Страница 27 из 27
Когда я выросла, я не стала писать картины, как мечтала в детстве. Я стала писать книги. Если бы была жива Лиза, она бы мною гордилась, наверное.
Помню тот день, когда мама с папой привезли её из клиники. Привезли, потому что по-другому было нельзя. Нельзя начать всё с начала. Лиза состряпала тогда свой фирменный капустный пирог. Мы сидели за столом, пили чай и молчали. Было сложно снова вспомнить, почувствовать, что мы — одна семья.
Говорят, в одну воду не войти дважды, но мы попытались. Пытались через ссоры, крики, через обиды, срывы и трудности. Это ведь наша жизнь, она у нас вот такая. Просто мы поняли наконец, что нужны друг другу — здоровые или больные, злые или добрые — какая разница?
Лизины чудачества, которые в детстве казались мне каким-то таинством, волшебством, теперь приобретали для меня новый смысл. С годами их становилось всё меньше. Иногда мне казалось, что она просто испытывает нас. Испытывает меня на прочность. И от того, выдержу ли я этот экзамен, зависит вся моя жизнь.
Лиза умерла в глубокой старости на наших с мамой руках. Под той картиной «На берегу», которую сама когда-то нарисовала. Умерла в нашем доме с красной черепичной крышей и дымоходами. Я до сих пор в нём бываю, хотя живу теперь далеко — на Алтае (в Англии, куда так стремились выпускники нашей блатной школы, я тоже жила, но так и не прижилась).
У родителей бываю раз в год — приезжаю с дочкой и мужем навестить их и маленького брата. «Маленький» — это я говорю по привычке. Сейчас он здоровый парень, выше меня на три головы. Гений компьютерного дизайна, как о нём пишут.
А мама с папой так и продолжают ссориться, правда, уже редко. И ненадолго. Даже когда говорим с ними по Скайпу с включённой вебкамерой, за мамой, бывает, не задержится:
— Опять целую гору булыжников в дом притащил, представляешь?
Папа обречённо закатывает глаза и улыбается.
Просто они с мамой разные. Пожалуй, в целом свете нет мужчины и женщины, которые меньше бы подходили друг другу. Я и сейчас не знаю ответа на вопрос: что их так крепко связало? Связало на всю жизнь.
А может, знаю? А может, ответ — это я сама?..
Одно я знаю наверняка: люди не могут измениться, как бы того ни желали окружающие и они сами. Даже ради того, кого очень любишь, всё равно себя не изменить. Но ведь можно приспособиться друг к другу — как те берёзы-двойняшки…
А с Диной Сосновской, с Динкой, мы до сих пор дружим, потому что русалки всё-таки существуют. Русалки — форэва![16] Кстати, она так и не рассказала в классе про маму, про тот мой обман. Анна-Мария с Чижевичем тоже молчали.
— Их молчание мне обошлось в кругленькую сумму! — как-то заявила Динка.
Уж и не знаю, верить ей или нет. После той «проверки на вшивость», которую она устроила Максиму, я привыкла ожидать от неё чего угодно.
Максим, кстати, эту проверку выдержал — не стал Динку целовать. Мы провстречались до восьмого класса, а потом он уехал с родителями в Америку. А я осталась. Какое-то время мы пытались сохранить отношения онлайн, но, видимо, для нас это был уже пройденный этап.
Сейчас я ни капли не жалею о том, что всё случилось так, как случилось. И если бы мне предложили что-то изменить в своем прошлом, в своём тринадцатилетии, до краёв наполненном маленькими и большими трагедиями и ещё большими радостями, я бы не стала ничего менять. Наверное, именно благодаря всей этой истории я вовремя поняла, что жить нужно в полную силу — здесь и сейчас, а не до и после.
Необходимо жить.
Бабушка облизывает указательный палец и подставляет его небу:
— Норд-ост, я так и знала. Погляди, Собачкин, сколько сегодня надуло!
Я смотрю под ноги — из песка выглядывают неровные кусочки фольги.
Утром, пока я была в ванной, бабушка вырезала их мамиными маникюрными ножницами — тайком. Сдерживая дыхание, я наблюдала за ней в щёлку двери. Красивые, чуть голубоватые руки подрагивали, бережно расправляя на столе звёздное небо.
— Они настоящие? — я прикрываю ладонью глаза.
Ветер сегодня действительно сильный.
— Самые что ни на есть. Из созвездия Гончих Псов!
Я обнимаю её. Я чувствую, что эта сказка нужна ей гораздо больше, чем мне.
Сиреневое море, розовое небо, золотой песок. И две белые фигуры на берегу — большая и маленькая.
Лиза и я.
16
Навсегда (англ.).