Страница 10 из 16
— Любимая! Ради чего теперь жить?!
Вироника не отвечала. Ее безжизненные пальцы потеплели. Привычная синюшность ногтей куда-то исчезла.«Ничего, сейчас ты отдохнешь и обязательно вернешься ко мне! — гладил он ее пальцы. — У нас есть целых три дня!»
Сидония знала, что эти любящие руки теперь всегда будут с ней. Они всегда будут заботиться о ней, что бы ни случилось. И пусть его снадобья ей не помогают, только бы он был рядом. Видеть его, касаться его, чувствовать его заботу — одно это придавало ей силы!
Когда Пэйтр понял, что сам не в силах поставить Сидонию на ноги, он обратился к знахарке, к той самой, что поведала ему о пленнице герцога.
— Плохие знаки, сестра! — вздохнула старуха. — Похоже, тебя опоили неведомым нам запирающим эликсиром и он подавил в тебе не только колдовскую силу, но и силу телесную!
— Что же теперь делать?! — с тревогой спросил Пэйтр.
— Здоровье мы ей вернем. Перед родной природой никакие заморские чары не устоят! А вот вернуть колдовскую силу, боюсь, не сумеем! Хотя есть способ, — она посмотрела на знахаря. — Проводи меня!
— Какой способ? — приподнялась Сидония.
— Время! Время все лечит, сестра! — обернулась старуха.
Знахарка оказалась права. Мало-помалу Сидония начала вставать. За лето она окрепла и теперь каждый день гуляла с Пэйтром по лесу.
— А ты можешь отвести меня к нашей лачуге? — однажды попросила Сидония.
— Конечно, — в его голосе появились нотки грусти.
— Тебе тоже жалко прабабушку?
Он молча кивнул.
Следы пожарища уже успели зарасти. Сидония присела и выпутала из травы уголек.
— Тут везде ее пепел! — прошептала она. — Теперь это прабабушкина полянка!
— И моих родителей тоже! — Пэйтр присел рядом.
— Как — твоих родителей?! — опешила Сидония.
— Я, конечно, не помню, я тогда только родился… — он помолчал и тихо добавил. — Эта лачуга была моим домом.
— Правда?!
— В тот год несметные полчища саранчи уничтожили все посевы в округе, и отчаявшиеся крестьяне обвинили во всем моего отца. Он тоже был знахарем, но многие считали его колдуном. — Пэйтр подвел ее к двум холмикам на краю опушки. — Голодная толпа напала на наш дом! — он прижал к себе Сидонию. — Хорошо, что неподалеку собирала травы твоя прабабушка. Она прибежала на шум и отобрала меня у озверевших крестьян.
— А родители?
— Родителей забили палками.
— Бедненький! — Сидония еще крепче прижалась к нему.
— Твоя прабабушка перебралась из своей землянки сюда и вырастила меня. Она передала мне все свои знания, и теперь настало время доставить их по назначению.
— По назначению?
— Они по праву принадлежат тебе!
После похода на пепелище началось приобщение Сидонии к миру потусторонних сил. С замиранием сердца она слушала своего наставника.
— Людские порывы, несущие гнев или любовь, печаль или радость, добро или зло, не исчезают бесследно. Они изливаются в окружающий мир в виде сгустков невидимой энергии, — рассказывал он, охватывая руками небо. — И если белая энергия расплескана везде — только протяни руку, то черная сливается в могучие потоки и уносится ввысь. Кто владеет искусством управлять этими потоками, тот владеет миром! Ведьмы издревле используют жертвоприношения и ритуалы для привлечения этой энергии. Придет время, и ты тоже сумеешь обуздать эти потоки… — тут он запнулся и поправился: — Когда чары заморского эликсира падут.
— А когда они падут?! — с нетерпением спросила Сидония.
— Никто не знает, как скоро, — поникшим голосом произнес Пэйтр. — Но старая знахарка подсказала, как можно поторопить возвращение твоей колдовской силы. Правда, это не просто!
— Не томи! — загорелась она.
Пэйтр замолчал и потупился.
— Ты что?! — Сидония заглянула ему в глаза. — Это что-то неприличное?
Тот молча кивнул.
— Что бы это ни было, я согласна!
— Нам нужно родить дочь! — прошептал он себе под нос.
— Нашел неприличное! — она обняла его и чмокнула в щеку.
— Но…
— Никаких но! Я готова!
— Знахарка предупредила, что это чревато непредсказуемыми последствиями.
— Какими?!
— Смешение крови наших колдовских ветвей может привести к удивительным свершениям, но может принести и великое горе! Наша кровь несет два начала: доброе и злое. Мы оба можем и помогать людям, и творить зло. В нас добро и зло уравновешивают друг друга. Ребенку же, который унаследует два одинаковых начала, суждено стать либо белым магом, творящим только добро, либо черной ведьмой, способной только на зло.
— Я не против слияния наших ветвей! — она вновь обняла его и впервые поцеловала в губы.
Поцелуй был страстным и долгим, как их будущая жизнь. Она верила своему избраннику и с надеждой ждала своей избавительницы от чар заморской ворожеи. Шли годы, и надежда стала угасать.
— Против законов природы ничто не устоит! — ободрял роженицу муж, принимая их пятого сына.
И вера Пэйтра в силы природы не подвела. События стали развиваться стремительно после того, как они явили миру шестого ребенка. Их будущее чадо долго отказывалось появляться на свет и пересидело в утробе матери почти целую луну.
— Уж не пытается ли природа разрешить меня под самый шабаш? — волновалась Сидония.
Была середина апреля, и вихри черной энергии уже поджидали своих повелительниц у облюбованных горных вершин. Была такая вершина и в Померании. Далеко за речными просторами Эльбы возвышалась Лысая гора. От постоянных визитов темных сил все живое давно покинуло ее зубчатые хребты, и гора красовалась своей гранитной наготой. Ее обнаженные склоны наводили ужас на местных жителей, и они обходили гору десятой дорогой.
Каждый год Сидония отправлялась туда на шабаш в надежде, что сила Лысой горы ускорит ее избавление от заморских чар.
— Не дай бог, ты там разродишься: гора погубит младенца! — не отпустил ее в этот раз Пэйтр.
Да она уже и сама понимала, что не дойдет. Странное ощущение качки усиливалось с каждым днем. Она никогда не была на море, но в последние дни снова и снова видела себя на палубе огромного корабля. Могучие океанские волны все сильнее раскачивали перегруженный галеон. Глядя на исчезающий за горизонтом берег, она чувствовала, как вместе с родной землей исчезает и ее магическая сила. Клубком скрученной энергии Сидония катилась прочь от родных берегов, разматываясь и уменьшаясь с каждым новым оборотом.
— Не надо никакой Америки! — бредила она. — Мы там все погибнем!
Похоже, ее послушались, и корабль разворачивался в сторону родных берегов. Мощные волны атаковали беззащитный борт меняющего курс судна, вызывая невиданную доселе качку. Сидонию швырнуло в бушующий океан. Но черная пучина не поглотила ее, а плавно закачала, совсем как руки мужа, когда он радостно кружил ее после рождения первенца. Мягкие покачивания сладко убаюкивали. Сквозь полудрему она чувствовала, как на плечи надели хомут и потянули вниз, пытаясь сгладить ее огромный живот.
Вдруг пронзительный крик вернул ее в светлицу. Она открыла глаза, все еще не понимая, где находится. На ее груди лежала новорожденная девочка и громко возвещала миру о своем появлении. Как только перерезали пуповину, все тревоги и волнения родителей словно рукой сняло. Пэйтр склонился над малюткой и вместе с измученной мамашей блаженно улыбался. На душе у всех было легко, как никогда в жизни. Приглушенные споры за окном неожиданно смолкли. Братья новорожденной разом позабыли о своих детских распрях и с неведомым прежде наслаждением прислушивались к сердитым крикам долгожданной сестренки.
— Это она! — выдохнул отец.
— Да, это она! — вторила мать. — Я назову ее Венди, и вместе мы отомстим нашим гонителям!