Схаас

— Я сделаю это сама! — с болью в голосе выкрикнула Истер. — Ну почему вы не оставите меня в покое?

— Мы предадим тело Джока земле, — ответил ей эльф. — Тебе одной это не под силу, а кто, кроме нас, позаботится об усопшем?

Юная ведьма промолчала, отведя усталый взор.

— Нужно сделать это быстро, — сказал Аннагаир драконоборцам. — Сейчас, в эти минуты, Клахар, вождь орков, ведет магический поединок с графом Рэдхэндом. Он пытается обратить свой взор к Истер и Длинному Луку, но не может этого сделать, ибо его сдерживает магия графа. Никто не увидит могилу Джока. Помогите мне, люди, нам нужно спешить.

Солнце перевалило точку зенита и стало опускаться. Тени прошли полный шаг, и Клахар, еще не восстановивший привычку определять время таким образом, не сразу сообразил, что дело идет к вечеру. Зной достиг своего пика.

Люди стояли плотной толпой, беспорядочной, но готовой на все. Вокруг них кольцом теснились орки. Когда Клахар остановился рядом с Раххыгом, люди вытолкнули вперед пожилого, лысого человечка, помнится, по прозвищу Череп, который, стянув шлем, вытер пот с головы и заявил:

— Вот, значит, господин орк, милостивый государь, уходим мы. Можете, конечно, напасть на нас, поди одолеете, да только и мы вам обещаем, что просто так не дадимся и драться, если что, станем до последнего, а вам это, я так полагаю, без особой нужды — лишних бойцов терять. Ибо у вас еще остаются дела с графом Рэдхэндом, коий никогда не давал повода сомневаться в своей силе. Что же касается Длинного Лука, то рад сообщить вам, господин орк, что мы оного вам передаем в полное распоряжение, ибо сами от него имеем решительно отказаться и власть его omnea consensu[7] низложить. Решение сие принято нами sine ira et studio[8] и пересмотру не подлежит. Забирайте, а Зеленой Вольнице он больше без надобности.

— Sic transit glora mundi[9], — сказал Клахар. — Что вам известно о нем? Только отвечай покороче.

— Известно нам, господин орк, что Длинный Лук прислуживает вам, а как мы на то никакого согласия не давали, чтоб распоряжался он нами так безоглядно, то и…

— Я спрашиваю о том, где и как его видели в последний раз, — сухо прервал его Клахар.

— А, вы об этом… Да вот ровно в полдень повстречал он троих каких-то конников, из коих один девкой был, нам небезызвестной, без всякой причины зарезал Гуччо, самого преданного ему человека, и прогнал остальных. Больше ничего не знаем.

— Где это было?

Череп перемолвился с кем-то за спиной и ответил:

— Да милях в четырех от замка, ну, может, в четырех с половиной, на северо-восток.

— Истер вы видели?

— Нет, господин орк, никто ее не видел. И ничего мы больше не знаем, незнаем, sit venia verbo[10], ни шиша, — явно довольный собой и своей латынью объявил Череп. — Так что просим ответа: будет побоище, или отпустите нас с миром?

Ответа пришлось подождать. Мрачный, как туча, Клахар смотрел поверх голов и размышлял. Вероятнее всего, что-то случилось с Ракош и Длинным Луком. Что, когда, где? Пока Клахар отводил взор Рэдхэнду, Рэдхэнд, видимо, отводил глаза ему. Вероятнее всего, Ракош и Длинный Лук мертвы. Она не дошла, он не выстоял. Эти трое путников опаснее, чем можно было вообразить. Люди Вольницы, может, и впрямь ничего не знают, лжи в словах Черепа вроде бы не чувствуется. Но главное — рассчитывать на них нельзя.

Что же делать? Перед непонятным, но могучим противником, сильным в магии и хитрым на поле боя, остаются несколько тысяч орков, чужих в этом давно забытом мире.

— Куда вы собираетесь идти? — спросил Клахар.

— Домой, — не раздумывая, ответил Череп. — Мирная жизнь — вот все, что нам нужно. Длинный Лук, к сожалению, не спрашивал нашего мнения, когда собирал поход, и собственных замыслов своих никому не раскрывал, за исключением, может быть, госпожи ведьмы, а мы люди вольные, нас такое отношение к себе не устраивает, ибо наши-то замыслы чисты и прозрачны, тайны ни для кого не составляют и ни от единого взора нами же самими, по чистоте воли нашей, не скрываются, как нелепо и противно естеству было бы сие недостойное со стороны…

Великий шаман шевельнул бровью. Выражение глаз у него было таким, что Череп, безмерно вдохновленный собственной речью, почел разумным замолчать.

— Мне жаль вас, — нарочито громко проговорил Клахар. — Длинный Лук готовит вам завидную долю, а вы в слепоте и глупости отвергаете ее. Но я не буду вас отговаривать: человеку, призвавшему меня на помощь, не нужны подданные-дураки. Как ты наверняка хочешь сказать: vox populi — vox Dei[11]. — Клахар жутковато улыбнулся, обнажая клыки. — Не вы, но боги решили, что вас не должно быть рядом с нами. Уходите. Отпустить их! — добавил он по-орочьи.

Кольцо его соплеменников разомкнулось, образовав широкий проход, и люди ринулись в него, словно под ними горела земля. Многие даже оставили свои вещи, одиноко ржала брошенная кобыла. Хотя переполох в человеческой части лагеря начался вскоре после полудня, когда незаметно проскользнули несколько человек из «личной гвардии» Длинного Лука, толком собраться так никто и не успел.

— Как думаешь, что нам разумнее всего теперь делать? — обратился Клахар к Раххыгу.

— Каждое слово вождя… — начал тот.

— Я спрашиваю твое личное мнение.

Раххыг оглянулся на возвращающихся к работе орков и сказал:

— У замка делать нечего. Нужно углубиться во владения этого Рэдхэнда, разорить все его селения, истребить как можно больше людей. Да, именно так: разбить армию на три-четыре отряда, вычистить землю, собраться и уходить дальше. Рэдхэнд будет вынужден вывести войска. Пока ему везло, но так будет не всегда. На открытом месте мы разобьем его. А если предпочтет отсиживаться и помирать с голоду, так нам же лучше. Выйдем на другого — не все же они маги — и захватим. Уж из укреплений-то нас трудно будет выковырять.

— Тебе не приходило на ум, что можно просто вернуться в Закатный мир? — тихо спросил Клахар.

— Приходило, — помедлив, ответил Раххыг, отведя глаза. — И замириться с Рэдхэндом — тоже приходило. Да только никто не согласится. Выполнят, конечно, приказ, но доверять после этого я бы ни одному орку не смог. Они пришли сюда жечь и убивать.

Разумные рассуждения — это одно, а что подскажет шаманство? Знаменитое орочье шаманство, а в общем — самая суть жизни орков? Какого пути требует сущность? Клахар прислушался к себе и с ужасом понял, что струн его сердца касается только… ур-дохт-шах. Идея, всегда созвучная сущности орков. Ур-дохт-шах, смерть для всех. Великая кровь восстановит величие орков, которое она всегда питала.

Но ведь были же уроки Закатного мира! Неужели все пойдет прахом? Где-то глубоко в себе Клахар все же нашел святую уверенность в том, что путь ур-дохт-шах безнадежен. Истреби все — и останешься ни с чем. Эта идея не была чуждой. И все орки, он знал, сказали бы то же самое… если бы не внезапный всплеск надежды на возрождение старой жизни. Еще слишком крепко сидит в крови память о былом. Еще слишком мало прожито мирным трудом.

Еще нет той великой идеи, которая собрала бы воедино и скрепила бы все понятия, связанные с жизнью спокойной, уверенной, надежной.

Ну конечно, подумалось вдруг Клахару. Сам я — достаточно ли сделал для этого? Пока существовала угроза со стороны Штурки — возможно ли было соединить войну и мир в непротиворечивое целое? Той самой Штурки, которую Клахар тайно поддерживал, веря, что образ врага так необходим….

«Моя вина, — подумал великий вождь. — Я был бы рад свалить вину на Истер и Длинного Лука, ибо слишком рано они соблазнили народы Закатного мира мечтой о возвращении. Но они же помогли истребить штурканов. Врага больше нет, можно жить спокойно. Однако и я соблазнился… чего же ждать от других?»

7

С общего согласия (лат.).

8

Глас народа — глас Божий (лат.)

9

Так проходит земная слава (лат.).

10

С позволения сказать (лат.).

11

Глас народа — глас Божий (лат.).