важнейшим условием успеха наличие серьезной военно-политической базы будущего сопротивления, в том числе — разветвленной сети различных военных и политических организаций, аналогичных Союзу офицеров, то Корнилов недооценивал роль офицерства как самостоятельной силы. Алексеев не пренебрегал контактами с известными политическими деятелями и партиями. По политическим симпатиям ему ближе были сторонники «конституционной монархии», консерваторы. У Корнилова, напротив, политические деятели вызывали недоверие.
Алексееву крайне важной представлялась финансовая основа организации, Корнилов же смотрел на финансы лишь как на средство реализации различных военных планов и неоднократно упрекал Алексеева за его «излишнюю бережливость». Показательно в этом плане отношение Корнилова к представителям т.н. Московского центра и его председателю М.М. Федорову. Представитель деловых кругов, имевший контакты и с чиновничеством (занимал должность управляющего Министерством торговли и промышленности), и с деловыми кругами (возглавлял правление Российского горнопромышленного общества), Федоров, в оценке приближенного к генералу Корнилову журналиста А. Суворина, был лишь «финансовым ничтожеством». И генерал вполне соглашался с этой категорической оценкой. Корнилов более скептически оценивал перспективы сотрудничества с «буржуазией». Тем не менее Федорову удалось стать впоследствии одной из ведущих фигур в политическом руководстве белого Юга.
В любом случае, «натянутые», в чем-то неприязненные, отношения между Алексеевым и Корниловым все же не были заметны для армейского большинства и выглядели со стороны вполне «корректными». Следует помнить, что в Белом движении Корнилов был важен не просто как лидер-стратег, а как харизматический лидер, выражавший в какой-то степени интересы новой, «свободной России». Алексеев же представлялся очень многим именно как авторитетный лидер, выражавший преемственность от Российской империи, Российской Императорской армии: именно Михаил Васильевич был последним начальником штаба Государя Императора, и доверие к нему Николая II считалось бесспорным. Интересное замечание сделал по этому поводу князь Ухтомский: «Корнилов был психологическим революционером, Алексеев был консерватором… Для Корнилова была важна не партийная принадлежность, а революционность психологии. Корниловцы были революционерами; психологически в этом заключалась вся сила, все значение и весь пафос Корниловского движения, и в этом главное его различие с “Белым движением”, детищем генералов Алексеева, Деникина, Романовского, Маркова, которое не имело революционности, чтобы идти вперед, и видело, что идти назад безнадежно, почему и топталось на месте, переступая с ноги на ногу, пока недостаток жизненности его руководителей не привел его к окончательному моральному краху»{93}.
Как считал Ухтомский, «“алексеевцами” были все те, кто стоял на платформе Офицерского союза, желавшего монополизировать за офицерством право освобождения России от большевиков, или те, кто видел в генерале Корнилове республиканца, в противоположность генералу Алексееву, считавшемуся монархистом, каковыми были и большинство офицеров армии». Но, как справедливо замечал Г. Трубецкой, «все эти печальные истории ниже памяти и Корнилова, и Алексеева… Оба заслуживают самой глубокой признательной памяти потомства, и оба самоотверженно принесли жизнь Отечеству»{94}.
И все же нужно было считаться как с казачеством, так и с политическим окружением «Алексеевской организации». В итоге в качестве властной модели был образован т.н. «триумвират» Каледин — Корнилов — Алексеев, в котором Каледин представлял интересы донского казачества и создававшегося Юго-Восточного союза, Корнилов стал командующим Добровольческой армией, а Алексеев определял политический курс. По воспоминаниям Ряснянского, «после длительных переговоров разногласия были улажены. Алексеев принял на себя финансовую часть и политическую, а Корнилов вступил в командование Добровольческой армией, как ее командующий».
Собственно, уже в первые недели формирования своей «организации» Алексеев был готов сосредоточиться исключительно на политических, дипломатических вопросах и на координации подпольной работы. Именно на его имя переводились различные денежные пожертвования и субсидии. Были сокращены также руководящие структуры, и вместо штабов Алексеева и Эрдели создавался теперь единый штаб во главе с генералом Лукомским, разделенный на строевой отдел (его возглавил будущий начальник штаба Вооруженных Сил Юга России генерал-лейтенант И.П. Романовский) и отдел снабжения (во главе с уже имевшим опыт подобной работы генералом Эльснером){95}.
Вскоре сформировалось и первое, по определению Деникина, «общерусское противобольшевистское правительство» — Донской гражданский совет. Его основой стали структуры земско-городского самоуправления и общественные организации. Предшественником Гражданского совета являлся Донской экономический совет. По своему статусу он представлял собой «частную организацию», созданную на основе бывшего Ростовского областного отдела военно-промышленного комитета, возглавляемого Н.С. Парамоновым, основателем издательства «Донская Речь». Сопредседателем Экономического совета был бывший председатель Московской губернской земской управы и первый командующий Московским военным округом полковник М.А. Грузинов. В состав Совета входили юридический, фабрично-заводской, горно-промышленный, сельскохозяйственный, финансовый и другие отделы.
Как и накануне Второй Отечественной войны, Михаил Васильевич не оставлял без внимания соответствующее «освещение» происходивших событий в прессе. Вряд ли местная ростовская и новочеркасская пресса его удовлетворяла. На Юге России следовало издавать «большую антибольшевистскую газету». В середине ноября через Щетинина им было передано приглашение приехать из Петрограда на Дон известному журналисту и издателю Б. Суворину.
Алексеев поддерживал контакты с Экономическим советом и, контролируя финансовые поступления в «кассу Алексеевской организации», был весьма заинтересован в том, чтобы деятельность военно-промышленных комитетов и земско-городских структур Юга России координировалась бы через посредство Экономического совета. Именно с санкции Алексеева уже в январе 1918 г. при армии (на основе кадров и структур местных военно-промышленного комитета и земского союза) был создан Особый комитет снабжения под руководством ростовского городского головы — бывшего председателя областного отдела Всероссийского земского союза кадета В.Ф. Зеелера. Представители деловых кругов, входившие в состав московского Совета общественных деятелей, могли, по мнению генерала, оказать эффективную финансовую поддержку начинавшемуся Белому делу. Правда далеко не все надежды на «помощь Москвы» оправдывались. Финансовые поступления на Дон не отличались значительными масштабами. Отчасти это было потому, что советское правительство с первых же недель своей работы поставило под жесткий контроль все денежные переводы и выдачи наличных средств. Но отчасти играло роль и открытое нежелание московских деловых кругов оказывать помощь «предприятию», не обещавшему очевидной «выгоды». Сестра милосердия М.Л. Нестерович-Берг обеспечивала переезды на Дон добровольцев по линии «Союза бежавших из плена». Алексеев лично поручал ей сбор пожертвований на армию. Нестерович-Берг встречалась в Москве с Н.И. Гучковым, Оловянишниковым, Коганом, другими московскими финансистами и промышленниками, но в большинстве случаев не видела с их стороны готовности к незамедлительной помощи «Алексеевской организации»{96}.