Страница 109 из 133
В эту секунду в холле стукнуло, потом что-то шлепнулось - звук был такой, будто груду мокрого белья шмякнули об пол, и я краем глаза увидел, как мимо раскрытой двери промелькнуло белое, голое, с большой грудью, в одних трусиках, а может, и без них. Олег Петрович вскочил с совершенно неожиданной прытью, захлопнул дверь и подпер ее спиной. Сделалось неловкое молчание, и я спросил, показывая на три видеокассеты, стопкой лежащие на верху горки:
- А что ж эти не взяли?
- Этих не было, - произнес, проследив за моим взглядом, Таратута и, пройдя вихляющей походкой через всю комнату, как бы между прочим сгреб кассеты, поискал глазами и сунул их в нижний ящик серванта. - Давал смотреть. Теперь вернули.
Тут дверь снова приоткрылась, кто-то сунулся в комнату, из холла послышался звук необычайно звонкого шлепка, там захихикали. Таратута бросился на дверь, как на амбразуру, и снова заслонил ее спиной. Я понял, что мне тут делать больше нечего, и поднялся.
- Айн момент, - пробормотал он, поняв мои намерения, и, пятясь задом, выдавил себя в дверь, плотно притворив ее за собой. Оттуда доносилось какое-то бубнение, потом чей-то высокий голос, затем все стихло. Интересно, думал я, за каким чертом он меня пригласил? Спьяну, что ли?
Наведя порядок, Таратута пригласил меня на выход. И я, вдруг разозлившись от всего происходящего, уже в прихожей взял да и спросил его напрямую:
- А вы сами, Олег Петрович, что думаете по поводу кражи? Может быть, у вас незадолго до нее бывали в доме малознакомые люди? Ну, женщины, например?
Он привел детали своего лица в относительное соответствие, с шумом втянул воздух и ответил:
- Малознакомых женщин не держу. Все проверенные. - И добавил, поминутно оглядываясь: - Вы звякните на днях, поболтаем. А то... видите... не дают сосредоточиться!
Я вышел на улицу совершенно раздосадованный. Казарян отсутствует, Таратута просто в некондиционном состоянии, у Полевой к телефону подходит какой-то механизм.
Не люблю, когда с самого начала все идет кувырком. Примета плохая. Надо переломить невезение. Я заглянул в тетрадку: Маргарита Александровна Полева проживала рядышком, буквально через два подъезда. Я шел туда наобум, даже не перезвонив еще раз предварительно. И как бывает, удача ждала меня там, где я не ждал ее никак.
Передо мной на пороге стояла Лялька. Лялька Прекрасная, Лялька В Гневе Ужасная, Лялька еще Бог знает какая... И было на ней черное шуршащее платье, и туфельки на стройных ногах были лаковые, блестящие, и в ушах у нее сверкало, и на шее у нее неземным светом переливалось. И пахло от нее французскими духами, и смотрела она на меня, сдвинув свои смоляные брови, будто ждала, что я сейчас скажу: "А вот точить ножи-ножницы!" Такая у меня теперь работа, подумалось мне. Звонить в чужие двери и, стоя на пороге, объяснять, кто я такой. Даже Ляльке.
- Ты?! - вглядевшись, с безмерным удивлением вскрикнула она.
- Я, - пришлось подтвердить. - Ваш участковый.
- Брось, - хохотнула она, хватая меня за рукав и затаскивая в квартиру, вечно ты со своими шуточками. Да заходи же, чего встал! Лерик! - кричала она через плечо. - Иди скорей, смотри, кто пришел!
- Погоди, - останавливал я ее, - погоди. Я туда попал? Мне нужна Полева Маргарита Александровна.
- Туда, туда! - подтверждала она. - Марго - это моя мачеха, на нее квартира записана. А живем мы. Да Лерик же! - уже сердито прикрикнула она и даже ногой притопнула.
И Лерик выплыл из-за поворота коридора, как большой красавец-теплоход: сверкая линзами затемненных очков над пышными пшеничными усами, в роскошном сером костюме, при вишневом в крапинку галстуке.
- Ба! Какие люди! - воскликнул он и с ходу полез целоваться. От него приятно пахло хорошим мужским одеколоном.
Через полчаса я был в курсе всего. Правда, первые пятнадцать минут пришлось потратить на то, чтобы убедить их в том, что я действительно участковый.
- Погоди, - недоумевал Лерик, - ты же был, кажется, какой-то шишкой на Петровке!
Я терпеливо объяснял, что и шишкой особой не был, и поперли меня оттуда с треском, а почему поперли - разговор долгой, да и неинтересный.
- И вообще, - сказал я, - вы, кажется, куда-то собираетесь. Не отложить ли нам вечер воспоминаний до другого раза?
- Ни в коем случае! - торжественно провозгласил Лерик. - Мы идем в гости, а там без нас не умрут. Ни за что тебя не отпущу без рюмки коньяку! Хотя бы символически!
А Лялька уже несла коньячок и звенела уже хрустальными рюмками, и сами собой появились на столе икорка, и лимончик, и крабы в мисочке, и какая-то нежная до прозрачности рыбка на блюде...
- Да-а, - произнес я, оглядывая все это благолепие. - Похоже, все-таки, продовольственная проблема может быть решена в одной отдельно взятой семье. Позвольте осведомиться: уж не японская ли филология поставляет на ваш стол этакие разносолы?
- Порвато и растоптато, - хохотнул Лерик, разливая коньяк. - Видишь ли, японская филология слишком хрупкая и нежная вещь, чтобы кормить такого троглодита, как я. Как сказал поэт: "Вьюнок обвился вкруг бадьи моего колодца. У соседей воды возьму".
Мы выпили.
- Так-так, - сказал я, подцепив на вилку кусок рыбы. - И где же, если не секрет, ты теперь берешь... воду?
- Никаких секретов, - сообщил Лерик. - Мы - дети времени. Я, например, цивилизованный кооператор.
- Если ты Цивилизованный, не хватай рыбу руками, - встряла Лялька.
- Па-ардон, - сказал Лерик, облизывая кончики пальцев.
- И чем конкретно ты промышляешь? - поинтересовался я.
- Широкий профиль, - объявил он. - Комиссионная торговля, посреднические операции, общепит... ну, много чего еще.
- Так это, стало быть, не Полеву Маргариту Александровну, а тебя обнесли этой зимой?
- Меня, - беспечно махнул рукой Лерик. - Нажито махом - прожито прахом.
- А что забрали?
- Шубу Лялькину, кое-какие цацки, но не все, главное в тайнике лежало, не нашли. Видео, конечно, кассет штук пятьдесят - все, что было...
- Шубу жалко, - вздохнула Лялька.
- Купили ж тебе новую! - удивился Лерик.
- Старая лучше была! - капризно заявила она.
- Прорва какая-то, а не баба, - пожаловался мне Лерик со смехом. - Только не спрашивай меня, кто знал про то, что мы на два дня сматываемся в Домбай. Твои дружки меня этим вопросом замучили. Да сто человек знали!
Он налил еще по одной. И вдруг замер с бутылкой в руке:
- Слу-ушай, а может, мне тебя к нам на работу взять?
- В каком качестве? - полюбопытствовал я.
- Да все в том же! Нам охрана нужна - во как! Лезет, понимаешь, всякая шпана. Да и не шпана тоже... - Он помрачнел и взглянул на часы. - Это дело надо обмозговать. Все. Нам пора. Ляля, ты готова?
На улицу мы вышли все вместе. Лялька, кинув в мою сторону быстрый взгляд, уселась за руль серой как сумерки "волги", Лерик, пыхтя, втиснул свое грузное тело на переднее сиденье. Я сделал им ручкой. Они в ответ обдали меня облаком выхлопных газов. Я повернулся и пошел домой. Дела на сегодня закончены. Какие, однако, дистанции, размышлял я, лежат иногда между прошлым и настоящим. Неужели это Лялька и Лерик? Неужели это я?
Ну, так или иначе, а у меня появляется шанс поближе познакомиться кое с кем их тех, кто на валиулинской схемке обозначен безликими кружочками и квадратиками. И моя работа - в том, чтобы этот шанс не упустить.
8
- К тебе посетитель, - сказал мне дежурный капитан Теплушко, когда следующим утром я входил в отделение. - Там, возле кабинета.
В коридоре было полутемно, я разглядел только, что на стуле в распахнутом пальто сидит, сгорбившись, немолодой человек, сидит, опершись двумя руками на палку, устроенную между колен.
- Здравствуйте, - сказал я, гремя ключами. - Сейчас, минуточку. - Отпер дверь и пригласил: - Проходите, пожалуйста.
Он шагнул из полутьмы на свет, и я обмер: передо мной стоял покойник Черкизов из сорок четвертой квартиры.