Страница 11 из 101
— Жив! — выдохнули все четверо.
— Жив, — согласился Упрям.
Ну да, из-за забора гостям не было видно, чем кончилось его падение.
— А как же… это, того… — Боярин в голубом кафтане знаками изобразил полет Упряма сверху вниз. — Ты же там…
— Крышу чинил, — сказал ученик чародея, ставя точку в разговоре, — Так вы по делу или как?
Тут Болеслава отпустила оторопь, и он рассмеялся:
— Славную смену себе Наум растит, славную! Ну, малый, ты даешь… Конечно, по делу, — посмурнел он. — И по делу тайному, а важности такой, что и помыслить страшно. Веди нас к чародею, да поскорей.
— В башню введу, а вот чародея вам не увидать.
— Что такое? — вскинулся Болеслав.
И Упрям, поборов искушение немедленно поделиться бедой, осторожно сказал:
— Болен чародей. В бреду лежит, меня не узнает. Так что я вместо него.
Бояре переглянулись, слуги тоже.
— Вот нам и кон пришел, — просипел «голубой» боярин. — Всем конам кон…
— Обожди плакаться, — поморщился Болеслав. — Можешь ты, отрок, чародея на ноги поставить?
— Стараюсь. Но получится ли, не ведаю, — ответил Упрям, отводя глаза. — Сильная хворь с ним приключилась. И очень заразная, — добавил он на всякий случай.
— Да уж, беда так беда, — протянул Болеслав. — Ладно, веди в терем. С тобой говорить буду.
— Спятил, — еле слышно прошептал «голубой», но Болеслав на него зыркнул, и он покорно замолчал.
Приняв поводья, слуги сунулись, было на крыльцо, но откатились от рыка ошуйника:
— Вы-то куда прете? Стоять тут, ждать нас!
В горнице он подозрительно огляделся и спросил:
— Кто еще есть в тереме?
— Знакомец мой, Невдогад. Он сейчас наверху, помогает мне кой в чем.
— Хорошо. Только ты, отрок, двери все же притвори, спокойнее будет.
— Может, меду вам принести?
— Давай, — согласился Болеслав. — Что-то в горле пересохло…
Из поднесенного ковша он сделал три молодецких глотка, потом сел за стол и передал питье спутнику. Тот, упавший на лавку едва войдя, сунул голову в ковш, а чудилось — в петлю. Покатые плечишки его мелко вздрагивали, точно он не пил, а лакал.
Упрям запер двери и сел напротив ошуйника. Понизив голос, тот заговорил:
— Дело у нас к чародею, как и сказано, важнее не бывает. Беда в кремле — княжна Василиса пропала: Только, чур, тебя сказать об этом хоть кому-то! Ни полслова, ни ползвука! — Болеслав опять непроизвольно оглянулся. — Пока об этом знают только мои дружинники, там все ребята надежные, ищут — мышь мимо не проскочит, языки же ровно проглотили. Всех прочих в тереме, кому ведомо сие, князь только что не под замком держит. И пока Василису не возвернем, ни единая душа лишняя ничего знать не должна. Не то, что знать — заподозрить! — Помолчав, он продолжил: — И ведь исчезла без следа. Весь кремль перерыли, весь город обшарили… хотя что я, старый, мелю — поди обшарь наш Дивный. Велик город! На одну ярмарку тьму дружинников пускать надо. Вот и послал князь меня с Непрядом к чародею, ибо человеческих сил тут недостает, чары нужны. Исчезла!
Упряму удалось сохранить невозмутимый вид, но мысли метались, как муравьи в потревоженном муравейнике. Не многовато ли исчезновений за сегодняшний день? Чья злая воля обрушилась на Дивный?
— Когда это произошло? — сам удивляясь своему ровному голосу, спросил Упрям.
— Утром. Точнее никто не скажет. Василиса нынче не в духе была, девок от себя гнала, людей избегала. Особо-то ей не поперечишь, князь был занят — да вот ты же и приходил тогда, сам, поди, видел. После хватились — а ее нет.
— Полный кон, — булькнуло из ковшика.
— А незнакомцы странные поблизости не крутились?
— Вон ты о чем думаешь! — округлил глаза ошуйник. — Нет, быть того не может, чтобы прямо из кремля да княжью дочь… А вот ежели когда сбежала она? — Он уронил седую голову на широкие ладони, но потом спохватился: — Да нет, стражу сразу известили, я сам людей отрядил на все дороги. Если даже что — не пропустят. А что за незнакомцы такие? Ты, отрок, о ком-то определенном говоришь?
— Нелюдь иноземная, — пояснил Упрям, — С Запада, из готов. Хотя по одежке их не отличишь, но морды — страшнее упырей.
— Где же ты их видел?
— Да так, видел мельком, — помявшись, сказал Упрям. — Подозрительны они мне зело. Что угорским оркам делать в Тверди? Вот и спросил.
— А Наум что про них говорит?
— А ему я сказать не успел.
— Ясно, — кивнул Болеслав. — Поспрошаю стражу. Слышь, Непряд, ты у своих обязательно вызнай, кто у нас гостит из готов да их сопредельников, или, может, еще кто-то знается с этими, как их бишь, угорскими орками. Слышишь?
— Слышу, — слизнув последние капли, «голубой» боярин со стуком поставил ковшик на стол и пододвинул к Упряму: — Еще налей.
Мед был некрепкий, но глаза у боярина помутнели — видно, не впервые сегодня прикладывался.
— А не будет ли? — осторожно спросил ученик чародея.
— Поговори у меня! — вскинулся Непряд, но тяжелая длань Болеслава пригвоздила его к месту.
— Будет! — весомо сказал ошуйник и повернулся к Упряму: — Ну так что, возьмешься ли отыскать княжну?
Упрям кивнул. Слова не шли — горло перехватило от замаячившей надежды. Искать с помощью чар учителя он действительно не мог, тут даже не в самих силах дело, это магический закон. А вот княжну, пожалуй, получится. И если в ее исчезновении виноваты такие же орки — а Упрям был в этом уверен, — то где бы ни свили они себе гнездо в Тверди, он сам впереди дружины пойдет, чтобы то гнездо разворошить, своими руками будет…
— Возьмусь, — совладав с собой, сказал он. — Принесли вы ее вещи?
— А то, — воспрянул духом ошуйник и полез в поясную суму. — Вот гребень ее любимый, отцов подарок в день солнцеворота. Вот кукла — все прочие она, как в поневу вскочила, забросила, а с этой не расставалась. И вот еще одна вещица, зело Василисой любимая, книжица бумажная с загадками. Довольно ли?
— Хватит.
В сущности, если все сделать правильно, то и одной вещью можно обойтись. Да вот только не доводилось еще Упряму людей искать, но ведь не отказываться же! Все когда-то человек впервые делает…
— Спрячь, — посоветовал Болеслав. — Не знаю, кто твой знакомец и сколь ты ему доверяешь, но кроме тебя и Наума знать про это никому не положено.
— Полный кон! — кивнул Непряд. — Налей меду, отрок. Горько на душе, налей меду сладкого. Ведь не жили еще, ведь только-только жить начали!
— Тьфу, пропасть! Налей ты ему, а то слова сказать не даст.
Упрям пожал плечами и выполнил просьбу. Помогло. Во всяком случае, разговору Непряд больше не мешал.
— Так вот, не знаю твоего знакомца, но гони его в шею, все дела оставь, Василисушку сыщи. И уж извини, но слово я с тебя взять должен, что никому не проболтаешься, что все силы положишь, но либо помрешь, либо княжну отыщешь. Клянись в том, отрок, именем князя-батюшки требую, клянись!
Либо помрешь… вот оно все как оборачивается. А и ладно! Та же бесшабашность, что загнала его недавно во взлетающий котел, и сейчас помогла без раздумий согласиться:
— Клянусь!
Да и вправду, не того ли и сам он желает? Орки поплатятся за свое злодейство!
— Добро. И вот еще что… — Почти отеческая забота промелькнула в глазах ошуйника, когда он положил руку на плечо Упряма. — Славный ты, вижу, малый и многому, должно быть, научился, но, если только задор в тебе говорит — лучше отрекись. Вот сейчас — сниму с тебя клятву, слова против не скажу, не попрекну никогда, если чуешь ты, что не справишься. А коли обманешь… карать не буду, князь покарает. Да и не в том дело. Коли обманешь — не то что мне или тебе, всей Тверди плохо будет.
Так сильно прозвучали эти слова, что по спине Упряма пробежала дрожь.
— Все понимаю, боярин Болеслав. И от клятвы не отступлюсь.
— Верю. Потрудись, малый. И помни: найти княжну надо в два, самое большее — в три дня. Потом поздно будет, — он тяжко вздохнул. — Ну что ж, поедем мы обратно. Ох, беды, беды…
Он встал и уверенным (привычным, что ли?) движением поднял под мышки расплывшегося Непряда.