Страница 7 из 90
Дальнейшее развитие событий шло стремительно. Анна увела министров на обед, а оставшиеся под надзором гвардейцев дворяне за два-три часа никакой новой «формы правления» сочинить не смогли, тем более что гвардия потребовала возвращения императрице ее законных прав: «Государыня, мы верные рабы вашего величества, верно служили вашим предшественникам и готовы пожертвовать жизнью на службе вашему величеству, но мы не потерпим ваших злодеев! Повелите, и мы сложим к вашим ногам их головы!» Под крики офицеров шляхетство подало вторую челобитную с просьбой «всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели». Вслед за тем Анна разорвала «кондиции» (в таком виде они и хранятся ныне в Российском государственном архиве древних актов).
Самодержавная Анна Иоанновна упразднила Верховный тайный совет и наградила за верность своих спасителей. Майоры гвардии получили от пятидесяти до ста душ, капитаны — по сорок, капитан-поручики — по тридцать, поручики — по двадцать пять, подпоручики и прапорщики — по двадцать. В среднем же восстановление самодержавия стоило казне примерно по тридцать душ на каждого офицера — за ликвидацию российской «конституции» была заплачена не слишком дорогая цена.
Удача, наконец, улыбнулась маленькой принцессе и ее матери-герцогине. Из прозябавших в московской глуши приживалок они стали ближайшими родственницами всероссийской императрицы. Уже в марте 1730 года Анна Иоанновна пожаловала племяннице обещанный орден. Государыня увеличила сестрам содержание. Герцогиня Екатерина получила в подарок богатый дом покойного генерал-адмирала Апраксина на набережной Невы и развлекалась по полной программе. «Сестра относится к ней с большим уважением и предоставляет ей всё то, в чем она нуждается. Это женщина толковая, но совершенно безрассудная. Ей 40 лет, она очень толста и противна, имеет склонность к вину и к любви и никому не хранит верности», — писал в «Донесении о Московии в 1731 году» испанский посланник при русском дворе Хакобо Франсиско Фитц Джеймс Стюарт герцог де Лириа-и-Херика.
Испанец откликнулся на появление в свете дочери герцогини, юной мекленбургской принцессы: «… 13-ти лет от роду, родилась в 1718 году и, кажется, наделена восхитительными качествами. Царица любит ее, словно свою собственную дочь, и никто не сомневается в том, что ей предназначено наследовать престол». Так в то время думали и другие иностранные дипломаты. Однако тот же Лириа отметил рядом с нашей героиней ее достойную конкурентку — цесаревну Елизавету: «Она очень красива, наделена разумом, манерами и грацией. Она великолепно говорит по-французски и по-немецки. Царь Петр II, ее племянник, был влюблен в нее, но она не дала места ни малейшему подозрению в том, что она ответила на его чувство… Если бы принцесса Елизавета вела бы себя с благоразумием и рассудительностью, как это подобает принцессе крови, и если бы она не была дочерью царицы Екатерины, то всё складывалось бы в пользу того, чтобы ей стать царицей после смерти Петра II. Но позорный обмен любезностями с человеком простого происхождения лишил ее чести короны»33.
Обе принцессы-соперницы прожили десятилетие царствования Анны под ее строгим контролем. И для Анны Леопольдовны, и для Елизаветы путь к власти не был усыпан розами.
Глава вторая
ВСЕЛЮБЕЗНЕЙШАЯ ПЛЕМЯННИЦА, ИЛИ БРАУНШВЕЙГСКАЯ ПРИНЦЕССА
Она действительно никого не любит.
Придворная жизнь
Анна Иоанновна и ее окружение постарались как можно скорее забыть о неприятных обстоятельствах, сопровождавших ее восшествие на престол. Манифест от 16 марта 1730 года о предстоящем венчании на царство уже не допускал и мысли о каком-либо ином способе получения власти, кроме как посредством божественной воли, ибо «от единого токмо Всевышнего царя славы земнии монархи предержащую и крайне верховную власть имеют». Немедленно началась переприсяга всех служащих империи теперь уже самодержавной Анне. Коронационные торжества сопровождались даровым угощением народа и красочными фейерверками.
Конечно, пришлось пойти на уступки «шляхетству». Был уничтожен петровский закон о единонаследии и сделан шаг по пути дамской эмансипации: Анна Иоанновна (не с учетом ли собственного горького опыта?) повелела выделять после смерти мужей вдовам седьмую часть недвижимого и четверть движимого имущества (плюс приданое), которым они могли распоряжаться по своему усмотрению. В 1731 году был открыт Сухопутный шляхетский кадетский корпус для подготовки из дворянских недорослей офицеров и «статских» служащих. Тогда же правительство в поисках лучшей системы «произвождения» в первые обер- и штаб-офицерские чины в армии восстановило отмененную при Екатерине I практику баллотирования (избрания полковыми офицерами). В первые годы царствования Анны помещичьи крестьяне потеряли право приобретать землю в собственность, им было запрещено брать откупа и казенные подряды. С другой стороны, все поползновения дворянского «общенародия» на участие во власти (например, содержавшиеся в проектах 1730 года предложения о выборности должностных лиц в центральных учреждениях и губерниях) были решительно отвергнуты.
На создание новой системы власти ушло примерно два года. Новый режим получил у потомков названия «бироновщина» и «эпоха немецкого засилья». Однако стоит напомнить, что именно «природная» русская знать встретила Анну «кондициями» и пыталась превратить ее в безвластную куклу на троне. Неудивительно, что она приближала к престолу хорошо известных ей слуг из курляндских и прочих «немцев». Но так ли уж много их было? Составленный в 1740 году «Список о судьях и членах и прокурорах в кол[л]егиях, канцеляриях, конторах и протчих местах» свидетельствует: на закате бироновщины из 215 ответственных чиновников центрального государственного аппарата «немцев» было всего 28 человек (по сравнению с тридцатью при Петре I в 1722 году). Если же выбрать из этих служащих лиц в чинах I–IV классов, то окажется, что на 39 важных русских чиновников приходилось всего шесть иностранцев (чуть больше 15 процентов) — намного меньше, чем среди военных34.
Армию теперь контролировал фельдмаршал Бурхард Христофор Миних. Прошла кампания по смене руководителей центральных государственных учреждений и губернаторов. Императрица сохранила и даже расширила состав Сената, включив в него и кое-кого из вчерашних «верховников», и тех, кто подписывал ограничительные проекты. Но над Сенатом она поставила Кабинет министров, где первую роль играл не престарелый канцлер Гавриил Иванович Головкин, а «душа» этого учреждения — вице-канцлер Андрей Иванович Остерман, который и был истинным режиссером успешной акции по восстановлению самодержавия в феврале 1730 года.
Но для «противовеса» Остерману после смерти Головкина в состав Кабинета последовательно вводились его оппоненты — сначала возвращенный из почетной ссылки Павел Иванович Ягужинский, затем деятельный и честолюбивый Артемий Петрович Волынский и, наконец, будущий канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Министры огромное количество времени (порой они заседали «с утра до ночи») посвящали решению проблем финансового управления — проверке счетов, выделению средств на те или иные нужды, вплоть до выдачи жалованья, и взысканию недоимок. Позднее на первый план выдвигаются вопросы организации и снабжения армии в условиях беспрерывных военных действий 1733–1739 годов.
На протяжении всего времени существования Кабинета через него проходило множество сугубо административнополицейских распоряжений — о «приискании удобных мест для погребания умерших» или распределении сенных покосов под Петербургом, разрешении спорных судебных дел и рассмотрении бесконечных челобитных о жалованье, повышении в чине, отставке, снятии штрафа и т. д. Право принятия важнейших, в том числе внешнеполитических, решений перешло в придворный круг к ближайшим советникам императрицы — Остерману и Бирону.