Экипажи готовить надо

Положил ей руку на плечо и сказал:

- Солистка у нас вот.

- Что вы, Иван Ильич, какая из меня солистка! - испугалась Мария Стюарт. - Я и пою-то, как… курица лапой!

- Ну да! - возразил Иван. - Помню я твою " молдаванеску "…

- А-а-а, - обрадовалась девочка. - Так тогда же надо было!

- Тогда печь дымила, дым шел, а теперь - "огонь". Понимаешь? Горим.

- Понимаю… Ну, а кто же солист?

- Да хотя бы Ширяев. Он у нас всех перекричит.

- Ой, перекричит! - вроде бы и возразила Пинигина, но возразила таким тоном и с таким выражением на лице, что ясно было: знаю, мол, Ширяева горластого.

- Ну, как?

- Ладно уж, - вздохнула Мария Стюарт, - попробуем.

Попрощались с Таней и отправились домой.

"Славная девушка, - думал Иван о Тане, - разом нашли общий язык. Вот и с Зоенькой… С ними чувствуешь себя свободно, говоришь без оглядки, с ними просто и хорошо. А с Ириной… Эта, наверное, много мнит о себе, воображает, что красавица… Нет, надо подружиться с Таней. Или с Зоей?.. Только не с Ириной. Только не с ней!"

Юрка Ширяев тоже поотнекивался для порядка, но по всему было видно, что предложение вожатого ему, Юрке, польстило.

Оставалось подобрать кого-то на роль комсомольского секретаря. Иван спросил у ребят, кого бы они предложили на роль секретаря?

- Бочу, Бочу! - со смехом закричали сразу несколько человек.

Бочей прозвали в отряде Севу Цвелева. Сева - серьезнейший толстячок. Голос у него почти бас, ходит Сева вперевалочку, перед тем, как что-нибудь сказать или сделать, подумает - голову набок.

Секретаря играть сразу же согласился.

- Секретаря? Это можно, - пробасил. - Это я обожаю. - И пригладил чубчик на своей запорожской голове.

Приступили к репетиции.

Глава 9

Иван сидел среди зрителей и отмечал про себя: дрогнул голос у солиста Юрки, слишком уж была убита горем Пинигина, кто-то из хора "дал петуха"… Но Боча настолько вошел в роль секретаря, настолько важно выдавал добровольцам красные книжицы и жал руки, что, в общем, инсценировка понравилась, вожатые с улыбкой оглядывались на Ивана и Анну Петровну, пришедшую на конкурс в самую последнюю минуту, Иван тоже поглядывал на педагога и в который раз за этот день думал: "Вот так-то, Анна Петровна!"

Лучше всех инсценировка удалась Тане Рублевой. Зрители, в основном пионеры младших отрядов, замерли, когда на сцену, где Витя Черевичкин беззаботно и самозабвенно гонял своих голубей, ворвались "фашисты". Все в черном: черные каски, черные френчи и черные же автоматы; белые только черепа и кости на рукавах…

Когда отряды стали расходиться по своим палатам, Иван подошел к стоящим в сторонке Ирине и Тане Рублевой.

- Ну, Танечка, - говорила Ирина, - ты просто молодчина! Где ты откопала этого мальчишку? Я чуть не заревела, честное слово!

Иван тоже наговорил Тане самых хороших слов, а Таня от смущения покашливала и часто-часто дотрагивалась пальцами до своих очков. Говорила, что она тут ни при чем, что она сама не ожидала…

Пошли втроем по затихающему лагерю.

- Они у меня любят все военное, - рассказывала Таня, - а какой я военный? Ну, сделали, что отряд - как подразделение: командиры, политруки, звания, погончики, обращение по-военному, автоматы смастерили, игру недавно провели, ну, а дальше? Понимаете, надо чтобы и другие отряды… Что-то массовое видится, грандиозное, чтоб захватило всех!

Иван вспомнил, как учил ребят ходить по компасу, и сказал, что это лишь начало всевозможных тренировок, которые он задумал. А после тренировок - сложный многодневный поход.

- Не знаю, как будет дальше, но пока мои ребятки довольны…

- Еще бы, - задумчиво сказала Таня. - У нас же ничего подобного нет. У нас же пионеры плавать-то сплошь и рядом не умеют! И мы их не учим!

- А вы, Ирина Дмитриевна, как считаете? - спросил Иван.

- Я недавно прочла, - чему-то улыбнувшись, сказала Ирина, - что древние греки о невежественном человеке говорили: он не умеет ни читать, ни плавать. Так что… я согласна - всему этому надо учить, только… - Она почему-то замолчала, так и не докончив начатой фразы.

- А походы возьми, - снова заговорила Таня. - Ходят в походы, но как! Отойдут километров пять по дороге, и стоп. Причем, котлы, палатки, рюкзаки везут на подводе. Ну, что это такое! Мальчишки… да они мечтают о трудностях, о настоящем! А тут… лишь бы птичка в плане стояла: был, значит, поход туристический. В газете еще напишут - пионеры-де ходят в походы, купаются, загорают…

- Слушайте, девушки, - сказал Иван, - давайте объединять отряды для всяких таких занятий, а?

- Тройственный союз? - обрадовалась Таня. - Согласна! - И протянула Ивану руку.

Он положил свою поверх Таниной.

- Ирина, твоя рука! - потребовала Таня.

- Ну, хорошо… - не без некоторого колебания сказала Ирина и осторожно коснулась Ивановой руки.

- Свершилось! - подытожила Таня. - В честь знаменательного события приглашаю к себе в гости, у меня есть такие вкусные вещи, что язык проглотите.

Посидели у Тани на террасе, похрустели свежими огурцами и, спохватившись, что спать осталось всего ничего, стали прощаться.

Иван пошел провожать Ирину. Они молча шли по дорожке мимо белеющих в темноте, притихших корпусов. Надо было о чем-то говорить и говорить обязательно интересно, Иван понимал это, но темы как-то все не находилось, и вдруг он почувствовал, что волнуется. "А что, если, - в панике подумал он, - так ничего и не придет в голову? Ведь до ее палаты уже недалеко… И она решит - ну и кретин, заснуть можно от скуки… Давай же открывай рот, ну же!" - он начинал злиться на себя, но мысли от этого только застряли, словно бы в узком проходе; так ученики, ринувшись из класса все разом, застревают в дверях.

- Правда, Таня славная? - спросила вдруг Ирина.

- Да-а! - почти что обрадованно подхватил Иван. - Очень! - И, торопясь, стал говорить о Тане Рублевой: и Танины техасы, и синяя курточка с погончиками, и толстые стекла очков, и прямые светлые волосы, и то, что она картавит слегка - все в ней необычно, оригинально, отлично! Иван был искренне благодарен Тане Рублевой, она второй раз выручает его сегодня.

- Не знаю почему, но мне кажется, она походит на Гавроша…

- Да, она прелесть… - немного принужденно сказала Ирина.

- Так вы завтра присоединяете свой отряд? - спросил Иван, довольный тем, что разговор-таки наладился.

- К вам с Таней?

- Ну да. Сразу же после уборки территории - к лесным воротам. Будем изучать компас, топографические знаки… А во время купания - учиться плавать!

- Пожалуй, но… - Ирина с минуту раздумывала, а потом, видимо на что-то решившись, спросила: - Вы не находите, что ваша программа несколько односторонняя? Не впадаете ли вы в другую крайность? В жизни часто встречаешь юношей и девушек… они отличные спортсмены, хорошо сложены, многое умеют и даже знают, но вот насчет интеллекта, кругозора, что ли…

"Ах, вот оно что! Она сомневается, не примитивы ли мы с Таней? Не стремимся ли и пионеров сделать примитивами?..".

- Да нет же, нет! У меня, например, и в мыслях-то не было превратить ребят в этаких ловких, проворных животных. Наоборот, я за сочетание в одном человеке…

- Всего прекрасного?

- Именно!.. И вы еще увидите, честное слово!.. - У него чуть было не вырвалось: "Ты еще увидишь, что не такой я, каким, наверное, тебе кажусь! Узнай сначала, а потом уж делай выводы…"

Но ничего такого Иван не произнес, хотя в тоне, видимо, это чувствовалось, потому что Ирина вдруг рассмеялась.

- Что ж, - сказала она, протягивая руку, - поживем - увидим. - Пожелала спокойной ночи и поднялась на свою террасу.

"Вот ведь какая!" - возмущенно думал Иван, шагая к себе домой.

Но, странно, сам возмущался, а в душе одобрял Ирину, ее осторожность, сдержанность, вдумчивость.

Долго не мог заснуть, ворочался. Вспоминал себя, каким был до того, как познакомился и стал встречаться с парнями из городка науки… Да, он здорово бегал, прыгал и плавал, метко стрелял и ловко катался с гор на лыжах. Но оказалось, парни умеют это делать не хуже его. Но они еще и работали там, за высокими окнами!.. И если они начинали спорить, так он, Иван, только рот открывал от изумления - как? Как в одной голове может уместиться столько знаний, столько мыслей? И не раз при этом самолюбие его было уязвлено, не раз убеждался он в своем невежестве, в этой самой узости своего кругозора. В такие моменты и рождался в нем железный лозунг - ни минуты впустую!