Схаас

— Выходит, он пришел в замок, чтобы уберечь себя от искушения, верно? Что ж, его рассказы, хоть и неполны, убеждают. Некоторые подтверждаются моими собственными изысканиями, а иные — мнением призрака, кое из него, правда, сперва приходится клещами вытягивать, а потом уж и слушать. Но, как и вас, меня больше убеждает то, что Аннагаир в замке, а доспехи Рота по-прежнему спрятаны в лесу, хотя орки и убеждены, что эльф уже присвоил их.

— Есть еще Истер, — не без сомнения заметил Джон.

— Она с самого начала не захотела надевать их, приспособила для этого Длинного Лука. Аннагаир сказал, что наблюдал за ней. Если бы ведьма хотела отомстить, она взялась бы за меч сразу. Но нет, она просто попрощалась с возлюбленным и ушла.

— Я подумал об их более чем странных отношениях с Аннагаиром.

— Да, запутанная история. Но ведь она не мешает тебе доверять эльфу? Он не хотел разговаривать об этом, но кое-что поведал. В Истер воплотилась душа его вечной возлюбленной, потому он и оберегает молодую ведьму. Я долго не мог решить, насколько это важно для нас, но потом призрак все же отверз уста и сказал, что эльф не лжет. Это меня успокоило: значит, он и вправду не допустит, чтобы доспехи Рота достались ей… Ты не забыла, дочка, — всего лишь запарить?

Вдвоем они быстро приладили на глаз Джону новую повязку. Граф рассказал, как Аннагаир убедил орочьих вождей, что они обязаны вернуться в Закатный мир.

— С трудом верится, — сказал Джон. — Я, конечно, не знаток этого племени, но мне трудно представить себе, скажем, человека, который сбежал из тюрьмы и вернулся туда из-за того, что так сказал бывший враг.

— Для меня это тоже не совсем понятно, — кивнул сэр Томас. — Но дело в том, что они не люди. Переговоры потому так медленно и тянутся, что я все время норовлю поговорить с каждым по отдельности, чтобы лучше понять их народ. Клахар и Аннагаир, каждый по-своему, рассказывают одно и то же. Мой призрак молчит, но не опровергает ничего, это внушает мне надежду. Есть у орков, — подумав, продолжил он, — такое слово — «схаас». Сбывшееся, сущность судьбы, даже игры судьбы… я потом объясню тебе, что это означает. Хотя вряд ли тебе это нужно, но я надеюсь, объясняя, сам лучше разобраться в этом. А пока скажу одно: орки — фаталисты, для них священно то, что «схаас». Аннагаир доказал им, что заточение в мрачном, безрадостном мире — схаас, и они теперь сделают все, чтобы донести свое понимание этого до всех орков без исключения.

— Да, вы правы, сэр Томас, сейчас я всего не усвою, — кивнул Джон и прошелся по комнате. Остановившись у окна, всмотрелся в даль, скрывавшую Драконову гору. — Я свое дело сделал, теперь ваша очередь. А я отдохну.

— И то верно, малыш, отдых тебе нужен, — с неожиданной теплотой сказал граф, поднимаясь. — Ты славно потрудился. Ну оставляю вас. Доброй ночи.

— Сэр Томас, — вдруг окликнул его Джон, — я тут подумал… оставьте мне бумаги. Спать не хочется, так я посижу над ними.

— Зачем? — удивился граф. — Они уже есть, я их запомню и потом поведаю об их содержимом самому себе. Ты сам сказал: самый обычный этот самый, как его, феномен петли времени.

— Не хочу выглядеть глупее орков, — покачал головой Джон. — Не знаю, схаас или не схаас, но чему быть, того не миновать, а я желаю быть если и фаталистом, то разумным.

Кое о чем он умолчал. Разговор об орках и судьбе заставил его снова вспомнить пережитый страх, когда он заподозрил, что сломал судьбу, пытаясь ее подправить. Едва не нарушил естественный ход событий. В тот раз все обошлось, но будет ли обходиться всегда?

— Разумный фатализм? — хмыкнул сэр Томас. — Надо подсказать это словечко Клахару, он будет рад. Если желаешь знать, мечта Клахара — превратить орков из слепых фаталистов в разумных.

— Тем более негоже людям отставать.

Сэр Томас положил принесенный пакет с бумагами на стол и вышел.

Ни в какое другое время это не могло бы случиться, но и время, и место были выбраны точно.

За последние два дня Истер не сделала ничего для овладения Первозданной Силой, поскольку знала, как по словам Клахара, так и по собственным догадкам, что Сила скоро покинет землю и, значит, следует готовиться к жизни без нее. Кроме того, сокрушенная смертью Джока и занятая отныне совсем другими заботами, Истер решительно выбросила из головы прошлое, вплоть до последних дней. Она собиралась писать свою судьбу с чистого листа.

И в эту полночь она, завернувшись в плащ и положив левую руку на живот, мирно спала около источающих тепло углей. Ей снились сладкие сны о Джоке, и больше в целом мире для нее не существовало ничего.

В последний миг предчувствие опасности вытолкнуло ее из сна, она встрепенулась, но было поздно. Стальные лапы орков, причиняя острую боль, подняли девушку над землей, голову стиснул кованый обруч, на глаза легла повязка, а рот зажала когтистая ладонь. Несколько долгих мгновений Истер трясли и переворачивали, рядом звенело железо и прокатывался костяной перестук амулетов. Наконец ее бросили на землю. Справа и слева затрещал огонь, накатили волны жара.

Истер сумела не удариться в панику, хотя и была близка к ней, после того как попыталась освободиться с помощью магии. Точно раскаленные иглы вонзились в виски, все тело пробила болезненная дрожь, и она, хоть ничего подобного раньше не ощущала, догадалась, что кто-то запирает ее магию всеми возможными способами. Кто-то? Орочьи шаманы, кто же еще? Это они обвешали ее амулетами, словно священное дерево дарами, они использовали все свои силы, мешая ей сосредоточиться, и даже развели костры. Это старый и глупый, но, к сожалению, порой очень действенный метод избавиться от чар — посадить чародея меж двух огней. Он, как говорила Кора, срабатывает не всегда, но сейчас вот сработал.

Наступила тишина, нарушаемая кроме треска костров редкими шагами и тихими разговорами. Так и не дождавшись внимания к себе, Истер по-орочьи спросила:

— Что вам от меня надо?

— Жди, — сказали ей.

Ну что ж, ничего другого не остается. Истер провела языком по сухим губам.

— Дайте воды, — без надежды попросила она.

Ей не ответили. Истер села поудобнее, насколько позволяли связанные руки, и несколько раз глубоко вздохнула.

— Эй, не дури, — окликнул тот же голос. — Разве не поняла еще, что это за обруч? Мы изготовили его специально для тебя. Рассказать, что он сделает с тобой, если попытаешься колдовать?

— Ну?

Голос орка приблизился, — похоже, он сел на корточки прямо перед ней. И, обдавая смрадным дыханием, дал ответ.

Истер заставила себя сдержать стон отчаяния. Тот, кто задумал пленить ее, хорошо подготовился. Теперь, пока обруч давил голову, о магии нужно было забыть, ибо на кону стояло самое важное, что только могло быть на свете для Истер.

Орочий шаман понял ее чувства и, отходя, глухо засмеялся.

Джон честно выполнил свое намерение и просидел над бумагами до глубокой ночи. Наконец, потянувшись, все аккуратно сложил, перевязал стопку тонкой веревкой, придвинул себе чистый лист и уже взялся было за гусиное перо, как вдруг увидел рядом с чернильницей свою золотую авторучку, о существовании которой уже совсем забыл. Непременная часть экипировки «мерзких чернокнижников». Он улыбнулся и, вооружившись ею, написал: «Не поручусь за стопроцентный результат, но, насколько мне представляется, все точно. Полную гарантию даю только на план горы — он может быть сколь угодно неточен, однако мне сильно помог. Впрочем, сэр Томас, Вам еще придется выслушать многие подробности. По здравом рассуждении я решил: не могу допустить, чтобы история моего похода, даже в столь узком кругу, как наш, существовала отдельно от меня. Джон. P. S. Записываю свой вердикт, поскольку полагаю, что, зайдя ко мне завтра, Вы застанете меня еще вкушающим отдохновение в объятиях Морф…» Не дописав имени древнегреческого божества, Джон скривился, зачеркнул последние слова и поставил: «спящим». Затем подоткнул записку под веревку и положил пакет на край стола.