Охота на лис

— Капитан Смит, — мягко отрекомендовалась она. — Я служу в Королевских инженерных войсках.

Марк не смог сдержаться.

— Боже мой! — снова произнес он.

Девушка не обратила на его эмоции ни малейшего внимания.

— Вам просто посчастливилось, что вы нашли меня здесь. Мне дали двухнедельный отпуск, все остальное время я нахожусь на базе в Косове. — Нэнси заметила, как рот Анкертона медленно приоткрывается от удивления. — Только, пожалуйста, не повторяйте снова ваше «Боже мой!», — попросила она. — У меня создается впечатление, что вы глазеете на меня, как на обезьяну в цирке.

Боже! Как она похожа на Джеймса!

— Извините.

Она кивнула:

— Что вам от меня нужно, мистер Анкертон?

Вопрос был задан в слишком прямой и резкой форме, и Анкертон немного замялся.

— Вы получили мои письма?

— Да.

— В таком случае вам известно, что я представляю Лок…

— Вы уже не в первый раз это говорите, — нетерпеливо оборвала его Нэнси. — Они что, чем-то знамениты? Я обязана знать, кто они такие?

— Они из Дорсета.

— В самом деле? — Она рассмеялась. — В таком случае вы нашли не ту Нэнси Смит, мистер Анкертон. Мне ничего не известно о Дорсете. Не помню, чтобы я когда-либо встречала кого-то, кто жил в Дорсете. И мне, конечно же, не знакомо семейство Локайер-Фокс… из Дорсета или из какой угодно другой местности.

Он наклонился вперед в кресле, приложив пальцы к губам.

— Элизабет Локайер-Фокс — ваша биологическая мать.

Если он рассчитывал удивить ее, то был, несомненно, разочарован. Вероятно, столь же малое впечатление произвело бы на Нэнси сообщение о том, что ее матерью является сама королева.

— В таком случае то, чем вы занимаетесь, совершенно незаконно, — спокойно произнесла она. — Правила, касающиеся приемных детей, вполне определенны. Биологический родитель должен поставить ребенка в известность о своем желании встретиться с ним, но ребенок со своей стороны не обязан откликаться на это стремление. И тот факт, что я не ответила на письма, является самым прямым свидетельством того, что я не имею ни малейшего желания встречаться с вашей клиенткой.

Она говорила с характерным мягким херефордским ритмом, который был свойствен и ее приемным родителям, но манера высказывать свое мнение отличалась не меньшим напором и жесткостью, чем манера самого Анкертона. Поверенный вновь почувствовал, что находится в весьма невыгодной для себя ситуации. Он-то рассчитывал, что ему удастся, сменив тактику, сыграть на дочерних чувствах, однако полное отсутствие у Нэнси каких-либо положительных эмоций в ответ на сообщенную информацию ясно дало понять, что его альтернативная тактика также обречена на провал. Вряд ли он мог сказать ей всю правду. Никто не знает, где находится ребенок, убеждал он своих клиентов, в каких условиях он воспитывался. Марк предупреждал, что семья может своими поисками спровоцировать значительно более сложные проблемы, наткнувшись, к примеру, на не совсем нравственно чистоплотного наследника.

«Разве может быть что-нибудь хуже того, что мы уже имеем?» — сухо ответил ему Джеймс.

Замешательство Анкертона еще более усилилось, когда он заметил, что Нэнси поглядывает на часы.

— В моем распоряжении не так много времени, мистер Анкертон. В пятницу мне необходимо вернуться в часть, и я хочу с наибольшей возможной пользой провести оставшееся время. Исходя из того, что я не проявила ни малейшего интереса относительно знакомства с моими биологическими родителями, как вы можете объяснить свой приезд сюда?

— Я не был уверен в том, что вы получили мои письма.

— В таком случае вам следовало бы навести соответствующие справки в почтовом отделении. Они все отправлялись с уведомлением. А два из них благодаря внимательности моей матери дошли до меня даже в Косове.

— Я надеялся, что вы подтвердите получение с помощью почтовых карточек, которые я вкладывал в письма. Так как вы меня не уведомили, я предположил, что вы их не получили.

Она покачала головой. Лжец!

— Ну что ж, если все, что вы говорите, правда, то на этом беседу можно закончить. Никого нельзя вынудить отвечать на те письма, на которые он не желает отвечать. Факт, что вы отсылали их с уведомлением, — Нэнси смерила его взглядом, — а я не отвечала на них, является достаточно надежным свидетельством того, что я не собиралась поддерживать с вами переписку.

— Простите, — произнес Анкертон, — о вас мне было известно только имя и адрес, зарегистрированные на момент удочерения. Всякое могло случиться. Вы со своей семьей могли переехать, или приемные родители могли отказаться от ребенка, вы могли сменить имя. В любом из названных случаев мои письма до вас не дошли бы. Конечно, я мог послать частного детектива навести справки у соседей, но я считал, что в подобном случае поступлю еще более бестактно, чем если приеду лично.

Его оправдания казались Нэнси чрезмерно гладкими, Анкертон напомнил ей одного дружка, который дважды подвел ее и в результате получил от ворот поворот. «Я не имел в виду ничего дурного… у меня было ответственное поручение… как-то само сложилось…» Нэнси ему не поверила.

— Что может быть более бестактным, чем предъявлять права на меня от имени какой-то совершенно незнакомой мне женщины?

— Речь идет вовсе не о предъявлении прав.

— Зачем же в таком случае вы сообщили мне ее фамилию? В глубине души, несомненно, предполагая, что замарашка по фамилии Смит будет вне себя от радости, узнав, что приходится родней неким Локайер-Фоксам.

Боже, Боже мой!

— Если у вас сложилось подобное впечатление, то вы, конечно же, вычитали из моих писем то, что мне никогда бы и в голову не пришло. — Он наклонился к ней, его взгляд сделался еще более серьезным. — Мой клиент не только не предъявляет никаких прав на вас, но скорее находится в положении просителя. Вы со своей стороны проявите величайшую отзывчивость, если согласитесь на встречу.

Мерзкий слизняк!

— Наш вопрос чисто юридический, мистер Анкертон. Мой статус приемного ребенка защищен законодательством. И вы не должны представлять мне информацию, о которой я вас не просила. Неужели вам ни разу не пришло в голову, что я вообще могла не знать, что являюсь приемной дочерью?

Марк снова прикрылся юридической казуистикой:

— В моих письмах не было никаких упоминаний об удочерении.

Легкое удивление, которое первоначально испытывала Нэнси от его хорошо отрепетированной самозащиты, уступило место возмущению. Если Анкертон представляет интересы ее биологической матери, то у нее нет ни малейшего намерения проявлять величайшую отзывчивость.

— О, давайте обойдемся без подобных уловок! Какие выводы, по-вашему, я должна была сделать? — Вопрос был абсолютно риторический, и Нэнси отвернулась к окну, чтобы немного снять раздражение. — Вы не имели права называть мне имя моих биологических родителей и место их проживания. Ни о какой подобной информации я вас не просила. И что, теперь я не должна никогда ездить в Дорсет, чтобы случайно не наткнуться на кого-нибудь из Локайер-Фоксов? И волноваться при знакомстве с каждой женщиной, в особенности с теми, кого зовут Элизабет?

— Я действовал в соответствии с инструкциями, — ответил Анкертон, чувствуя себя все более неуютно.

— Нисколько не сомневаюсь. — Нэнси отвернулась от него. — Это ваша извечная профессиональная индульгенция. «Истина» — слово, одинаково чуждое адвокатам, журналистам и торговцам недвижимостью. Вам бы следовало попробовать работу вроде моей, в которой приходится думать об истине постоянно, потому что от вас зависят человеческие жизни.

— Разве вы не следуете инструкциям, как и я?

— Едва ли, — отмахнулась она. — Те приказы, которые я выполняю, призваны защищать свободу… ваши же просто являются отражением попыток одного индивида взять верх над другим.

Марк был слегка уязвлен этими словами и попытался возразить:

— Значит, в вашей философии нет места индивиду? Если бы законодательные нормы определялись числом их сторонников, кучке суфражисток никогда не удалось бы добиться права голоса для женщин… и вы бы не смогли служить в армии, капитан Смит.