Страница 66 из 101
Он лежал в полутемной горнице, раздетый и укутанный в меха. Горло саднило, в носу свербило и так далее — полный набор, однако чувствовал он себя малость получше. Апч-хи-и!!! Вот так, не радуйся раньше времени… Кхе-кхе-е! Ой, голова, голова-а…
В поле зрения возник Нещур — морщинистый, сухонький, усталый.
— Очнулся? Что ж так рано? Тебе бы, малый, до вечера полежать.
— А я… кхе-пчхи-ой!.. Сколько времени сейчас?
— Да рассвет только брезжит. Ты лежи, лежи.
— Дедушка Нещур, мне-кхе никак нельзя, мне утром-пчхи-ой… надо в Дивном быть. Ох…
— Именно, что «ох»! Как тебя только Наум отпустил, пьяного и простуженного?
— Это не он… это я сам. Уже в дороге, — сознался Упрям.
— Смертная молодежь! — презрительно фыркнул рядом знакомый голос. — Вот они, нынешние нравы: вырваться из-под опеки, чтобы тотчас пуститься в пьяный разгул и непременно навредить своему здоровью!
Как же, Скорит! Что-то очень уж бодрый. Скосив глаза, Упрям увидел, что владыка Тухлого Городища возлежит у другой стены в обществе двух здоровых, но бледных парней с лихорадочным блеском жадности в глазах.
— Помолчал бы уж, — не оглядываясь, сказал Нещур. — Cкажи спасибо, что я позволяю тебе и твоим родичам лечиться под моим кровом. Смею уверить, это не очень приятно.
— Но это не услуга с твоей стороны! — поспешно заметил Скорит. — Только необходимость: если я скончаюсь, на тебе останется неоплаченный долг. Помощь горожан мы купили за честное золото, они, похоже, не в обиде. Правда, мальчики? — Он похлопал «лекарственных мальчиков» по плечам и заговорщически добавил: — Да и почему вам обижаться надо? Сделка-то — сплошная выгода, и ведь это у нас постоянные расценки… так что, мальчики, если желаете разбогатеть, милости просим в наш город!
«Мальчики» заулыбались, подмигивая друг другу. «Вот они, нынешние нравы», — кисло подумал Упрям и отвернулся, некстати вспомнив о тошноте.
— Он всех нас выручил, этот парень, — сказал про него Нещур. — Мы перед ним в долгу, и ты, Скорит, не меньше моего.
— Ну… чего только в жизни не бывает, — вздохнул тот.
— Между прочим, — сказал Упрям, глядя в потолок, — по дороге сюда я повстречался с ватагой разбойников и узнал, что они идут из Соловейска — угадай, куда? В Тухлое Городище!
— В Город Ночи!
— Не суть важно, хоть бы и так. К вам идут.
— Зачем?
— Да уж не услуги предлагать. Разорять людские селения. Но я их — апчхи! — напугал и заставил отказаться от этих замыслов.
Помолчав, Скорит спросил:
— Хочешь сказать, что оказал мне услугу? В обмен за помощь в башне?
— А сейчас еще вторую окажу, — посулил Упрям. — Кха-кхе!
— Вот уж не надо. На словах все герои. Как я проверю, что ты не обманываешь? За людьми это водится.
— Увидишь. Думаю, это была не единственная ватага. По словам вожака, их кто-то нанял для этой работы, чтобы ослабить Тухлое Городище. Полусотне человек такое дело не — кхе! — под силу, значит, скоро и другие подойдут.
— Н-ну, хорошо, положим, я тебе поверил. В чем же услуга?
— Я тебя предупредил, — ответил Упрям. — А ты не далее как вчера уверял меня, что это — кхе-кхе! — очень большая услуга.
— Время покажет, — процедил Скорит.
— Молодец, малый, — одобрил Нещур. — С ним иначе нельзя, он у нас такой… корыстолюбивый.
— Нечего наговаривать на больного! — невнятно донеслось от той стены вперемежку с неприятным причмокиванием.
Нещур даже бровью не повел.
— Однако перейдем к нашим делам. Твое состояние не нравится мне, отважный вьюнош.
— Пчхи! А уж мне-то как…
— Я могу тебя исцелить, но — либо от простуды, либо от похмелья. Смешивать лекарства, к сожалению, нельзя.
Ничего себе выбор!
— Что, совсем нельзя? — страдальчески протянул Упрям.
— Молодой человек, если я говорю «нельзя», это означает именно «нельзя», и ничего иного. Если бы я хотел сказать «нежелательно» или «не стоит», я употребил бы именно эти слова. Нельзя! Нет, конечно, для самоубийц годится, но есть куда более простые способы. Итак, что выбираешь?
— Ухм… — Упрям поморщил лоб, покряхтел, чихнул и выбрал простуду.
— Уважаю, — кивнул Нещур.
Ученик чародея не совсем понял, что он имеет в виду, но переспрашивать не стал. Волхв принес ему кружку горячего варева и немного еды.
— Вот и славно. Теперь часок в постели — и будешь как огурчик, — сказал волхв.
— Нет у меня часочка, — вздохнул Упрям. — Надо в Дивный возвращаться, дело государственной важности. Большой Смотр.
— А что же, Наум на него уже не выходит?
— Ой, правда, ты же ничего не знаешь! — воскликнул Упрям.
— Что-то случилось?
— Еще бы, я ведь из-за этого и приехал, то есть прилетел. Только сначала один вопрос, Нещур: ты письмо не отправил?
— Какое письмо? А, наверное, оно у гонца. Нет, вьюнощ мне было не до того. Поздно ночью я проснулся, чуя неладное, вышел за ворота и увидел княжеского посланника, преследуемого навями. Он был ранен, я помог ему спуститься с коня и увел в дом. Бедное животное убежало в испуге… Мы едва успели оказаться внутри. Нави принялись осаждать жилище, я сдерживал их, силы были уже на исходе, но подоспели упыри, а после — ты. Когда битва окончилась, я поспешил помочь тебе и гонцу, вы оба были без сознания. Посланник потерял много крови, до сих пор лежит в светелке, не приходя в себя. Да и некогда было мне заниматься письмами: его раны и твоя усталость, да тут еще за упырями уход — я так и не прикорнул в остаток ночи. К тому же очень скоро из Перемыка потянулись молодые люди, согласившиеся подзаработать на торговле собственной кровью. Этих наивных глупцов тоже следовало устроить…
— Мы не глупцы! — гордо объявил один из «лечащих» Скорита «мальчиков».
— Мы не наивные, — поддержал его второй.
— А кто же вы есть? — обернулся к ним суровый Нещур. — Усвойте, молодые люди, если я говорю «наивные глупцы», то подразумеваю именно это, и ничто иное!
— Ой, ладно, будет тебе! — скривился Скорит. — Молодежь делает деньги, как считает нужным, это ее право.
— Торговля собой — занятие недостойное!
— Да мы же не что-нибудь! — завозмущалась в голос дерзкая перемыченская молодежь. — Мы же только кровь… мы же по чуть-чуть…
— В таких делах и «чуть-чутя» достаточно, — отрезал старик.
— Вот так и губят в нас прекрасные порывы, — сказал один из «мальчиков» — тот, что назвался неглупым.
— Никакой воли, — поддержал его второй, ненаивный.
— То нельзя, это нельзя, делай, что скажут…
— Точно в глуши живем, а не в городе!
— Молчать! — рявкнул Нещур. — Молоко на губах не обсохло.
— А уже на жизнь зарабатываем! — ввернул неглупый и подставил Скориту горло: — Укуси меня.
Дважды просить не пришлось. Упрям зажмурился и услышал самодовольное:
— Вот и еще монетка мне в карман!
— И меня тоже, и меня! Ага, хорошо…
— Тьфу! — в сердцах плюнул Нещур. — Чурбаны безмозглые, возгряки!
— А что, вот дружинники тоже своей кровью торгуют— им же можно? — увлекся спором неглупый.
— Ыгы! — поддержал ненаивный.
— Дружинных не трожь, молокосос! Они землю защищают.
— Для кого? Сами-то они земли в жизни не видят. Точно. За бояр животы кладут, а кто уцелел — кошельки набивают.
— Мы так не хотим!
— Ыгы, не хотим. Каждый сам за себя, каждый своим умом, каждый к своей выгоде, — оттарабанил ненаивный. Вот иноземцы жить умеют, — завистливо протянул неглупый.
— Какие еще, леший побери, иноземцы? — бесился старый волхв.
— Да хоть вязанты, хоть венды. Разъезжают по миру, никто им не указ, всем подряд торгуют. Товара нет — на смелых выдумках наживаются. Да вот хоть из-под упырей приедет кто в Перемык, все говорят: делай деньги, живи легко.
Скорит откровенно потешался, наблюдая за перепалкой.
— Да провались они трижды, ваши иноземцы! Бесстыдники, оторва! Сами в сраме по уши, теперь к нам везут свой срам. А ну, сгиньте с глаз, позор своих матерей, стыд отцов, бесчестье дедов!