Страница 21 из 117
— Волнение мешает мне говорить, — начал Король скорбным голосом. — В толпе прозвучали страшные слова… Меня, отца всех кроликов, обвинили чуть ли не в предательстве.
— Не чуть ли, а именно в предательстве! — выкрикнул из толпы Возжаждавший.
— Пусть будет так, — неожиданно уступил Король, — я выше личных оскорблений, но давайте выясним, в чем дело…
— Давайте! — кричали из толпы.
— Долой! — кричали другие. — Чего там выяснять!
— Итак, — продолжал Король, — почему Глашатай попал на Нейтральную Тропу? Да, да, я лично его послал. Но для чего? К сожалению, друзья мои, по сведениям, поступающим в нашу канцелярию, резко увеличилось количество кроликов, без вести пропадающих в пасти удавов. Из этого неминуемо следует, что удавы в последнее время обнаглели. Возможно, до них дошли слухи о новых теориях Задумавшегося, и они решили продемонстрировать силу своего смертоносного гипноза. Что же нам оставалось делать? Показать врагу что мы притихли, впали в уныние? Нет и нет! Как всегда, на гибель наших братьев мы решили отвечать сокрушительной бодростью духа! Нас глотают, а мы поем! Мы поем, следовательно, мы живем! Мы живем, следовательно, нас не проглотишь!
(В этом месте раздались бешеные аплодисменты Допущенных к Столу и Стремящихся быть Допущенными. По какой-то странной ошибке позднее во всех отчетах об этом собрании эти аплодисменты были названы «переходящими во всеобщую овацию». Возможно, так оно и было рассчитано, потому что Король в этом месте остановился, может быть ожидая, что аплодисменты перейдут в овацию. Но аплодисменты, не переходя в овацию, замолкли, и Король продолжал говорить.)
— …И вот наш Глашатай с песней был послан на Нейтральную Тропу, где он должен был, как это, кстати, записано в нашем королевском журнале, пропеть в ритме марша текст на мелодию «Вариации на тему Бури»!
— Текст! Текст! — бешено закричали кролики из толпы.
Некоторые из них свистели в пустотелые дудки из свежего побега бамбука. Это считалось нарушением порядка ведения собрания и каралось штрафом, если королевская стража находила свистевшего. Но в том-то и дело, что стража обычно не находила свистевшего, потому что свистевший тут же съедал свой свисток, если к нему приближалась стража.
— Текст, собственно говоря, сочинил наш придворный Поэт, — сказал Король, озираясь, и, как бы случайно найдя его в числе Допущенных к Столу, кивнул ему. — Пусть он зачитает свой божественный ритм…
Поэт уже давно рыдал о судьбе Задумавшегося, проклиная в душе коварство Короля, который навязал ему написание этого стихотворения. Но ему надо было думать о своей судьбе, и он, продолжая всхлипывать по поводу гибели Задумавшегося, быстро сообразил, кстати, не без намека Короля, как выпутаться из этой истории.
Он вышел вперед и заявил:
— Текст, собственно говоря, условный… Он должен был прозвучать…
— Мы не знаем эти тонкости, — перебил его Король, — ты зачитай кроликам то, что ты написал.
— Пожалуйста, — сказал Поэт и с каким-то презрительным смущением задергал плечом. — Собственно говоря, я хотел предварить текст некоторыми пояснениями. Мне удалось найти своеобразный фонетический строй, который своей угнетающей бодростью давит на победную психику удавов, то есть я хотел сказать…
— Текст! Текст! Текст! — закричали кролики и засвистели в свои бамбуковые свистульки. — Не надо ничего объяснять…
— Я, собственно говоря, хотел предварить, — сказал Поэт и, еще раз дернув плечом, прочел:
Вот, собственно, что он должен был пропеть, разумеется, на мелодию «Вариации на тему Бури».
Поэт сел на свое место, поглядывая на небо в поисках случайного буревестника.
— Вариации вариациям рознь, — грозно подхватил Король его последние слова и, обратившись к Находчивому, спросил: — А ты что пел?
— Это же самое, — пропищал Находчивый, потрясенный предательством Короля и Поэта.
Как и всякий преданный предатель, он был потрясен грубостью того, как его предали.
Он не мог понять, что грубость всякого предательства ощущает только сам преданный, а предатель его не может ощутить, во всяком случае с такой силой. Поэтому любой преданный предатель, вспоминая свои ощущения, когда он предавал, и сравнивая их со своими ощущениями, когда он предан, с полной искренностью думает: все-таки у меня это было не так низко.
Не успел потрясенный Находчивый пропищать свое оправдание, как сверху раздался голос мартышки.
— Неправда! — закричала она, свешиваясь с кокосовой пальмы. — Я все слышала, и моя дочка тоже!
— Мартышка все слышала! — закричали кролики. — Пусть мартышка все расскажет!
— Братцы-кролики, — кричала мартышка, глядя на воздетые морды кроликов, — друзья по огородам туземцев! Мы с дочкой сидели на грушевом дереве возле Нейтральной Тропы. Я ее обучала вертикальному прыжку… Я ей говорю, чтобы при вертикальном падении прочно захлестывался хвост…
— Не надо! На черта нам сдался твой вертикальный прыжок! — стали перебивать ее кролики. — Ты нам про дело говори!
— Хорошо, — несколько обидевшись, кивнула мартышка, — раз вы такие эгоисты, я это место пропущу. Так вот, обучаю я дочку… и вдруг слышу — по тропе идет Глашатай и поет такую песню:
В толпе кроликов раздался страшный шум возмущения, свист, топанье.
— Предатель! Предатель! — доносились отдельные выкрики. — Некто — это наш Задумавшийся!
— Я сразу же поняла, что он предает Задумавшегося! — закричала мартышка. — И тогда же плюнула ему в лицо!
— Молодец, мартышка! — закричали кролики. — Смерть предателю!
— Так исказить мой текст! — воскликнул Поэт, в самом деле искренне возмущенный искажением своего текста.
Он дважды предатель, подумал Поэт, исказив мой текст, он предал меня, а потом уже предал Задумавшегося. Почувствовав себя преданным, он окончательно забыл о своей доле вины в предательстве Задумавшегося: какой он предатель, если сам предан!
Король гневно смотрел на Находчивого. Кролики постепенно притихли, ожидая, что он скажет ему.
— Значит, — мрачно обратился к нему Король, — ты так пел:
— Да, — еле слышно признался Находчивый.
— А разве я тебя учил так петь?
— Нет, — начал было Находчивый испуганно, — вы просили…
— Молчи! — крикнул Король. — Отвечай перед народом: ты внес отсебятину в текст или не внес?!
— Внес, — сокрушенно кивнув головой, подтвердил Находчивый. Ведь он и в самом деле пропустил в третьей строчке слово, на котором настаивал Король.
— Внес отсебятину, — с горестным сарказмом повторил Король. — Куда внес? В королевский текст? Когда внес?
Именно сейчас, когда, с одной стороны, напирают удавы, а с другой стороны, никогда раньше опыты по выведению Цветной Капусты не были так близки к завершению.
— Король не виноват, — закричали кролики с удвоенной энергией, радуясь, что им теперь не надо бунтовать, — да здравствует Король! Негодяй внес отсебятину!
— Почему внес? — закричал Король, вытянув лапу обвиняющим жестом. — Не мне отвечай, отвечай всему племени!
— Братцы, помилосердствуйте, — закричал Находчивый, — каюсь! Каюсь! Но почему так получилось? Я все время думал над тем, что нам рассказал Задумавшийся. Мне очень, очень понравилось все, что он нам рассказал про гипноз. Я ему поверил всем сердцем. И я решил: чем быстрей он докажет нашему Королю и нам, что он прав, тем лучше будет для всех. Я же, братцы-кролики, не знал, что так получится…