Страница 29 из 29
Майор с подполковником заумью страдают, женщин следует слушать. Они умнее. А этот… Таня взглянула на улыбающегося Гурова, весь из себя гордый и высоконравственный, ночью в лоб поцеловал, будто покойницу. Так ему и поверили, что кроме жены все остальные бабы для него лишь друзья-товарищи.
Когда Зинич разговаривал с «чертом из подземелья», так Толик называл про себя Юрия Петровича, то пугался. Ворошить связанные с «заповедником» старые дела совершенно ни к чему, ведь кроме девки психопатки, многое может выплыть. Молодой Толик был, неопытный, только следователь таких слов не знает, поинтересуется лишь, совершеннолетний или нет. И точка. Тоже закон придумали: ум человека годами измерять. Один сопли еще не подобрал, уже все соображает, другому жизнь плешь проест, а он внуков учит, что надо всегда говорить правду и жить гордо.
Сейчас Толику вроде бы бояться нечего, запер его в номере московский сыщик, так это шуточки. Когда у него будет что серьезное, Толика в другом месте запрут, где балконов нет, а на окнах железные намордники. Поскорее бы они все разъехались, а он своими дамами занялся. Противно, конечно, и не больно денежно, однако безопасно.
Кружнев шел в стороне от компании, поглядывал на всех с чувством превосходства, размышляя о смысле бытия. «Ну к чему мне убивать этого прибитого молью донжуана? Благодетеля я и так за горло возьму, за ним грехов на полный круг ада хватит. Меня на сегодняшний день в рай не пустят, а я и не рвусь, там скучно. Володьку Артеменко жизнь, как и меня, видно, не баловала, седой совсем, подсасывает втихую, словно грудняк соску. Можно вечером к нему в номер войти и в бутылку, что стоит у него на полочке в туалете, капнуть. Володя либо перед сном глотнет, либо утром во время бритья. А я тут при чем? У меня как всегда стопроцентное алиби».
Кружнев взглянул на Гурова с ненавистью, вот кого прибрать следует, тоже мне супермен-победитель, ни горя у него, ни забот.
Он вынул из кармана ватный шарик, в котором была спрятана капсула с ядом и осторожно подбросил. Чего стоит жизнь? И вспомнились слова известной песни, которую пел в кинофильме Олег Даль: «Есть только миг между прошлым и будущим…»
Артеменко шел между Майей и Таней, поддерживая светский разговор и вспоминал свою встречу с Юрием Петровичем.
– Держи, недоумок, – шеф протянул через стол стограммовый шкалик коньяку, – брось после ужина парню в карман. Вечером не заметит, утром найдет, думаешь, он с похмелья вспомнит, как у него шкалик оказался? Платком его протри, Володя. Достаточно того, что ты в одном месте свою визитную карточку оставил. Я такие дела проворачиваю, а ты один пустяк сделать не можешь, хочешь все иметь и ничем не рисковать.
Артеменко молча взял шкалик, завернул в платок, убрал в карман.
– Люблю я тебя, – Юрий Петрович вздохнул, – а может быть, просто привык. Так мы свои привычки любим больше всего на свете. Ты смотри, по ошибке сам не хлебни, отдашь богу душу раньше времени.
Артеменко понять последней фразы не мог, и Юрий Петрович рассмеялся.
– Я пошел. Хвоста за тобой нет, я уверен, что милицейский дружок твой Володю Артеменко ни в чем не подозревает, действуй спокойно. Да, капсулу, что у тебя осталась, в туалет выброси. Яд хранить опасно, не убьет сегодня, обязательно убьет завтра.
Артеменко не знал, что капсулы с ядом у него уже второй день нет. Так закончилась его встреча с Лебедевым, а сейчас Артеменко рассказывал девушкам давно забытый анекдот и нащупывал в кармане шкалик, как бы его вместе с платком не вытряхнуть. Толик шел чуть впереди, ни куртки, ни пиджака он не носил, брюки в обтяжку, в задний карман шкалик не сунешь. Хорошо Петровичу у пульта дистанционного управления сидеть и командовать.
– Володя. – Майя сжала ему локоть. – Когда рассказываешь анекдот, полагается не хмуриться, а смеяться.
«Я не справлюсь, – рассуждал тем временем подполковник Гуров, – точно не справлюсь, необходимо звонить в Москву, просить помощи. А сейчас – отменить выездной обед и вернуть всех в гостиницу».
Гуров догнал Толика Зинича и негромко, четко выговаривая слова, заговорил:
– Толик, мы нашли твоего пожилого приятеля, который тебя бросил. Не крути головой и закрой рот. Если тебя умный человек в номере запер, надо сидеть и терпеливо ждать, пока выпустят.
– Товарищ начальник, – пробормотал Толик, – Лев Иванович, я думал…
– Не надо, – перебил Гуров. – Я сейчас от тебя отойду, через несколько минут ты скажешь, что возвращаешься в гостиницу. Не объясняй почему, надо, и все, точка. Вся компания тоже вернется. И ты весь оставшийся день будешь ходить за мной как привязанный.
– А если все не вернутся? – Толик икнул.
– Вернутся. – Гуров остановился, подождал Артеменко и девушек. – Друзья, надо торопиться на пляж, хоть немножко загореть.
Таня чуть кивнула, Артеменко безразлично пожал плечами, окликнул Кружнева.
– Леня, ты что, словно принц датский, в уединении решаешь надоевший всем вопрос?
– Я уже решил, – ответил Кружнев.
Каждый в этой веселой и беззаботной компании принял решение, что он будет сегодня делать и чего не будет. Но все ошибались. Ошибался даже профессиональный сыщик, чего же ждать от остальных?
Последний вечер
«Я свое возвращение подготовил, Таня последует за мной. Как только Зинич повернет, за ним бросится и преступник», – рассуждал Гуров.
Так все и произошло. Поднимаясь по лестнице гостиницы, Майя сказала:
– Толик, зайди, ты мне нужен.
– Сей минут, госпожа, – ответил Толик и побрел за подполковником.
Гуров пропустил его в номер, запер дверь.
– Садись и рассказывай, времени выслушивать вранье у меня нет. Когда, где к тебе подошел невысокий плотный мужчина, лет шестидесяти, чем тебе пригрозил, что от тебя потребовал? Выкладывай, Зинич, быстро.
– Какой мужчина? – На Толика опять напала икота.
– Я ни разу в жизни не ударил допрашиваемого. – Гуров угрожающе двинулся на Зинича. – Мы не в служебном кабинете, сейчас не допрос, дружеская беседа.
– Прокурор! – прошептал Толик, втягивая голову в мощные плечи.
– Будет прокурор, обязательно! Говори!
– Все, все, гражданин начальник, я ни в чем не виноват. Девка выбросилась из окна сама.
– Я задал тебе вопросы, отвечай по порядку.
– Понял, сейчас, вот только соберусь с мыслями.
Зазвонил телефон. Гуров снял трубку, сказал:
– Слушаю.
– Артеменко говорит. Лев Иванович, вызовите милицию и срочно приходите в триста шестнадцатый.
Гуров положил на стол блокнот и шариковую ручку.
– Сиди и пиши! Из номера выберешься – посажу в изолятор!
Дверь номера, в котором жила Майя, была приоткрыта. Гуров вошел без стука.
Майя лежала на полу, запрокинув голову, оскалившись, смотрела в потолок. Подполковник Гуров покойников в своей жизни видел, и проверять пульс у Майи не стал.
Таня и Артеменко сидели в креслах, сложив руки на коленях, будто примерные ученики. Из прокушенной губы Тани стекала кровь, из широко открытых глаз Артеменко бежали слезы.
– Так и сидите, – устало сказал Гуров и позвонил в отдел. – Товарищ майор, приезжайте, возьмите с собой группу и следователя прокуратуры.
Артеменко медленно поднялся и начал двигаться вдоль стены, стараясь держаться от тела как можно дальше.
– Сядьте на место, – механически сказал Гуров.
– Мне надо в свой номер. – Артеменко опустился в кресло, удивляясь собственной наивности. Никуда его не выпустят.
Можно попроситься в туалет, но подполковник обязательно войдет за ним, и, кроме унизительной сцены, ничего не получится. Надо сидеть смирно, если он начнет дергаться, только привлечет к себе внимание.
В коридоре раздались голоса, шаги, первым к стоявшему в дверях Гурову подлетел Отари. Гуров дал возможность майору заглянуть в номер, обратился к следователю прокуратуры.
– Вот такие дела. Девушка, которая сидит в кресле, – офицер милиции, если вы разрешите, я ее заберу, вы сможете допросить ее чуть позже.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.