Козы и Шекспир

— Ничего особенного у нее не было, — отвечал я взглядом. На это он ответил длинной тирадой.

— С твоей проверкой ты пустишь хозяина по ветру, хотя туда ему и дорога! Если он хочет избавиться от меня, мог бы прямо мне об этом сказать, а не подсылать шпионов!

— Да я здесь от нечего делать! — отвечал я гримасой скучающего бездельника.

— Знаю, знаю, почему ты здесь!

Мы так хорошо друг друга понимали, что я пустился на гасконскую шутку, которую он, к сожалению, не понял. Вернее, понял совершенно превратно.

Как раз в дверь входила арабка. Я властно показал на арабку, он проследил за моим взглядом, но подумал, как впоследствии выяснилось, что я ему показываю на дверь. Потом я ткнул пальцем в него. Потом я ткнул пальцем на покупательниц, выходящих из магазина, и соединяя их с собой, ткнул пальцем на себя. Кажется, яснее не выразишься.

— Вы проверяете бомбисток, — сказал я всеми жестами и взглядами, — а я буду проверять выходящих с покупками! Так дело пойдет быстрее!

Он воспринял только смысл моей руки, показывающей ему на дверь, а все остальное не понял. От возмущения он побагровел и даже, не проверив, пропустил в магазин арабку. Первый раз. Счастливица ничего не поняла.

— Как?! Ты приказываешь мне уходить из магазина?! Ты что, хозяин? Наглец!

— Ради Бога, все остается по-прежнему! — крикнул я ему взглядом и успокоительными движениями обеих рук постарался восстановить мир.

А между тем, покупательницы все чаще ко мне подходили, и он явно ревновал. Я вынул сигарету и, поймав его взгляд, попросил:

— Можно я пока пойду покурю, а вы подежурьте?

Отчасти я этим хотел смягчить ужасное впечатление от своей гасконской шутки, хотя весь ужас ее заключался в том, что он ее превратно понял. С другой стороны, я этим хотел показать ему, что не дорожу своим местом. Во всяком случае — не очень дорожу.

— Идите! Идите! Нечего у меня спрашивать! — сухо ответил он взглядом. Мне показалось, что он перешел на вы в знак полного отчуждения. Я вышел, покурил сигарету, бросил окурок у мрачно завинченной урны и вернулся на свой пост.

Увидев меня, он сам вынул пачку сигарет и показал мне:

— Я тоже пойду покурю, раз уж меня собираются заменять.

— Идите, курите! — энергично кивнул я ему. — Я пока подежурю за вас! Да мы могли бы и вместе пойти покурить! Гори ваш хозяин огнем!

Я подпустил социализма, чтобы угодить ему Но он сурово отстранил мой некоторый порыв последовать за ним. Подпущенный мной социализм, по-моему, он вообще не заметил. Мы стали хуже друг друга понимать.

— Уж ты горевать не будешь, даже если я совсем не приду! — ответил он взглядом и молча удалился.

Женщины проходили мимо меня, уже не раскрывая сумки, а только делая вид, что пытаются раскрыть. Отмашкой я отправлял их в сторону двери, и они, не забыв поблагодарить, удалялись. А некоторые, между прочим, проходили мимо меня и не думая раскрывать сумки и даже не делая вид, что раскрывают. Они, гордячки, просто не замечали меня. Черт его знает, что у них за порядки! Классовое общество!

Две женщины, раскрыв сумки, подошли ко мне. Одна из них по-русски сказала другой:

— Посмотри, чем этот здоровый лоб занимается! Тоже мне работа! А валюту, небось, гребет!

— Дай Бог мне столько здоровья, сколько он имеет от воровок! — мгновенно умозаключила вторая.

— Я работаю бесплатно, — ответил я по-русски с некоторой обидой. Я сказал это, скорее всего, чтобы не давать им распутывать на моих глазах сложный клубок своих отношений с воровками. Та, что сказала про воровок, опустила глаза и больше не вымолвила ни слова. Можно было понять — пристыжена. Но можно было понять и так: скромно остаюсь при своем мнении.

— Ой, извините, — воскликнула первая, — вы эмигрант? Но почему же бесплатно работаете?

— Стажировка, — сказал я. — Проходите!

— Спасибо, — поблагодарила она, закрыв сумку, в которую я даже не заглянул, — дай Бог вам доработаться до заведующего отделом!

— Надеюсь когда-нибудь, — ответил я, — хотя это и нелегко. Конкуренция.

— А конкуренция большая?

— Большая, — сказал я, — вот даже здесь, хоть я и бесплатно работаю, второй контролер терпеть меня не может. — Уйди, — говорит, — чтобы глаза мои тебя не видели!

— Он боится, что вы на его место сядете?.. Вернее, станете?

— Очень боится, — подтвердил я ее правильную догадку.

— А вы вместе начинали работать? — спросила она, что-то соображая.

— Нет, — сознался я, — он раньше. Лет на пятьдесят. Но я же готовлюсь к повышению. Я ему говорю: — Чего ты нервничаешь, старик? Я здесь временно, временно.

— А он что?

— И временно видеть тебя не хочу!

— Какой сердитый, — удивилась она, а потом, посмотрев на свою молчаливую подругу, вспомнила. — Он, конечно, получает с воровок и думает, что вы ждете свой процент! Какой же вы наивный!

— Да не жду я ничего! — воскликнул я голосом человека, уставшего от преследований, — мне сказали: осмотритесь, привыкайте к публике, а потом мы вас возьмем продавцом. Я ведь с образованием приехал…

— А он?

— Какое там образование! — вспылил я. — Церковно-приходская школа! Католическая, конечно.

— А рэкетиры у вас бывают? — неожиданно спросила она, так что я даже слегка растерялся.

— Насчет рэкетиров не знаю, врать не буду, — сказал я, — но бомбисток полно.

— Каких еще бомбисток? — насторожилась она.

— Арабских, конечно, — ответил я, но тут же успокоил ее. — Сегодняшние уже все перехвачены.

Она успокоилась и огляделась.

— Что-то я вашего напарника не вижу?

— Он как раз пошел бомбисток сдавать в полицию.

— Вам даже и за опасность должны были платить! — воскликнула она.

— Стажировка, — напомнил я свой крест, — не положено.

— А как у вас с языком? Понимаете французов?

Опять язык! Видимо, то, что они меня понимают, она не сомневалась. Я снова вспомнил своего старика.

— Психологически да, — сказал я твердо, — а так нет.

Она сильно призадумалась.

— Но потом вам эту бесплатную работу зачтут? — спросила она, переходя на более понятную тему.

— Сомневаюсь, — вздохнул я.

— Я думала только у нас не выплачивают зарплаты. Но у нас хоть обещают, — сказала она и, уходя с подругой, заключила: — Жестокий мир.

А между прочим, после того как старик вышел из магазина, арабки, словно того и дожидались, стали прямо-таки вламываться в дверь. Если старик был недалеко от входа, он не мог их не заметить. Глупо было бы предположить, что он отправился куда-то в поисках незавинченной урны. Так в чем дело?

Я вдруг догадался, что старик пошел ва-банк! Мол, если уж меня выгоняют, пусть арабки взорвут магазин вместе с его посетителями и шпионами!

Довольно эгоистическое решение, подумал я, с некоторым унылым облегчением следя за удаляющейся в глубь магазина последней бомбисткой.

Помещение очень большое, подумал я с надеждой, но и бомбисток ворвалось сколько! Если бы они действовали одновременно, они бы могли бы свалить Эйфелеву башню. Вот и шли бы туда. Я вообще сильно усомнился в правильности моего решения войти в магазин.

Но старик оказался героичней, чем я думал. Он вскоре вошел в магазин и с решительностью самосожженца занял свое место. По выражению его лица я понял, что он продолжает дискуссию, может быть, даже подключив к ней и своего хозяина. Я посмотрел на него. Он ответил мне гневным и как бы бесшабашным от отчаянья взглядом:

— Бесстыжий! Еще такой здоровый мужик, а отнимаешь работу у старика!

Я хотел успокоить его взглядом, но тут заметил, что приближаются моя жена и ее приятельница. Жена, увидев меня, радостными восклицаниями давала знать об исключительно удачных покупках.

— Что так долго? — упрекнул я их, когда они подошли.

— Да ты только посмотри, что мы купили! — оживилась жена и стала вытаскивать из сумки и показывать мне свои покупки.

Тускло одобряя покупки, я рассеянно оглядел их. И тут вспомнил своего старика и посмотрел на него.