Курсистки

Вика все еще не могла поверить, что ее так обломали. Захотелось курить. Но одной идти в конец коридора не хотелось. Вика вышла в прихожую и громко крикнула:

– Я – курить. Кто со мной?

Не дождавшись ответа, она зло захлопнула за собой дверь. «Ну, и хрен с ними! На кой ляд контакты налаживать? Все равно скоро сбегу. Нужно только осмотреться», – подумала она. Она шла по коридору и открывала все двери подряд. «Библиотека, понятно – полки с книгами. Бильярдная с огромным экраном на стене, зачем это? Деревья в горшках, расставленные по полу – что – то типа зимнего сада?» – усмехнулась она, задержавшись на пороге. В комнате был балкон. Вика подошла к балконной двери и дернула за ручку. Она поддалась. Вика вышла на балкон и посмотрела вниз. Крутой каменистый склон заканчивался внизу канавкой. Вика прикинула глубину. «В мой рост. Блин, не выберешься из такой. Нет, это дохло», – пробормотала она.

– Смотришь пути отступления? – раздалось от двери. Девушка с теннисной ракеткой в руках смотрела на Вику и приветливо улыбалась.

– Тебе – то что?

– Год назад и я так же обследовала территорию.

– И что ж не сбежала?

– Это невозможно, забудь, – девушка посерьезнела.

– Посмотрим. А что будет, если попробую?

– Ничего, – пожала та плечами, – У нас не бьют и не наказывают. Кстати, курить собралась?

– Компанию составишь?

– Нет, я не курю.

– Что так?

– Да, здесь никто не курит. Некогда. Привет! – девушка махнула кому – то проходящему по коридору рукой и повернулась к Вике, – У меня занятия. Хочешь посмотреть?

– На фиг надо, – процедила Вика презрительно.

– Тогда – пока. Еще увидимся.

«Дурдом. Некогда ей покурить – занятия у нее. Может, старая ведьма что – то колет всем? Для счастья!», – пришло в голову вдруг объяснение, – «Тогда папочка точно ошибся, определяя меня сюда!».

Глава 13

«В этом году почти совсем не было бабьего лета», – Агнесса Бауман смотрела на рано облетевшие деревья с тоской. Этот год для нее был, пожалуй, самым непредсказуемым. Она вдруг поняла, что строить планы на будущее – смешно и грешно. Бог и так отмерил ей долгую жизнь без инвалидной коляски и старческого маразма. Единственное, о чем она молила – чтобы уйти в сознании и в одночасье.

…Она хорошо помнила отца, но совсем не помнила мать. Одно время, будучи совсем малышкой, она считала тихо сидящую в кресле у окна женщину, бабушкой. Просто потому, что у нее были седые волосы. И странный, пугающий своей неподвижностью, взгляд. Когда Агнесса подходила к креслу и осторожно дотрагивалась до руки женщины, чтобы привлечь к себе внимание, сухая, словно обтянутая бумагой рука, приподнималась с подлокотника кресла и прикасалась к ее голове. И тут же в бессилии падала обратно. Агнесса пугалась и убегала. Ей исполнилось пять лет, когда кресло опустело. Смерть матери никак не отразилась на жизни девочки. Агнесса была дочерью революционера, коммуниста Лазаря Баумана. Как позже ей рассказал отец, с ее матерью случился казус: она влюбилась в проходимца и попыталась покончить с собой из – за мук любви. Но неудачно. Перенесенный страх лишил ее подвижности и окрасил в белый цвет волосы. Но разум сделал ей поблажку, отключив ее от действительности. Отец говорил это с пренебрежением, но Агнесса видела, с каким трудом ему дается этот равнодушный тон.

Лазарь был человеком образованным разносторонне, и свою дочь воспитывал в том же духе. Агнесса училась в классе с детьми партийных чиновников, но, кроме этого, у них в доме на правах дальней родственницы жила еще папина гувернантка. Она никак не могла обойти Агнессу вниманием, что доставляло той массу неудобств: без ножа не поешь (а хочется побыстрее, подружки ждут!), громко не рассмеешься (неприличествует барышне!). И, кроме того, почти нет свободного времени: музыка, вальсирование со стулом в качестве партнера, французский, рисование никому ненужных пейзажей и прочее. Агнесса жаловалась отцу на несносную бонну, но тот только посмеивался. «Ты думаешь, что пионерка должна уметь только ковыряться в носу и громко горланить песни?» – говорил он, прищурив один глаз: такая у него была привычка.

То, что сделали для нее отец и Мария, сполна Агнесса сумела оценить только тогда, когда открыла собственную школу…

– Агнесса Лазаревна, можно? – без стука вошла в кабинет молодая женщина с туго заплетенной косой. Свободное платье или балахон, как ни назови, все равно мешком висело на худеньких плечиках, было расшито золотыми нитями по зеленому шелку.

– Заходи, Ядвига, – Агнесса понимала, что цивилизовать эту дикарку уже не получится: Ядвига основную часть жизни провела в приюте.

– Что, у нас новенькие? Сейчас столкнулась в коридоре с одной – красавица… – Ядвига произнесла это без зависти, но сделав минутную паузу.

– Софья Риттер. Что думаешь?

– Давайте посмотрим, – Ядвига достала из кармана бархатный мешочек.

– Подожди, не торопись. Сначала так.

– Как хотите, – пожала плечами Ядвига, садясь в кресло и закрывая глаза.

Агнесса в который раз смотрела, как меняется лицо Ядвиги, когда та «уходит». Черные дуги бровей и пушистые ресницы резко выделялись на сильно побледневшей коже. Кончик носа заострился, а краска на губах приобрела синеватый оттенок. Если бы не подрагивающие веки, можно было бы решить, что Ядвига не жива.

– Софья…сирота при живой матери, уже платит за ее грехи…И еще впереди… Нет любви, она не будет любить никого…все только ее. А потом все потеряет…Смерть близкого человека поможет ей…И ребенок…, – Ядвига шумно вздохнула и резко открыла глаза. С минуту она просто смотрела перед собой, а потом повернулась Агнессе.

– Не нужно было ее брать, она несет беду…, – Ядвига посмотрела Агнессе прямо в глаза.

– Я не смогла отказать отцу. Да и не хотела. Девочке нужно помочь. Доставай карты.

– Судьбу Софьи предсказать невозможно. Выбор за ней.

– Вот и посмотри, в каком месте мы сможем ей соломку подстелить.

– Агнесса Лазаревна, вы же знаете, что нам нельзя вмешиваться.

– Пусть тебя это не волнует.

– Ладно, – Ядвига разложила карты на небольшом столике, – Посмотрю этот год. Уйдут проблемы со здоровьем. Вот, я так и знала. Несчастная любовь. Уже из – за нее страдает парень. Я же говорила! – Ядвига с досадой смешала карты.

– Не кипятись, девочка. Гордей рассказал мне о встрече Софьи с Климом.

– С Кошелевым, новеньким? – ахнула Ядвига.

– Да, похоже, что это он. Гордей обеспокоен, говорит, мальчик просто в ступор впал, когда ее увидел. И у Ады он пытался о Софье спрашивать…

– Вы его кому в партнеры определили?

– К Ксении Ляшенко. На, посмотри, – Агнесса протянула Ядвиге фотографию.

– Она совсем ребенок!

– Они с Софьей ровесницы. Ну, что скажешь? – спросила Агнесса, глядя в уже разложенные Ядвигой карты.

– Очень интересная судьба. Карьера, просто взлет! И деньги. Учеба за границей, но она там не останется. Вернется домой. Ее любовь вернет, она просто не сможет жить без любимого. Но у них не все гладко будет. Личное счастье только после двадцати пяти лет. А вот своих детей Бог не даст.

– Нам сейчас с ней что делать?

– Ничего. Ей просто не хватает любви. Она будет много учиться, интерес и стимул есть. Кстати, кто – то много ее старше, словно кирпичики в ее биографию уже заложил. Его нет уже в живых, но она все время помнит об этом человеке. Но он не кровный ее родственник.

– Да, точно. Приемный дед, муж бабушки. Он воспитывал ее с детства.

– Да, наверное, с этой девочкой у нас проблем не будет. Она очень сильная. Она даже свою любовь скрыть сможет. Вот так.

– Осталась еще одна, – сказала Агнесса, пододвинув Ядвиге еще одну фотографию и вздохнув. Она ничего не могла с собой поделать, Вика Шляхтина ей не нравилась.

– Господи, просто пустой сосуд. Нет, не пустой. С мусором. Эту девочку чистить нужно. Иначе ничего хорошего из нее не получится. И еще лечить. И еще она беременна.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.