Экипажи готовить надо

- Ну? - властно спросил Князев, не отрываясь от бумаги. - Жду.

Это "жду" вернуло старшего на землю. "Помечтали и хватит, - невесело усмехнулся он в душе над самим собой. - Ты меня как-то задел за живое, Иван Ильич, обозвал "любителем жареного". Ты-то, мол, Юра, почему в стороне, почему меня не поддерживаешь?.. Почему? Да потому, во-первых, что я не знаю тебя. Не знаю, что ты за личность, что тобой движет, какая пружина? А во-вторых, ты ведь птичка залетная, гастролер… Навыдавал лозунгов, идей, блеснул и… сделаешь ручкой. А мне ведь с ними оставаться, с Васей и всей его братией… Да, конечно, я их презираю, да, да. Но я уже с ними связан, все мы тут одна гоп-компания… Выступить открыто против них? Порвать? Плюнуть на все и уйти из лагеря?.. Нет, на это я, видно, не способен. Я не герой и не самообольщаюсь на этот счет…"

- Ну? - все так же властно повторил начальник лагеря и уставился на Филимонова.

- Вытурить из лагеря двоих-троих, - сказал физрук и грохнул кулаком, обрызганным веснушками, в подлокотник кресла, - остальные успокоятся…

- Ты, Эдя, Пришибеева знавал? - спросил старший.

- Пришибеева? - попытался вспомнить физрук. - Вроде нет, а что?

- Да так…

- Ну, а что наш философ, предложит? - и холодноватые глаза начальника из-под мохнатых бровей уставились на Юрия Павловича.

- Надо, наверное, чем-то интересным занять пионеров, - пожал плечами Юрий Павлович, - тогда они и перестанут бузить… А что у нас есть интересное?.. Военная игра запланирована на вторую смену. Провести сейчас. Военная игра всегда захватывает пацанов. Вспомните, в прошлом году после игры они еще дня два шумели: все обсуждали, что было и как. А потом… военная игра перемешает "и ваших и наших"… Помните двух блондиночек? Были подружками - водой не разольешь, а попали в разные армии и после игры так поспорили, что и здороваться перестали… Причем, во главе воюющих группировок надо поставить Эдю и Кувшинникова. И Эде, конечно, надо победить: мальчишки любят генералов-победителей…

- Возьмешь участок у болота, - Князев повернулся к физруку, - там всегда побеждают. Потому что сзади болото, понимаешь, прикрывает с тыла. А в наступление можно вдвое больше "солдат" послать, понял?

- Запланирована эта игра на вторую смену, - пробурчал Филимонов, - на второй и провели бы…

- Проведем завтра же! - оборвал его Князев. - Подрастрясешься, а то совсем заспался, понимаешь! А потом спартакиаду еще организуешь. А там и до конца смены считанные дни… Сообразил? Если нет, соображай…

Юрий Павлович, как бы со стороны наблюдая и за собой, и за своими собеседниками, иронизировал и над собой, и над ними. "Заговор обреченных, - думал он. - Стратеги!.. Эде надо победить. Эх, нашему да теляти… Не видать тебе, Эдя, лаврового венка победителя, как своих ушей!"

Князев, между тем, поднялся из-за стола, прошелся по кабинету и даже запел потихоньку:

Не горюй о цветах, о цвето-о-очках…

Сладко потянулся и напомнил физруку и старшему, собравшимся уходить:

- Сегодня не опаздывать. Сразу после планерки… У Фенечки день рождения…

- Там же? - спросил Юрий Павлович, лениво позевывая.

- М-гу, - кивнул Василий Васильевич. - Эдя возьмет у сторожа лодку и сплавает…

- Давайте бумажки. Я что! Я всегда пожалуйста. - Физрук смахнул со стола две десятирублевки и спрятал их в нагрудный карман спортивной куртки.

Глава 16

Сразу же после планерки Иван незаметно отделился от шумно переговаривающихся вожатых, вышел через лесную калитку за лагерь и, светя фонариком, направился вдоль забора к заливу. Здесь, над обрывом, насобирал беремце сушняку, сложил костерок и растянулся подле него на земле. Некоторое время лежал и слушал шорох волн под обрывом, сипение сосен и потрескивание веток на огне.

Все рушилось… На планерке вдруг объявили о военной игре. А он-то, Иван, надеялся в конце смены провести поход, ребят настроил, с самого начала смены настраивал, думал о походе постоянно, и вот те на. Игра, а потом еще и спартакиада.

После разъяснения физрука Филимонова, что это предполагается за игра, они трое - Иван, Зоя и Таня Рублева - выступили против. Драчка, - говорили, - не игра будет. Таня яростно отстаивала свой вариант игры, она это здорово себе все представляла: большой район военных действий, различные рода войск, орудия, фанерные танки, укрепления, ходы сообщений, разведка, ночные действия, ракеты, рейды в тыл врага, взятие "языка", прорывы линии обороны. Ничего этого не будет, будет банальная борьба за знамя, как в прошлом году, как в позапрошлом, как десять лет назад.

И не так бы надо было Таню поддерживать, энергичнее надо было! Не ожидал он этой игры, никак не ожидал и просто растерялся, когда понял, что поход срывается. Заговорить же о походе не решился: начальник лагеря и так рта не давал раскрыть. И уж неприятнее всего то, что добрая половина вожатых была за игру завтра же, то есть против Таниного варианта. Вожатые прямо в восторг пришли от этой игры, от предстоящей спартакиады…

"Плохо, - думал теперь Иван, подбрасывая ветки в разгорающийся костерок, - что нас всего четверо. Да, конечно, времени не хватает, да, конечно, дел невпроворот, и все-таки надо было поговорить с другими вожатыми, увлечь их. Теперь вот плакал мой поход. Натрепался, наобещал ребятам!.."

Иван подтянул под себя ноги, сел по-турецки. Нет, неудобно, ноги сразу же устали. Опять лег животом на траву. Ничего-то, - думал он, - по сути и не сделано, все в самом начале. Карту не докончили, эстафету провели, но как плохо, неумело! Плавать многие так и не научились.

"Ребят как следует не знаю до сих пор. А ведь каждый из них на что-то да способен, в каждом есть изюминка, только поискать надо".

С Анной Петровной разлад полный. Хотя со стороны кто посмотрит - тишь да гладь. Как бы само собой произошло разделение обязанностей: Анна Петровна взяла на себя подъемы и отбои, чистоту и порядок, дежурство и другие хозяйственные заботы, он, Иван - все остальное. С ним - учтива, попросишь что-нибудь сделать, не откажется. Но это непроницаемое лицо, от которого так и веет холодом, эта подчеркнуто педагогическая вежливость!

"Слушай, давай начистоту, какого черта!" - так и хочется сказать иной раз. Но ведь не скажешь. Не девочка же, педагог, солидный человек. Может, и он, Иван, накуролесил что, посоветоваться бы, спросить, но как поглядишь на нее, так пропадает всякая охота лезть с разговорами. Наоборот, появляется желание спорить, делать назло…

Не лучше отношения и с начальником лагеря. Этот не упускает случая отчитать за малейшее нарушение режима, а заговори о делах, ускользает, причем ускользает с ловкостью поразительной. И приходится лишь констатировать: "Опять ушел, опять не дал припереть себя к стенке".

"И что за тип этот Юра? Усмехается, наблюдает, иногда таскается за отрядом, снимает на пленку занятия и тренировки. Зачем снимает, к чему? А раскусить его необходимо, прямо позарез надо раскусить…"

"Хорошо и ясно с Таней, с Зоенькой, они сразу же и безоговорочно встали на мою сторону, во всем всегда поддерживают, с ними можно говорить что думаешь, болтать напропалую, дурачиться, смеяться. С Ириной же…"

Иван загляделся на огонь, как он плещется среди сухих веток, с треском корчит их, делает черными, красными, голубоватыми, рассыпает в угли.

Ирина… Да, она тоже с ними, да, они вместе водят отряды по лесу, по берегам, по оврагам, вместе тренируют. Да, она внимательно слушает его, Ивановы, рассказы о лесе, учится ходить по компасу, как примерная школьница, отвечает на вопросы… Иногда и сама рассказывает ему об Ушинском, Макаренко, о своей студенческой жизни, о том, как интересно бывает у них в интернациональном клубе, какие там устраивают вечера и встречи, какая переписка ведется со студентами из Калькутты и Бомбея… Но и только. А ведь хочется, чтобы не так было, ведь он же… Да что там! Стоит только закрыть глаза, как вот она, Ирина… Улыбается, говорит, вот ее ноги ступают по траве, по песку, ступают медленно и легко, крепкие загорелые ноги…